– Все живы-здоровы?! – спросил он неожиданно тонким, почти мальчишеским голосом. – Мужики, там Денису, второму пилоту, плохо, помогите вытащить из кресла, кто поздоровей.

Егорыч вдруг очнулся, приподнял голову и посмотрел на него хитрым и пронзительным взглядом.

– А почему это я мокрый такой? – подозрительно спросил он. – Я что, опять обоссался?

– Нет, ты утонул, – ответил Васька, не взглянув на него.

– Ага… – понимающе сказал Егорыч, поежился, подтянул ноги к животу и снова поплыл в своей алкогольной нирване, равно как и в луже на полу. Его намокшая тельняшка, задравшаяся на животе, потемнела и казалась теперь не воздушно-десантной, а полностью морской.

Подобная невозмутимость внушала определенное уважение.

Ты, моряк, красивый сам собою, неожиданно промелькнул в голове у Саши мотивчик. И дальше, следуя за бесшабашной рифмой, кажется, что-то про девушку с косой… Только, как уточнение, коса – на голове или в руках?

Саше захотелось сказать что-нибудь остроумно-веселое, чтоб все засмеялись, но на ум, кроме двусмысленной девушки с косой, ничего путного не приходило. Пока он думал, Петр и Павел, переглянувшись, начали хватать все вещи подряд и устраивать их на сиденьях, подальше от воды.

– Денису плохо, – повторил Васька, – мужики, кто покрепче, помогите вытащить!

Саша хорошо запомнил: с этого момента у него вдруг возникло странное, не слишком уместное ощущение, что все – амба, приключение кончилось. Приземлились, приплыли или как это еще можно назвать? Сейчас налетят спасатели, медики, появятся братья-журналисты, и в вечерних новостях появится очередная сенсация об очередном вертолете, упавшем…

А где, кстати? Впрочем, пилот наверняка знает, легкомысленно решил он. Понятно, что у черта на рогах, никак не ближе. Значит, предстоит долгий и нудный путь на перекладных до какого-нибудь очага культуры в виде железнодорожного разъезда, где ежесуточный скорый стоит по расписанию пять минут, но и этого срока не выдерживает. Нужно будет прицепиться к телерепортерам, решил он. Братья по оружию должны выручить старого шакала пера. У телевизионщиков всегда есть транспорт – слишком много аппаратуры приходится с собой таскать.

Дениса они из кабины вытащили. Тот сильно ударился головой о пульт, разбил лицо в кровь и был без сознания. Мужики под руководством Васьки, преувеличенно суетясь, пристроили его на сиденья, обтерли, как смогли, кровавые сгустки. Второй пилот, похоже, серьезно ударился, в сознание он так и не приходил. Кожа его была неестественного бледно-серого цвета, и сам он казался безжизненным, как отброшенная в угол кукла.

Другие пострадали меньше. Вера, похожая на монашку, повредила руку и баюкала ее на груди. Толстый Самородов расквасил нос, зажимал его какой-то тряпкой, с недоумением и ужасом отнимая ее от лица и внимательно разглядывая пятна крови. Остальные отделались ушибами, шишками и синяками. Спортивная брюнетка Ирка, например, получила на лоб вполне хулиганский бланш и уже пыталась прикрывать его рукой. Бланш пока был багровым, но скоро обещал зацвести. А во лбу звезда горит – это теперь про нее… Красавица Аля искала для нее косметичку, шарила по вещам, но найти никак не могла. Муж Федор уже высказал ей по этому поводу что-то ворчливое. Он, как заметил Саша, вообще обращался со своей ослепительной женой строго, как со шкодливой первоклашкой, за которой – в оба глаза и с брючным ремнем наперевес.

В общем, живы. И вроде даже здоровы. Почти все. Только тут Саша наконец понял, что могло быть и по-другому. Совсем по-другому могло выглядеть их приземление, лучше даже не представлять себе, как это все могло выглядеть… Он немедленно представил и зябко передернул плечами.

Геолог Павел тем временем открыл входной люк, привычно и ловко расправившись с защелками. За люком оказалось озеро. Метрах в пятидесяти виднелся лесистый берег. Еще немного пожурчало, но воды под ногами не прибавилось, в салоне уровень был таким же. Приводнились, в общем.

