Уютная ласковая тьма постепенно таяла, уходила, оставляя после себя мертвящую пустоту, и Диант отчаянно продолжал за нее цепляться, что бы как можно больше отдалить миг пробуждения навстречу реальности, ранящей душу битым о булыжник стеклом. Он не то что бы боялся, просто не желал видеть опостылевший узор балдахина или стен. Если не открывать глаз и очень постараться, — то можно представить, что ничего вокруг нет, что он по-прежнему в согревающем полумраке шатра, а тишина вокруг — вовсе не потому, что нечего и некого слышать. Что вот-вот появится светловолосая волшебница Лиз или синеглазый Дамир, которому еще не надоело тратить свое время на чужого никчемного мальчишку…

Нет, как не напрягайся — обмануть себя не получится. Подушка слишком велика, можно утонуть, под пальцами гладкое тонкое полотно, а не тканое покрывало, и запах другой: смесь пыли, въевшейся в тяжелые занавеси и портьеры с добавлением каких-то духов. Диант вдруг понял, что и в его комнате воздух был иным, и приоткрыл веки, для того, что бы убедиться, что мир опять не пожелал дать ему даже малюсенькой поблажки.

Помпезная опочивальня, в которой он лежал, была еще не его тюрьмой, но несомненно ее преддверием. Смешно даже предположить, что побег, пусть не планируемый заранее и неожиданный для него самого, будет расценен как невинная шутка, за которую ему погрозят пальчиком, пеняя на недостойное принца поведение… Несомненно, его запрут куда-нибудь, понадежнее Шпассенринка.

При этой мысли, грудь прошила тонкая острая игла, горло перехватило: я же не выдержу больше!.. Но до глаз слезы не добрались. Диант зажмурился и свернулся, пытаясь укрыться от безжалостной действительности хотя бы одеялом. Почему он не имеет права, хоть умереть на свободе, а не среди стен, смыкающихся над ним могильным склепом? Почему он вообще не умер — всем, включая его самого, стало бы только лучше…

Он вздрогнул и вскинулся, когда лба коснулась прохладная ладонь.

— Ди? — бесшумно появившийся Дамир сел рядом.

Чародей выглядел усталым и грустным. Серебряный венец он снял, но даже без такого украшения его высокое положение было очевидно.

А это значило, что за их встречей стоял король. Диант молчал, опустив голову, но очень хотелось спросить зачто: чем бы он не успел разочаровать волшебника, для чего было обманывать? И зачем тот теперь сюда явился? В чем бы он ни был виноват, но ему же тоже бывает больно…

— Ди, как ты чувствуешь себя? Голова не кружится? — встревожено спросил Дамир: поле мальчика было нестабильным и прерывисто мерцало.

— Немножко, — выдавил Диант.

От слабости подташнивало и покачивало, но дышать сегодня было все-таки легче. Только сердце тяжело, словно нехотя, ворочалось в груди.

— Ляг обратно. И тебе поесть не мешало бы…

— Не хочется… — прошелестел тусклый безжизненный ответ.

— Ди, ты обещал верить мне, — стараясь справиться с волнением, Дамир осторожно сжал его руку, — Если кто-нибудь попробует тебя обидеть, мы просто уйдем.

Диант потрясенно вскинул на него недоверчивый взгляд, думая, что ослышался, — но направленные в пространство синие глаза, в которых словно в зеркале отражалась вся его боль, были серьезны и абсолютно искренни.

— Можно… — робко вырвалось жалобное, — сейчас…

Дамир вдруг ощутил неподдающийся описанию приступ обжигающей злобы: на себя, на весь белый свет, на всех тех, кто умудрился затравить ребенка до такой степени. На какой-то миг он даже утратил способность различать опалесцирующие поля, так что можно было сказать, что гнев был ослепляющим.

— Ди, послушай… — ему понадобилось усилие, что бы начать говорить, — Знай, что есть трое людей, которые тебя всегда защитят: Лиз, мой наставник и я. Но я прошу тебя, подождать. Во-первых, пока ты выздоровеешь. А во-вторых, прошу тебя, выслушай, что скажет тебе король. Потом, если захочешь, мы уйдем сразу же. Обещаю!

— Хорошо… — покорно согласился Диант, готовый на что угодно ради даже призрачной надежды не оказаться снова в заточении.

