Далеко обойдя по лесу «зону обстрела», Петр объявил неожиданный привал. Пока Саша с Иркой перекуривали на поваленном дереве, геологи вдруг, словно по команде, взялись потрошить собственные рюкзаки, выворачивая самые потайные карманы. На белый свет стали появляться многочисленные футляры темного пластика, откуда, в свою очередь, извлекались разнообразные вороненые железяки грозно-военного вида. Все это изобилие ловко соединялось между собой, защелкивалось, прикручивалось, вставлялось и скоро обрело знакомые Саше по военным командировкам очертания двух снайперских винтовок Драгунова, пистолетов Стечкина и еще какого-то оружия, уже не знакомого, но явно дорогого и сокрушительного с виду. Ловкие, быстрые руки, спокойные, отрешенные лица, сосредоточенные складки на лбу. По карманам и кармашкам штормовок рассовываются обоймы, дымовые шашки, прочая военная мелочь. Спецназ готовится к десантированию…

Да, узнаваемая картина…

Саша уже видел таких людей, спокойных, отрешенных и сосредоточенных. Опасных и быстрых, как ядовитые змеи. Сильных другой, внутренней силой, которая видна в них даже в состоянии улыбчивого покоя, как экстрасенсам всегда видна пресловутая аура…

И как он сразу не догадался? Ведь бросалось в глаза! Мелочи, но можно было заметить, понимал теперь Саша.

Геологи? Черта лысого…

А кто они? ГРУ, ФСБ? Какие-нибудь РВУ или РЕЖУ?

Понятно, что спецы. Военные специалисты широкого профиля и узколетальной направленности. Лохматые бороды, дурацкие гривы – вот что ввело его в заблуждение с самого начала. Водка, кроссворд из «Экспресс-фактов», тектонические рассуждения… «Люблю вашу газету – на нее вздрочнуть хорошо».

А что удивительного? Тоже люди. Почему бы, действительно, двум бывалым воякам не выпить и не подрочить в перерывах между боями на невидимом фронте? Гораздо логичнее им выпить и подрочить, чем, скажем, штудировать переписку Жукова с Рокоссовским… А нелепые бороды и лихие гривы отрастить недолго, не велика хитрость…

Так!

И что получается? Много чего получается, много, но ничего хорошего…

Выходит, авария вертолета – это тоже не случайность? Если Петр и Павел, апостолы из соответствующих органов, хотели, рассчитывали попасть в эту загадочную Ващеру по своим разведнадобностям, значит, знали, что вертолет не долетит до цели и приземлится здесь? А откуда они могли знать? Грозовые явления пока что к ведомству обороны или безопасности не относятся, это по другому департаменту, более высокому…

А другие, кто остался у озера, они кто? Тоже спецназовцы под личинами? И куда же все-таки его занесло, в какую историю вляпался?

Вопросы, вопросы… Слишком много вопросов даже для заезжего журналиста. Отвечать на которые, честно говоря, не хочется. Как маленькому ребенку, углядевшему, что в темноте ворочается нечто большое, совсем не хочется выяснять, что это такое. Хочется закрыть глаза и позвать маму. Конечно!

Это только в кино интересно – лихой представитель прессы попадает, выявляет и разоблачает все подряд. Под рукоплескания выносит на суд общественности. На самом деле любой мало-мальски соображающий журналист старается держаться подальше от настоящих секретов, как муха всегда отлетает подальше от хлопков мухобойки. Потому что даже за участковым ментом стоит его отделение милиции, а за журналистом – всего лишь пресловутое общественное мнение. Другими словами, пшик на постном масле… Те, кто думали по-другому, кончали обычно плохо и быстро. Этому Саша знал много примеров, слишком много. Ладно – убьют, а ведь могут и просто покалечить мимоходом. И будешь потом сидеть дома по инвалидности второй, тихой и не критической группы, спиваться с отчаяния и рассказывать случайным собутыльникам о боях-пожарищах. Потихоньку пропивать остатки исподнего, не нужный ни своему изданию, ни остальной массовой аудитории. Вот таких примеров Саша навскидку мог назвать сразу несколько…

А он, Саша, вообще не по этому ведомству, между прочим! Ему подайте снежного человека или зеленого, как огурец, инопланетянина! Вот тут он спец, вот их он бы разоблачил с удовольствием! А государственные тайны – это не по его профилю, сто лет бы их не знать и еще сто раз по столько!

