Вторично включили «ночной» экран. До предела сузив радиолуч, удалось получить достаточно отчетливое изображение.

Четверо товарищей хорошо видели, как в наступившей темноте быстро поднялись три продолговатые тени. Неясные контуры их голов шевелились, наклоняясь друг к другу, точно черепахи переговаривались между собой. Поднялась и снова спустилась длинная суставчатая «рука».

— Она показала на нас, — взволнованно прошептал Баландин. — Ни одно животное не способно на такой жест.

— По-моему, просто махнула лапой, — возразил Зайцев. — Вы увлекаетесь, Зиновий Серапионович.

— Смотрите внимательней!

Но черепахи больше не шевелили «руками». Почти час звездоплаватели, не зажигая света, наблюдали за ними. К трем теням присоединилась четвертая, потом все четыре куда-то исчезли.

Вспыхнул прожектор. Темно-красных эллипсоидных панцирей нигде не было видно. По-прежнему медленно передвигались по дну круглые «беседки», казалось не обращая внимания на лодку. Но страшные создания, умеющие стоять на задних ногах и делать жесты передними, больше не появлялись.

— Куда они могли деваться? — недоумевал Баландин. — И почему убежали? Раз они умеют ходить на двух ногах, то значит…

— Откуда вы взяли, что они умеют ходить? — перебил профессора Зайцев. — Мы видели, что они стоят, это верно, но отсюда не следует…

— У вас совсем нет воображения, — сердито сказал Баландин.

Зайцев засмеялся.

— Зато у вас его слишком много. Даже удивительно много для ученого.

— К этим черепахам надо как следует присмотреться, — сказал Мельников. — Мне тоже показалось, что она протянула «руку» к лодке.

— Присмотреться! А как присмотреться, если их нет?

— Вернемся сюда еще раз.

— Если найдем это место, — уныло сказал Баландин.

— В любое время я доставлю вас сюда. Отсутствие воображения, — Зайцев улыбнулся, — мне восполняют приборы навигации.

— Давайте прямо к острову! — сказал Мельников, видя, что профессор начинает серьезно сердиться. — На этот раз хватит. Константин Евгеньевич очень недоволен.

Действительно, Белопольский несколько раз радировал, чтобы лодка не задерживалась. На звездолете ее с нетерпением ждали.

Зайцев дал полный ход.

Через полтора часа подводная лодка уже знакомым фарватером вошла в залив и пришвартовалась к борту звездолета. Белопольский, Пайчадзе и Топорков встретили ее экипаж у дверей выходной камеры.

— Это что такое? — спросил Константин Евгеньевич, увидя перевязанные головы Мельникова и Второва. — Почему не сообщили о ранениях?

— Это не ранения, а царапины, — ответил Мельников.

— Немедленно в лазарет.

— Нет ничего серьезного.

— Об этом будет судить Степан Аркадьевич. Удивляюсь, Зиновий Серапионович, — прибавил Белопольский, — как вы могли допустить это! Надо было сразу направиться на корабль.

Баландин показал глазами на Мельникова и красноречиво пожал плечами.

— Надо убрать лодку в ангар. Может налететь гроза, — сказал Зайцев.

— Это без вас сделают. В лазарет, а затем на отдых!

Но профессор категорически отказался уйти в свою каюту до тех пор, пока не исследует кусок бревна и иглы деревьев, взятые из штабеля у порогов. С помощью Андреева и Коржевского он хотел определить, сколько времени тому назад дерево было сломано, как долго плыло по реке и когда было вытащено на берег. Успехи ботаники, органической химии и наличие в лаборатории корабля электронного микроскопа позволяли надеяться, что на все эти вопросы, имевшие огромное значение, ответ будет получен.

— Успех обеспечен, — сказал он Белопольскому, — если деревья Венеры родственны земным по своему строению. Я думаю, что это именно так.

— Обещайте, что разбудите меня, как только закончите анализ, — попросил Мельников. — Иначе я буду ждать.

— Иди, иди! — подтолкнул его к двери Пайчадзе. — Разбудим, конечно!