— Ди! Я говорю это не из-за того, что считаю тебя в чем-то виноватым и заслуживающим наказания. Наоборот! Тебе нужно поговорить с отцом, — Дамир особенно подчеркнул последнее слово, — именно потому, что нет никаких причин, мешающих тебе смотреть в глаза людям прямо! За тобой нет никакой вины и тебе нечего бояться.

Он привлек мальчика к себе и продолжил, опережая невысказанный вопрос:

— В жизни много несправедливости, Ди. И тебе не раз придется с нею столкнуться. Не раз придется отстаивать себя, тех, кто тебе дорог… Иначе не бывает. Даже у принцев и волшебников.

— Я понимаю, лорд Дамир, — Диант смиренно опустил голову, выдергивая нитки из одеяла.

— Не нужно обращаться ко мне так официально, — вместо последующей лекции улыбнулся его защитник, — Я надеюсь, мы станем друзьями.

Он говорил с такой спокойной уверенностью, что любое сомнение в возможном будущем казалось просто нелепым и торопливо отступало, прячась в глубочайшую тень.

— Мне бы тоже хотелось… — мальчик застенчиво улыбнулся.

Он по-прежнему, даже еще лучше чувствовал силу чародея, хотя и не погружался в нее полностью как раньше, но возникшее ощущение скорее всего было связано не с этим: ощущение, как будто в зыбкой голодной трясине у него под ногами вдруг оказалась надежная твердь.

— Хотеть — это все, что необходимо в таких делах, — молодой человек поднялся.

— А можно мне тогда… погулять? — выпалил Диант, пока чародей не ушел, и покраснел от своей наглости.

— Не только можно, но и нужно! — Дамиру снова пришлось делать над собой усилие чтобы тон оставался легким и спокойным, — Правда, сегодня тебе лучше побыть в постели. Завтра сходим.

Он не мог видеть, как опять поник маленький принц, — не то что бы тот сомневался, просто слишком глубоко в сущность въелся страх, — но наблюдая за угасающими переливами его цветов, решительно заключил:

— Сейчас ты все-таки что-нибудь съешь, если хочешь завтра гулять, а потом… — предназначенная Дианту улыбка согревала лучше любого огня, — Оставаться в постели, еще не причина чтобы скучать!

В правдивости его слов принц убедился в полной мере. Устроившись на подушках, сложенных так, что бы мальчик мог удобно опереться, они на пару отдали должное доставленной снеди, и оказалось, что в компании даже есть гораздо интереснее. Пока они болтали о книгах, у Дианта внезапно проснулся зверский аппетит, так что тарелки были едва ли не вылизаны подчистую. Правда, сначала он напрягся под опасливо-любопытными взглядами прислуги, но восхитившая его невозмутимая небрежность волшебника, наплевательское отношение к чопорным требованиям дворцового этикета, — оказались все же заразительными.

Затем принц получил в свое полное распоряжение принадлежности для рисования, которые все же были до поры отложены, уступив место шахматной доске.

— Ваш ворон… — стесняясь проговорил мальчик, глядя как пообещавший научить его игре, молодой человек перебирает фигурки, — Вы можете смотреть через меня.

— Спасибо, — Дамир был тронут его предложением, — Но не стоит тебя напрягать. Думаю, я обойдусь.

Он нашел еще более занимательный выход из положения, отметив каждую фигуру своей магией, и они ожили: офицеры отдали честь, занимая свое место, солдаты поправляли амуницию, короли и королевы грозно хмурились. Пустяковина, шалость, — но Диант совсем развеселился и оживился, наконец-таки став похожим на обычного нормального ребенка.

Когда их прервала Лизелла, выдержавшая настоящий бой, что бы не пустить к ним Эрнста, принц без тени недовольства выпил лекарство, видимо придя к выводу, что болеть и в самом деле не так уж плохо. Особенно, если рядом друзья.

Даже не верилось, что это безумие с побегом закончилось, и Диант здесь, целый и невредимый. Ансгар долго смотрел на спящего сына, которого не видел… Да, получается со времени последней вспышки.

Когда он его ударил.

Вот уж чего не мог себе простить! И не смог вернуться. Он ведь и в самом деле начал бояться, что Диант сходит с ума, и боялся увидеть тому новые доказательства. Отгороженное калейдоскопом событий и дел, время летело почти незаметно, так что прошел не один месяц. И не два. Странно, но сейчас король почти не узнавал сына, и вовсе не потому, что мальчик все еще выглядел нездоровым, как будто голодал не четыре дня, а полгода. Благодаря стараниям волшебников найденному принцу не придется долго валяться в постели, и на щеках у него уже проявился естественный румянец.