Наверное, это тоже была истерика своего рода. Тихая, внутренняя истерика без внешнего проявления эмоций. Неслышный вой рассудительного человека, осознавшего наконец, что он не просто попал, а откровенным образом вляпался, вспоминал потом Саша.

Лжегеологи ушли быстро, не оглядываясь, растворились между деревьями без треска и шороха. Понятно – кому уметь ходить по лесу, как не им? То-то они неслись, как ужаленные в зад лоси. Сзади, спереди, сектора обстрелов, фланги под прикрытием, злился Саша задним числом. Шашки к бою, штыки под пузо! Ачика-мандаринщика загоняли так, что тот аж хрипел, его-то за что?.. Знали ведь, апостолы на крови, наверняка знали, куда идут!

Ему с Иркой оставалось только смотреть им вслед. А что делать?

*

– Ну и что все это значит? Может, ты мне наконец объяснишь? – спросила Ирка.

Сначала она взялась было разбирать оставленное геологами-разведчиками имущество, хлопоча как перед собственной тумбочкой. Потом плюнула, села прямо на хвою и закурила, крепко, по-мужски, затягиваясь.

– Вот летели, – начал Саша издалека, – вот прилетели, вот сели…

– Слушай, Кукоров, я тебя убью когда-нибудь!

– Прямо сейчас?

– Нет, потом, – смилостивилась она.

Теперь они остались вдвоем. Петр и Павел ушли. Ачика Робертовича скоропостижно разнесло в клочья. Отряд редеет прямо на глазах, думал Саша. Собственно, уже и не отряд, просто мужчина и женщина, затерянные в чужом, незнакомом и, похоже, опасном лесу. Как в страшной сказке. Налево пойдешь – себя потеряешь, направо – все равно ничего хорошего, а прямо – так лучше бы вообще не родиться… Выбор для добра молодца…

Наверное, по-настоящему нужно сейчас сожалеть о непутевой кончине мандаринового азербайджанца. Был и погиб… Человек все-таки… Тварь по образу и подобию божьему, как любит говорить Бломберг. Но, если честно, сожаления не было. На чужую смерть он насмотрелся в свое время… И даже не в этом дело, не только в этом, оправдывался он перед собой за бесчувствие. Просто Ачик оказался первым. А кто второй? Кто следующий в списке потерь в живой силе, если не сказать – технике? Такие мысли определенно не дают распустить сопли, он это помнил еще по первым военным командировкам.

Да пропади все пропадом! Это абсолютно неконкретное рассуждение неожиданно успокоило и даже развеселило. Двум смертям не бывать, хватает обычно одной, причем сразу и навсегда… И все прочее на мотив «взвейтесь, соколы, орлами»…

– Иди сюда! – неожиданно позвала Ирка, перебив его мысли.

– Чего? – не понял Саша.

– Чевочка с хвостиком. Сюда иди. И садись рядом.

– Это зачем? – подозрительно спросил Саша.

Он все еще не понимал.

Потом понял. Осознал. Трудно не понять, когда на тебя смотрят такими глазами. Не просто красивыми, но и откровенно ждущими. Как кошка на сметану? Нет, сметана – это все-таки нечто аморфное, расплывчатое, прохладное и успокаивающее. А в данном конкретном случае представляешь себя скорее мышью. Из тех, что в зверином публичном доме по двадцати копеек за пучок по прейскуранту. С точки зрения мышей – цена недопустима занижена…

– А как начет лесбийской любви? Не забыла про ориентацию? – напомнил Саша на всякий случай.

Вдруг он ошибся и принял желаемое за действительное? Неудобно получится.

Неловко, хотя и понятно…

– Иди сюда и не мели чушь! – категорично сказала Ирка.

Удобно, значит. Поздравляем вас, господин Кукоров, сейчас вас будут насиловать, промелькнуло в голове. Можно расслабиться и получить удовольствие.

А можно не расслабляться и получить по башке…

Конечно, на войне – как на войне, она, родимая, все спишет и всех оприходует. Так ее надо понимать?

Саша давно уже не испытывал никакого трепета в отношениях полов, не тот возраст и не та профессия. Плавали – знаем, пожили – увидели – насмотрелись… Просто он растерялся немного. Что же это выходит, сначала про розовое знамя однополой любви, а теперь, господин мужик, пожалуйте к ответу? А где верность традициям?! Где надменная девичья гордость лесбиянки-коблухи?! Разврат выходит, полный разврат, господа и, одновременно, дамы!