Лабораторное исследование заняло несколько часов. Как только оно было закончено, Белопольский попросил всех собраться в красном уголке. Разумеется, никто не заставил себя ждать.

— Дерево, — начал Баландин, — из которого сделано бревно, имеет некоторые особенности, но в общем оно родственно земным растениям. Мы считаем, что с большой долей вероятности можно сказать, — оно было сломано больше восьмисот часов тому назад. Состояние древесных волокон у места слома и внутри приводит к такому выводу.

— Насколько больше? — спросил Пайчадзе.

— Станислав Казимирович считает, что восемьсот пятьдесят.

Пайчадзе переглянулся с Белопольским.

— Подождите! — сказал он. — Я сейчас соображу. Восемьсот пятьдесят. Так! Это выходит тридцать пять наших суток. Иначе говоря, двенадцатого июня.

— В полночь, — сказал Белопольский.

— Разве вам уже известна продолжительность суток на Венере? — удивился Баландин.

— Да. Вчера в четырнадцать часов тридцать одну минуту был точно полдень.

— Как же вы это определили, не видя Солнца?

— По фотографиям. Арсен Георгиевич ежедневно производил снимки неба в лучах инфракрасной части спектра. На них ясно можно различить положение Солнца. Это позволило рассчитать продолжительность суток. Они равны двадцати трем земным суткам. Таким образом получается, что дерево было сломано с корня около полутора венерианских суток тому назад, примерно в полночь.

— А вам удалось определить, когда оно было вытащено из воды? — нарушил продолжительное молчание Зайцев.

— Это можно сказать не так точно. Деревья, сложенные на берегу, часто мокнут под дождем. По счастью, кусок был отрезан от бревна, лежавшего внизу, под другими. В общем мы думаем, что оно пробыло на суше не менее девяти — десяти наших суток.

— И плыло по реке целые венерианские сутки?

— Тут не все понятно, — сказал Баландин. — Скорость течения такова, что сплав не может идти так долго.

— А по-моему, все достаточно ясно, — неожиданно заявил Белопольский. — Борис Николаевич прав. Обитатели Венеры выходят из своих убежищ и принимаются за работу только по ночам. В предыдущую ночь деревья были сломаны и спущены в воду. Днем они плыли и задержались у порогов, которые для того и предназначены. В следующую ночь их вытащили и сложили в штабель. Это произошло перед восходом Солнца, — сегодня. Можно предположить, что в следующую ночь, которая начнется через пять наших суток, штабели будут куда-то перенесены, а на их месте сложат новые.

— Если все это действительно так, — сказал Коржевский, — то для того, чтобы увидеть жителей Венеры, надо явиться к ним ночью.

— Мы так и сделаем, — ответил ему Белопольский. — Программа работ требует пребывания звездолета на ночной половине Венеры. С наступлением вечера мы перелетим на континент и спустимся где-нибудь в районе порогов. Там мы проведем много времени, в том числе и ночного. Работа на острове закончена. Больше здесь нечего делать.

— А успеем ли мы за пять суток подготовить ракетодром? — спросил Зайцев. — Чтобы корабль мог взлететь, надо уничтожить часть коралловых деревьев на западном берегу и в значительной степени разрушить самый береговой обрыв.

— В этом нет нужды. Сегодня замечены первые признаки начинающегося прилива. К вечеру уровень воды поднимется на восемьдесят метров. Коралловые деревья больше чем на половину их высоты будут залиты, а берег и подавно. Кстати, Борис Николаевич, дойдет прилив до порогов?

— Думаю, что нет, — ответил Мельников. — На обратном пути мы с Зиновием Серапионовичем измерили скорость течения и расстояние от порогов до океана. Расчет показывает, что плотина находится на высоте двухсот метров над уровнем моря.

— А можно опуститься на берег реки?

— Безусловно, на южном берегу. Расстояние между рекой и лесом вполне достаточно.

— Значит, через пять суток, двадцать второго июля, звездолет покинет остров, — сказал Белопольский. — И перелетит на берег реки как можно ближе к найденной плотине. Будем надеяться, что там мы разгадаем, наконец, загадку разумных существ на Венере.