Лестничный пролёт внутри дома рухнул, и к Косому на второй этаж забирались по съемной лестнице, которую втягивали за собой. Что было не очень удобно, зато гарантировало, какую никакую безопасность. От человека, конечно, не спасёт, но от зверья запросто.

Ночь накрывала город. Федя внимательно вглядывался в окна. Нигде ни единого огонька. Мы заспешили. Оглушительно забилось сердце. Пусто! Никого живого я не ощущал, слабое пятно теплело, где то справа, то появляясь, то пропадая. Мы бежали, молча, не чуя под собой ног. Перед домом было всё истоптано. В жирной грязи четко отпечатались тяжелые ботинки с грубым протектором. Заскочив в подъезд, Федя словно споткнулся о брошенную лестницу. Поставив лестницу, забрались наверх. Я зажег дежурный факел и взял с собой. В бликах пламени на Косого было страшно смотреть. Желваки ходили из стороны в сторону, щеки впали. Грязь. Черная грязь на полу и стенах. Лужи и капли загустевшей крови. Прямо перед нами в луже лежал, раскинув руки Миша-Лопух, прозванный так за большие раскидистые уши. Опознать его только по ушам и можно было. Вместо лица кровавое месиво, с ружья в упор выстрелили. Словно невесомые призраки, замерев дыхание, мы стали обходить этаж за этажом. Смерть. Она царила всюду. Нож, пистолет, ружьё были её инструментом. На четвертом этаже я склонился над телом Андрюхи — Ворона. Он был теплый и ещё дышал, зажимая пальцами распоротый живот.

— Кто? — сипло и с угрозой спросил Косой.

— Баклан и Толик — Лентяй, они, — засипел Андрей, — они спустили лестницу Джокеру.

Мы не ждали днём, ты сам говорил… воды дай…

Федя снял фляжку с пояса и приподняв голову Андрюхе, стал его поить. Тот поперхнулся и продолжил:

— Баклан как раз с ружьём и дежурил. Когда услышал выстрел, я вышел и напоролся на Лентяя, он мне нож и сунул… сука. Темно то как?

— Ночь уже.

— Косой, слышишь… — Андрей задышал часто и прерывисто, — отомсти за меня Лентяю.

Я знаю, ты не такой, они всё трындели, что ты нас бросить хочешь, что Джокера боишься, что к нему надо уходить пока не поздно… Ты же знаешь, я не стукач. А надо было! Думал они просто трусы… а они…

Ворон не договорил, оборвался на полу слове и затих. Федор нагнулся и опустил ему веки на застывшие глаза и сказал не громко, но отчётливо: Отомщу за всех Андрюха.

Обойдя пятый этаж, стали спускаться.

— Пятнадцать, и только двое ублюдков Джокера — сухо сказал Косой, — Женщин они увели. Но нет ещё Мишки-Ангела, Шустрого, Димона и Серого. …

Косой вопросительно посмотрел на меня. И в глазах его было столько боли, что выплеснись она сейчас… я захлебнулся бы в этой горечи.

— Думаешь, они тоже к Джокеру…?

Федя кивнул. Похоже, он уже никому и ничему в этой жизни не верил. Я обнял его за плечи.

— Пошли к старому, груз скинем и Джокера навестим.

И я увел его, держа за плечи. Косой как-то внезапно постарел. Мне показалось на миг, что больше никогда я не увижу улыбку на его лице.

За углом дома кто-то плакал. Я поднял факел, всматриваясь в темноту. Из темноты к Федору метнулся мальчишка.

— Косой! Ты пришёл! Они всех убили… всех убили..

Федор обнял его.

— Я знаю Шустрый, знаю.

— Там наши… — махнул Шустрый в темноту, — мы с охоты шли, когда крики услышали.

— Кто? Кто там? — всмотрелся Федя в темноту, увлекая Шустрого с собой. Пройдя немного вперёд, мы увидели два тела.

— Димон и Серый, — определил Косой.

— Прости дядя Косой, а я испугался и убежал,… прости… — лепетал мальчишка.

Федор внезапно потеплел и потрепал его по голове.

— Ничего Шустрый, мы отомстим. Вот возьми, — и он снял с шеи один автомат.

Пацан, не веря своим глазам, неловко принял его в руки, утёр слезу, и сказал:

— Я оправдаю, я больше никогда тебя не подведу, дядя Федор.

— Я верю Серёжка, верю. А где Мишка-Ангел?

— Он с нами ходил, но на обратном пути решил к старику сходить, там вас с Толстым подождать.

Федор кивнул. ***

Хаймович что-то тихо бубнил, но его, ни кто, кажется, не слушал. Мишка по прозвищу Ангел, с большими черными глазами и не по мужски длинными ресницами, сосредоточено набивал магазины. Керосинка на столе чадила. Дымный запах солярки пропитал комнату. Косой всё считал и что-то прикидывал, перебирая оружие.

— Я таки считаю неразумным брать с собой ребенка.

Ребенок под именем Шустрый бросал на Хаймовича испепеляющие взгляды.

— Ну посудите сами, шансов у вас перебить всех просто нет, а вернутся живыми и того меньше. Оставьте его здесь. И вообще не порите горячку. Месть это блюдо, которое подают холодным. Нужно всё обдумать, взвесить и выждать момент.

