Власть быстро сменилась, высокого генерала выкинули копать пенсионный огород на подмосковной даче, а документацию по крепости тот в припадке административного идиотизма успел уничтожить. Или осознанно уничтожил, кто теперь разберет? Так и забыли объект. Слишком уж эта крепость была засекречена, не так много людей про нее и знали, даже в верхах. Низам же, из местных она была нужна как зайцу пассатижи. Сталинские времена тогда многие помнили, и что такое военная тайна – тоже не забывали. Кто захочет связываться? Так крепость до сих пор и функционирует в автономном режиме готовности ко всему. Может, в подземельях считают, что на поверхности до сих пор ядерная зима… Кто знает? Подходы к тоннелям крепости простреливаются артиллерией, на минные поля тоже не сунешься, и кто разберет, что сейчас происходит в военных пещерах…
Теперь местные называют ее подземельем. Постепенно все привыкли, что внизу кто-то есть, научились обходить стороной простреливаемые участки, узнали, где мины, где ловушки, где огнеметы. Привычно огибают, если приходится проходить мимо. Что под землей кто-то есть – это не страшно, если привыкнуть, рассуждал Демьян. Человек ко всему привыкает. Ад вот, геенна огненная, есть же под землей, с чертями и котлами смоляными! Пострашнее будет. А многие ли боятся? Привыкли потому что…
Конечно, все это Демьян излагал не так связно и гораздо более продолжительно, причмокивая, покряхтывая и припевая, но общий смысл складывался именно в такую картину. В принципе ничего удивительного, соглашался про себя Саша, вычленяя и суммируя факты из его былинных напевов. Суровая ирреальность нашего российского бытия общеизвестна, как традиции людоедства на островах Полинезии… Кстати, почему он вдруг вспомнил про людоедство? Нет, это потом…
С идолом оказалось еще интереснее. Но непонятнее. Действительно, есть такой, подтвердил Демьян, идол липовый, говорящий. Говорит он, правда, немного, редко говорит, раз в десять лет, может быть. Зато по делу. Последний раз сказал: «Ну, ни хрена ж себе!» Вот и пойми после этого, что он имел в виду, ругается или так, в философском смысле, посетовал Демьян.
Дальше – опять загадки. По словам старика, живет идол в какой-то тайной пещере. Точнее, не живет, кто его знает, живой он или не живой? Но – находится. А при нем – хранитель. Звать его – Иннокентий. Молодой мужик, может, за сорок с небольшим, рассказывал старожил, но – хранитель. Значит, с идолом липовым общается по-своему и волю его толкует. А уж воли у идола – море разливанное, силища в нем, только никто не поймет какая. Может, из древних времен чего, гадал Демьян, раньше, говорят, у людей натуральная сила была, экологическая, это сейчас внутри одно желудочно-кишечное удобрение. Он, идол, вообще все, что хочешь, может исполнить. Но может и не исполнить. Но тут уж как Бог даст… Так что если хотят они, бедолаги, выбраться из Ващеры до дому, то надо им прямиком к идолу. Точнее, к хранителю Иннокентию. А уж тот рассудит – кому, куда и каким путем. Другого пути все равно нет, кроме идола, про связь с Большой Землей в крае давно забыли. Так приспособились, живут помаленьку…
*
Пока Демьян все это рассказывал, успел остыть даже самовар на столе. Впрочем, на горяченьком он больше не настаивал.
Саша с Иркой переварили услышанное не сразу. Поверить во все нагромождение было сложно, а не верить – глупо. Видимо понимая, Демьян не торопил, поглядывая на них ясными, приветливыми глазами. Хлебал остывший чай, играл с кухонным тесаком мясницкого вида, дважды сходил проведал косу у стенки, по пути опять приласкал топор.
– А где же найти этого идола с его хранителем? – спросил Саша.
Ему совсем не понравилось, что для возвращения домой требуется не меньше чем настоящее чудо. С использованием артефактов сомнительного происхождения, что тоже не добавляет в ситуацию оптимизма. Наоборот, наводит на размышления… Или темнит старик? Но зачем? Да еще косы-топоры-ножи… Это зачем? Чего он бегает, как оголтелый точильщик, истосковавшийся по любимой работе? Нервирует, между прочим… Кого как, а его, Сашу, не вдохновляет, когда от стены подмигивает хищным жалом коса, а от печки щерится щербатый топор…
– Чаво? – переспросил Демьян.