Павел шагнул вперед и вдруг исчез. Саша, просто из желания двигаться, шагнул вслед за ним и тут же провалился по грудь. От холодной воды перехватило дыхание. Все правильно, а с чего он решил, что пойдет по воде, как Христос? Не иначе как от общей ошалелости состояния.

– Мужики, мужики! Организованно надо! – прозвучал в спину тенорок Васьки.

Кто б говорил!

– Не, ну чего это я мокрый-то такой? – требовательно спросил Егорыч.

Опять, значит, выплыл? Хорош гусь…

*

Воздушный анархист Васька неожиданно оказался толковым администратором. Он сразу взял на себя командование. Командовал хоть и петушиным тенором, но по делу. Под его руководством выгрузка из приводнившегося вертолета прошла организованно.

Чтобы переправить на берег неподвижного Дениса, было решено сделать плот. Суеты было много, но все-таки кое-как сколотили, топор, пила-ножовка и гвозди нашлись в вертолете у запасливых пилотов. Потом на том же плоту перевезли вещи пассажиров, какие-то ящики и коробки из багажного отсека, которые, по настоянию Васьки, перетаскали все до единой на берег. Думали, что придется перевозить и Егорыча. Тот хоть и пробуждался толчками по своему внутреннему графику, но на очень короткое время, недостаточное для внятного общения. К счастью, когда выгрузка заканчивалась, Егорыч почти пришел в себя, его удалось транспортировать, просто поддерживая под белы ручки и понукая в зад сапогом.

На берегу выяснилось, что во внутреннем кармане телогрейки без рукавов у него еще оставалась чекушка. Правда, заметили поздно. Издав гортанный индейский крик, Егорыч извлек ее со скоростью фокусника, выглотал до дна скорострельным залпом, картинно отбросил тару, гордо закурил и несколько раз затянулся. Потом сигарета выпала из ослабевших пальцев, и он немедленно шмякнулся в любимую позицию бревна на дороге. Как показалось Саше, упал плашмя, плотно и веско, как доска, падающая на деревянный пол. На внешние раздражители он больше не реагировал. На него плюнули и оставили отсыпаться.

– Все, успел принять! – сказал опытный Васька, критически осмотрев тело.

Теперь, пока не проспится, разговаривать с ним бесполезно.

– И часто с ним так? – спросил Саша без особого интереса.

Егорыч и до этого не показался ему многоречивым оратором, склонным к долгому, интеллектуальному общению. Не велика потеря.

– Когда в запое, – неопределенно ответил Васька.

– А в запое он часто бывает? – уточнил Саша.

– Периодически! – ответил Васька и длинно выругался. – Вот не умеет пить, так не берись же! Я считаю – не умеешь, не берись, так?! Я вот, например, трактор не умею водить, так и не лезу! Вертолет, самолет – пожалуйста, что умею – то умею, так, журналист?!

После того как они плюхнулись среди леса и чуть не угробились, это утверждение выглядело спорным, но спорить Саша не стал. Оставил свое мнение при себе. Во избежание.

За всеми этими хлопотами подумать о ситуации в целом было некогда. Думать вообще было некогда. Таскали дрова, разводили костер, устраивали для Дениса кровать из лапника и спальных мешков, оказавшихся у Федора и девушек, сушили одежду. Пробовали мобильники, которые, как один, ни с кем не соединяли, рассказывали, что роуминга поблизости нет. По очереди осматривали руку Веры, обмениваясь глубокомысленными и почти медицинскими замечаниями. Веселый Васька настаивал на немедленной ампутации, аргументируя, что здоровая часть лучше гнилого целого. Вера, кривя губы, его идею не поддерживала и становиться здоровой частью категорически не хотела. Наконец сдобный мичман тетя Женя отогнала всех, ощупала руку своими пухлыми пальцами и объявила, что перелома нет, только сильный ушиб, поэтому бинтовать не надо, а нужно просто не тревожить.

Потом готовили трапезу из случайных припасов, собранных со всего общества. У тети Жени очень кстати оказалась металлическая фляжка со спиртом. Все, даже женщины, не ломаясь, выпили за спасение и вообще. За вообще – отдельный тост, это обязательно, так положено… Итак, господа, все дружно вздрогнули кружками над нашим общим костром…