– Мы обычно подобного не практикуем, – сказал Большаков, задумавшись, – но если вы считаете, что так будет правильно, мы подумаем. Я вам обещаю, что мы что-нибудь придумаем. Но с уловием, что вы не будете настаивать на вскрытии его тела.

– Безусловно. Это я беру на себя.

– А второе условие?

– Я заранее вас предупреждаю, что в подобных акциях никогда и ни при каких обстоятельствах не буду принимать участия. Я аналитик, а не ликвидатор, надеюсь, это вы понимаете.

Большаков улыбнулся.

– Дорогой Тимур Аркадьевич, – весело сказал он, – я только сейчас подумал, что вы несколько оторвались от вашей прежней работы. Дело в том, что найти нужного ликвидатора не очень сложно. Профессионалов везде мало, но убийцу не нужно даже готовить. Их всегда много. А вот с аналитиками сложнее. Здесь нужны мозги, и мозги подготовленные. Кого попало нельзя взять с улицы и обучить. Поэтому нам важен ваш мозг, а не ваше умение стрелять. Хотя стреляете вы тоже неплохо.

Большаков умолк, затем неожиданно спросил:

– Скажите, как нам быть? Оставить все как есть? Мало того, что мы проиграли «холодную войну», позволили развалить свою страну, опрокинули свою экономику, устроили массу локальных гражданских войн по всему периметру наших границ, получили чужие войска в нескольких километрах от наших столиц, так надо еще и забыть про предателей? Про тех, кто помогал разрушать нашу страну? Каждый из них не просто предал свою страну и свою прежнюю жизнь. Каждый из них виновен в гибели и муках очень многих людей. Они ведь не просто переходили на сторону врага, они сдавали ему наших агентов, наших информаторов, наших осведомителей. Сколько сотен людей замучили пытками, убили, растерзали. Сколько жизней они растоптали, сколько семей. И все забыть? Простить? Вам не кажется, что это будет слишком большим подарком таким людям. Они уверены, что КГБ больше не существует и поэтому они могут спокойно тратить свои «сребреники», полученные за предательство. КГБ действительно нет. Но мы остались. И мы не забыли о каждом из них. И не можем забыть. Их сладкая жизнь в западном раю оплачена кровью наших товарищей. Такое не прощается, Караев. Вы обязаны это понимать.

– И тем не менее я никогда не буду принимать участие в подобных акциях, – твердо повторил Тимур, – я только аналитик и в этом качестве могу быть вам полезен.

– Договорились. Что-нибудь еще?

– Все. У меня больше нет никаких условий. Я должен буду уйти со своей нынешней работы в нефтяной компании?

– Это было бы желательно, чтобы не связывать себя с другими людьми. Насчет зарплаты можете не беспокоиться. Мы не имеем столько нефтяных скважин, зато имеем много друзей. В зарплате вы не потеряете.

– В этом я как раз не сомневался.

– Тем лучше. Я завтра буду вас ждать у себя в кабинете. Адрес вы должны знать. Приезжайте в Научно-исследовательский проектный институт стали. Вы знаете, где он находится?

– Знаю. Но нам говорили, что это помещение, которое использует Комиссия.

– Вам правильно говорили. Вот туда и приезжайте. Завтра в десять. Дежурный будет предупрежден.

– Но завтра суббота, – напомнил Караев.

– Это не имеет значения, – улыбнулся Большаков. – До свидания. До встречи.

Большаков поднялся и, пожав ему руку, вышел из комнаты. Караев, знавший законы конспирации, посидел еще несколько минут и только затем пошел к выходу. Выходя из квартиры, он молча закрыл за собой дверь, уже ничего не спрашивая. Затем спустился вниз, вышел на улицу. Останавливать машину рядом с домом было нельзя. Нужно было пройти на соседнюю улицу. Караев задумчиво переходил улицу на зеленый свет. Большаков сказал, что у него машина со спецсигналом. Раньше он был генералом, а теперь? Интересно, кем он работает? И какое отношение имеет к Комиссии? Неужели он среди ее руководителей? В таком случае ясно, каким влиянием обладает этот человек.

Караев вернулся домой через полчаса. Он сразу подошел к телефону и набрал номер полковника Гущина, который работал с ним еще до перестройки. Петр Петрович Гущин возглавлял один из технических отделов в ФСБ и считался одним из лучших специалистов в этой области. Он был на восемь лет моложе Караева.

– Петр, здравствуй, – начал Тимур, услышав голос своего знакомого.

– Добрый день, – обрадовался Гущин, – сколько мы не виделись? Уже целую вечность. Ты решил, что ушел на пенсию и можешь исчезнуть так, чтобы тебя не нашли? Не забывай, что у нас есть свои возможности.

– Твои возможности безграничны, – согласился Караев. – У меня к тебе просьба, Петр. Я хочу узнать, чем сейчас занимается один человек. Мы с ним встречались в Швеции, когда я там работал. Уже тогда он был генералом. А сейчас он работает в Государственной комиссии, и я хотел бы знать, на какой он должности.

– В Государственной комиссии? – переспросил Петр. – Я там некоторых знаю. Как его зовут?

– Большаков. Иван Сергеевич Большаков.

Наступило молчание.

– Алло, – сказал Караев, – ты меня слышишь?

– Ты с ума сошел? – Он даже не узнал дрогнувший голос Гущина. – Ну и шутки у тебя дурацкие, Караев.

– Подожди, подожди. Я ничего не понимаю. Почему шутки? Честное слово, я ничего не понимаю. Кем он работает?

– Я думал, что ты знаешь. Генерал-полковник Большаков является председателем Государственной технической комиссии при президенте страны. Неужели ты не знаешь, что он сменил на этому посту Григорьева?

– Он глава Комиссии? – не поверил услышанному Караев. Теперь все становилось понятным.

– Да. И не звони мне больше с такими дурацкими вопросами. Если это шутка, то очень неудачная. В следующий раз ты спросишь у меня, как зовут директора ФСБ или президента страны. До свидания.

Гущин положил трубку. Караев ошеломленно молчал. Он знал, что такое Государственная техническая комиссия. Это был примерный аналог Агентства национальной безопасности США. Только в отличие от АНБ об этой Комиссии никто не знал. Но он даже не мог себе представить, что его собеседник является таким важным чиновником. Одним из самых важных в структуре спецслужб страны. Одним из самых важных людей в стране. Человеком, возможности которого были поистине безграничны.

Если министры внутренних дел или юстиции гласно назначаются президентом и присутствуют на заседаниях Кабинета министров, если назначения директоров ФСБ, СВР или ФСО обсуждаются даже в печати и они должны отчитываться не только перед главой государства, но и перед парламентом за свою работу и деятельность возглавляемых ими организаций, а также выслушивать ехидные реплики журналистов на пресс-конференциях, которые они хотя бы изредка проводят, читать критику в адрес сотрудников своих ведомств, то глава Государственной технической комиссии абсолютно никому не известен. Он никогда не дает интервью, о работе его сотрудников ничего не известно. Даже его имя является государственной тайной для большинства граждан его собственной страны. Его назначает своим закрытым указом президент России. Ни состав, ни численность, ни кадры, ни техническое обеспечение Комиссии не подлежат оглашению и обсуждению. Это самый секретный орган в стране, даже более секретный, чем Служба внешней разведки. Хотя бы потому, что о Службе знают все, а о существовании Комиссии никто и не подозревает.