— Вот мы и выждали, — зло сказал Федор, — пойдем, пожелаем им спокойной ночи.

— Федор, мне кажется вам нужно понять одно. Пострелять и погибнуть проще простого.

Месть — это прежде всего выжить и отомстить. Ну хорошо, раз вы так не понимаете… Измените прерогативу. Что для тебя важнее вернуть Луизу или убить Джокера?

Федор от этих слов словно очнулся от тяжелого сна. Я подошёл и положил руку на его плечо.

— Дед верно говорит, давай по-тихому попробуем. Где он женщин держит, я знаю.

— Часовых я беру на себя. И как спуститься знаю.

— Толстый, ты никак в гарем наведывался, — усмехнулся Миша, насчет женщин тоже не ангел.

— Нет. Но мысли как это можно сделать были. Понимаешь там с соседнего здания для меня перепрыгнуть раз плюнуть. Потом кошку цепляю и вниз до нужного окошка. Думал, постучусь. Авось откроют.

— Это ж как нужно оголодать, чтоб до такого додуматься, — покачал головой Хаймович.

— А если пробиваться? — спросил Шустрый.

— Пробиваться дохлый номер, гарем в самом конце от входа здания. Через всех точно не пройдем.

— Гладко говоришь, — с сомнением сказал Федор, — А на деле? Ну, спустишься ты, ну в окно залезешь. А женщины заголосят? И хана тебе.

— А чего им голосить?

— Толстый, ты свою морду в луже видел? Про зеркало не спрашиваю, ты в него хрен заглядывал когда.

— Да уж не кривее твоей. — Оскалился я. — Хватит, не по теме базарить. В окно залезу, найду Луизу и по веревке спущу её тебе. Ты в низу в это время часовых снимешь. Идет?

— Идем, — согласился Федор. — Светает скоро.

И мы заспешили. На пороге Косой тормознул пацана:

— С дедом останешься.

— Но…

— И никаких но! Я не хочу опять вернутся в пустой дом. Отвечаешь за деда головой.

— А..

— Вот именно. Ты обещал меня больше не подводить. Или забыл?

Шустрый насупился, и вернулся в дом.

— Дай вам Бог удачи, — сказал Хаймович и перекрестил нас.

Не ходят у нас по ночам. Вдвоем и даже втроем не ходят. Даже вооруженные до зубов не ходят. Если только большой толпой. И то всегда есть шанс дойти, но кого-нибудь не досчитаться. Пропадают люди бесшумно и бесследно по дороге. Ночью выходят на охоту те твари, что днём спят. Я не раз находил по утру части растерзанных торков. А кто их так мог уделать, даже не представляю. Справится с панцирем торка, никому из известных мне не по силам. Не зря детей перед сном пугают Призраком ночи. Говорят, что он безликий и бестелесный властелин ночи, и когти его остры как лезвия, а зубы как стекло, и нет от него спасения одинокому путнику. Днём он прячется в подвалах, а ночью выходит на охоту. Мы и без этих сказок сторонились подвалов. В них и без Призрака ночи хватало всякого. А вот так, как мы идти среди ночи, размахивая факелами, всё равно, что на ужин зверей подзывать. Полное безумие! И пусть в одной руке ты держишь факел, а палец второй на курке. Из темноты всегда есть кому прыгнуть на тебя сверху или сзади. И палец бесполезно будет жать на курок. Недолго, правда.

Я усмехнулся своим мыслям. Умею взбодриться, когда нужно. Но пока Бог миловал, до Джокера уже рукой подать, а не одна сволочь не побеспокоила. Звери, они тоже чувствуют настроение. Мы шли полные решимости убивать, что творилось на душе Косого, так просто тихий ужас. Он представлял, как его брюхатую Луизу тащат грязные, лохматые уроды, как пинают в округлый живот. И руки его впивались в автомат до судороги, до полного онемения конечностей. А дальше… Мне самому стало дурно от его мыслей и захотелось рвать руками врагов, вспарывать ножом животы и вытаскивать кишки, вырывать бьющиеся сердца. Я помотал головой, отгоняя наваждение. И внезапно почуял, что рядом с нами параллельным курсом идет кто-то, прячась в тени. Пошарил в его голове. Он это видимо почувствовал и удивленно остановился. Да, для него мы были добыча. Привычная, желанная добыча. Почему он не напал? Видимо чуял наш боевой настрой. Чтобы это проверить я как бы невзначай повел стволом в его сторону, и он тут же сместился влево, уходя вглубь ночи. Вот там дружок и оставайся, не до тебя сейчас, пожелал я ему. И он послушно приотстал. Умница. Правда, маячил где-то сзади. И мне теперь помимо того, что пялится в темноту, приходилось затылком следить за его перемещениями. Вот и долгожданная высотка. С неё я и планировал спрыгнуть на Джокер-Хаус. Пришлось затушить факелы, дабы не привлекать внимание. Незнакомец резко приблизился. Летает он что ли? Ни звука. Ни скрипа камней под ногами, ни хлопанья крыльев. Я так же резко повел автоматом ему на встречу. Он явно стушевался и встал как вкопанный. Ага, будешь знать, не на того нарвался! Я друг, хоть как ты в темноте не вижу, но мне это и не обязательно. Выстрелю я, в нужном направлении.