— Зря только блохи скачут!

Моторка уже совсем рядом, и я вижу что в ней Валерий, какой-то незнакомый мужчина и мой отец, и мысленно съеживаюсь, представляя, как сейчас нам с Витой влетит за лодки.

— Леня-а, — вдруг тянет Вита снизу с давно знакомым мне невинно-хитрющим выражением лица, но при этом у нее такие глаза, словно она идет по весеннему льду. — Лень! А я тебе наврала!

— Это насчет чего?

— Ну что я шарики выбросила. Ты если найдешь еще, ты мне приноси, ладно?

Я невольно улыбаюсь — про себя, улыбаться снаружи очень больно.

— Ладно.

— Хочешь, я тебе всегда буду бычков ловить? Даже червей копать буду сама. Хочешь?

— Ага. Пойдет.

Больше она не говорит мне ни слова, да это и не нужно — все уже сказано. Я смотрю, как приближается моторка, и чем ближе она, тем мне спокойней и тем отчетливее я понимаю, что все самое плохое для нас с Витой уже позади.

Поравнявшись с нами, Валерий кричит:

— Глуши мотор — я перелезу! Ленька!

Отец смотрит на меня с облегчением, но потом на его лице появляется ужас, когда он видит, что со мной стало. Я машу ему свободной рукой и кричу — по возможности внятно:

— Пап, все нормально! Я потом объясню! Дядя Валера, я с лодкой ничего не сделал!

Моторка закладывает вираж и теперь мчится параллельно нашей, и Валерий с отцом дружно кричат, что они все знают, и какие-то мужики видели с берега, как здоровенная рыба сдернула нас с Витой в воду, и чтобы я немедленно остановился, черт бы меня подрал!

— Я доведу! — отвечаю я! — Я сам! Дядя Валера, я сам! На берегу всыпете!

Валерий чешет сначала затылок, потом подбородок и машет рукой:

— Веди!

Мой отец начинает протестовать, и Валерий тихо говорит ему что-то, а потом повторяет мне:

— Веди! Эх!.. А весла бы прибрал, мерзавец этакий!..

С того дня прошло семнадцать лет, и все теперь другое — и жизнь, и люди, и я, и, наверное, Волжанск — я давно в нем не был, и порой, когда я думаю об этом, то поражаюсь, каким рассудительным и осторожным я стал. Где мои задиристость и отчаянная глуповатая храбрость, где веселая, простая, бескорыстная жизнь и где все те люди, которые меня окружали? Когда я уехал учиться в институт, а позже переехал в Кострому, то первое время мне казалось, что я поменял не города, а вселенные. Со мной не осталось почти никого из старых друзей и знакомых, теперь я солидный семейный человек, и если что и преследует меня неотрывно с волжанских времен, так это сны. Глупо, но иногда я даже рад этим кошмарам. Ведь детская память милосердна к лицам — она долго держит в себе события, но быстро разглаживает лица, и спустя столько лет я совершенно не помню своих друзей. У меня нет их фотографий, и видеть их четко, ясно я могу только во снах. Если бы только эти сны были о другом!.. Но всегда одно и то же — и теплый парапет под ногами, и беззаботные друзья там, внизу, в мутной желтой воде, и рассветное небо, и смеющаяся Юй с цветком календулы в волосах, и мы снова плывем… плывем — уже много лет. А если мне случается посмотреть какой-нибудь фильм ужасов, вроде тех «Челюстей», я смеюсь, и из-за этого жена, как и сегодня вечером, считает меня сумасшедшим и смотрит на меня косо.

Сома тогда больше никто не видел. Был большой переполох, власти отдали приказ перегородить русло реки возле моста, и пришедший тральщик осчастливил реку парой глубинных бомб, но к сетям нижнего участка не приплыло ничего, что хотя бы отдаленно напоминало усатого сомовьего патриарха. Он просто исчез. Погиб ли он тогда от взрыва или успел уйти вниз или вверх по течению и найти себе новый дом — никто не сможет ответить на этот вопрос? Как и никто не сможет ответить, откуда он вообще взялся, где вырос, почему покинул родные места и почему так странно охотился, утопив троих человек за раз, когда ему вполне хватило бы и одного — был ли он болен или отчаянно голоден? Ответить на этот вопрос некому. Версий было много — от простых до самых фантастичных, и я до сих пор пытаюсь понять, какая из них является истинной. А еще я хочу знать — жив ли он до сих пор? Много раз я слышал, что сома якобы поймали, но на поверку это всегда оказывалось выдумкой или ошибкой. А так… слухов о пропаже людей или о нападениях до меня больше не доходило. Сом просто исчез… но иногда я вспоминаю свои детские размышления о том, как много на свете существует людей, до которых никому нет дела — таких людей как Сережка Бортников — и если они пропадут, никто этого не заметит. И порой мне кажется, что безжизненная улыбка громадной рыбы принесла мне не только горе, но и некое подобие мудрости.