– Я так и не поняла, кто он, этот Иннокентий, чем занимается? – спросила Ирка.
– Иннокентий-то? Хранитель! Значит – хранит, – объяснил Демьян.
– Понятно… А чего хранит? – не сдавалась Ирка.
Старожил задумчиво поскреб в бороде. Похоже, подобная постановка вопроса ему в голову не приходила.
– Так, это… Хранитель же… – повторил он. – Опять же, хороший человек…
– Хороший человек – это не профессия! – отчеканила Ирка штампованную фразу.
Старик строго посмотрел на нее:
– Не профессия, нет… Гораздо больше…
– А где его искать? – повторил вопрос Саша.
– Искать? – Демьян неожиданно и мелко захихикал, вздрагивая плечами и седой гривой. – Да кто же его сможет найти, прости господи… Кто же о двух головах будет искать хранителя? Он сам кого хошь найдет…
Этот смех понравился еще меньше. Из дальнейших путаных объяснений Саша понял: искать хранителя бесполезно и даже вредно для полноты здоровья. Все, что угодно, может случиться, если искать-то… Он сам найдет, обязательно найдет, из-под земли достанет, на то он и хранитель…
– Вот такие дела. Вот так мы здесь и живем… – подытожил Демьян.
Он вдруг снова сорвался с места, прошелся по избе тяжелыми шагами, взял топор, укрепил его в широкой грабле-ладони, сильно постучал обухом по второй. Многозначительно посмотрел на гостей. Не просто многозначительно, показалось вдруг. Как-то очень хищно-многозначительно. Оценивающе на живой вес и жировую прослойку, понял Саша немного спустя.
Все дальнейшие вопросы вылетели у него из головы, потому что дальше случилось совсем уже несусветное. Хотя логично вытекающее.
– Ладно, – сказал степенный Демьян без всякого перехода, – хватит лясы точить! Пойду человечинки порубаю, что ли… На шти!
– Чего порубаете? – не понял Саша.
– На что? – не поняла Ирка.
– На шти. Ну, суп такой… Из капустки, картошечки, морковки… И всего остального, конечно. Люблю шти, грешным делом… Как человечьим мясом заправишь – одно объедение… А вы ждите, ждите, гости дорогие…
Старик широко улыбнулся, без стеснения показывая неровные коричневые зубы. Как улыбается, скажем, таежный тигр, в жизни не ведавший стоматологических унижений.
У Саши еще мелькнула в голове игривая мысль предложить ему, ради разнообразия, борзчь, но тут же погасла. Он наконец до конца осознал, что сказал Демьян про свои шти. Вот тебе и благостный, седой старец! Лесной пустынник, беседующий с небом и землей о вечном!
Шти из человечины! Кушайте, дорогие гости, угощайтесь, ваша очередь опосля… По крайней мере становится понятным его хронический интерес к колюще-режущему! Профессиональный интерес, можно сказать!
В животе тупо и нехорошо заныло.
*
– Хочешь, я расскажу тебе одну историю? – спросил как-то Иннокентий.
– Притчу? – поинтересовался Саша.
– Нет, не притчу. Просто историю из жизни одного человека. Звали его…
Впрочем, это не важно, как его звали. Самое главное, что был он совершенно обычным, ничем не примечательным человеком. Родился, учился, служил в армии, как положено, – начал Иннокентий.
– А потом?
– Потом – демобилизовался. Вернулся из армии в родной Острожин.
Устроился работать на лесопилку. И женился. Сначала пожалел, конечно, что женился так – сгоряча. Потом – ничего, привык. Выпивать начал. Не то чтобы сильно, нормально. Как все, другими словами. После бани – займи, но выпей, по праздникам – вынь да положь, ну там – с получки, с устатку, по другому поводу… Сын у него родился. Так и жил. Сына любил. Жену – иногда. Тещу и мастера на лесопилке ненавидел. Но тоже спокойно, без рукоприкладства…
Иннокентий замолчал, вытащил из костра головешку, прикурил свою вонючую папиросу. Неторопливо выпустил густой синий дым.
– Это все? – спросил Саша. – Занимательная история!