Легенда о кровожадном соме долгое время держалась в Волжанске на первом месте, а я превратился чуть ли не в городскую достопримечательность, и все обитатели соседних дворов ходили за мной, умоляя снова и снова рассказать, как все было, и глядя на меня с восхищением. Особенно много было среди них девчонок — Вита красочно расписала им все, что произошло, представив меня чуть ли не рыцарем, который нырнул за ней на дно реки с большим мечом и посек сома на куски, и теперь на меня, маленького и хилого Леньку Максимова, девчонки смотрели так, что я все время смущался и краснел от удовольствия. Это — Виткина благодарность.

Время пролетает быстро. Течение времени — это не процесс, это результат — факт, перед которым нас просто ставят. Ты понимаешь, что время прошло только, когда оно прошло. И я не перестаю удивляться тому, как же стремительно оно прошло. Я рос и еще не раз влюблялся в девчонок, но ни ради одной из них я бы больше не переплыл Волгу. Постепенно я снова начал бегать на рыбалку и даже снова начал получать от этого удовольствие, но только пойманную рыбу не ел больше никогда, как и Вита, которая почти всюду ходила за мной, как некогда ходила за Венькой, и я за нее мог отлупить кого угодно. С тех пор и до сих пор она — мой единственный друг среди женской половины человечества, если не считать мою дочь, которая очень похожа на Виту в детстве, — с женой у меня уже давно натянутые отношения и, наверное, скоро мы разведемся. Мне очень жаль, что в последнее время мы очень редко встречаемся с Витой — я скучаю по ней. Она официально продолжает жить в Волжанске, но много мотается по разным городам. Вита по-прежнему мала ростом, что ее очень раздражает, поэтому она носит туфли с неправдоподобно высоченными каблуками. Характер ее почти не изменился. Я не знаю, где нынче работает маленькое чудовище, но из его обрывочных фраз в разговоре со мной, сделал вывод, что Вита занимается чем-то не совсем законным, и ее мозги и мастерство игры большое подспорье в этом. Моя жена очень ее не любит и всегда устраивает скандалы, когда я встречаюсь с Витой во время ее коротких приездов в Кострому.

Юй, красавица Юй трижды выходила замуж. Третий брак оказался очень удачным, и сейчас она живет в Нидерландах, и дважды присылала мне открытку на день рождения.

Антоха так толком и не выздоровел. Он по-прежнему живет в Волжанске и работает сторожем на каком-то продовольственном складе. В свои тридцать лет это несчастный, одинокий человек с дрожащими руками и трясущейся как у древнего старика головой, иногда уходящий в какой-то свой особенный мир. У него часто бывают нервные припадки, и к реке он больше близко не подходит.

Мишка неожиданно забросил свои мечты стать инженером, после школы пошел в мореходку, а оттуда — в торговый флот. В Иране в какой-то драке лишился глаза, вернулся в Волжанск, несколько раз попадал в тюрьму. Сейчас, насколько мне известно, он в охранной свите одного из тех волжанских предпринимателей, бывших партработников, которые так удачно поделили город после перестройки. В период этого самого дележа погиб Валерий, попав под шальную пулю во время одной из разборок, и вместе с ним были убиты еще несколько случайных прохожих.

Рафика, Гарьку и Веньку так никогда и не нашли, и могил у них нет, и мне некуда прийти к ним, некуда принести цветы, поэтому, всякий раз оказываясь в Волжанске, я просто бросаю цветы в Волгу — на том самом месте, откуда мы когда-то прыгнули в воду в то роковое утро. Но теперь ездить в Волжанск мне не по карману.