– Когда заканчивается рабочий день в банке?

– В шесть, как обычно.

– Где находится центральный офис банка?

– На Тверской.

– Оттуда до отеля совсем недалеко. Даже с учетом пробок, – задумался Дронго, рассуждая вслух. – Если считать, что ваш дядя вошел в кабинет Паушкина, устроил там разгром и затем вышел, то после этого прошло полтора часа, прежде чем он появился в отеле, где нашел свою жертву. Многовато для состояния аффекта. А ведь вы говорили, что он был забрызган кровью. Значит, нанес несколько ударов.

– Девять, – кивнула Сабина, – медицинская экспертиза установила, что девять ударов.

– Что-то не получается, – медленно произнес Дронго, – по закону любое противоречие должно толковаться в пользу обвиняемого. Сначала неизвестно откуда появившийся нож, затем разгромленная комната Паушкина. И появление вашего дяди в отеле. Откуда он узнал, в каком номере находится Паушкин. Он у кого-то об этом спрашивал?

– Не знаю, – растерялась Сабина, – по-моему, следователь не проверял этой версии.

– И мотив, – напомнил Дронго. – Зачем ему убивать заместителя начальника отдела. Или тот метил на его место?

– Нет. Конечно, нет. Куда Паушкин, а куда Ахмед Абасов. Расстояние как от Земли до Луны.

– Тогда какой мотив? Что написал следователь?

– Личная неприязнь.

– Это не объяснение.

– Ничего другого нет. И дядя признается в убийстве.

Дронго поднялся. Сделал несколько шагов по комнате. Сабина молча наблюдала за ним.

– Интересно, – пробормотал Дронго, – очень интересно. Мне кажется, я впервые сталкиваюсь с подобным преступлением. Может, адвокату следовало поговорить более откровенно с вашим дядей и объяснить ему, чем грозит вынесение приговора. Это гарантированное пожизненное заключение. Нужно как-то повлиять на вашего дядю, чтобы он боролся за свою жизнь. Может, у него были иные мотивы для убийства?

– Он говорит, что нет, – Сабина тяжело вздохнула. Потянулась к сигаретам. Взяла вторую, но не стала ее курить. Понюхала и положила перед собой.

– Пытаюсь бросить, – призналась она. – А вы не курите?

– За всю жизнь еще не выкурил ни одной сигареты, – признался Дронго.

– Вы счастливый.

– Просто умный.

– Это значит, что я не очень умная.

– Я этого не говорил. Но если вы курите, то, значит, не очень хорошо относитесь к своему здоровью. Или я не прав?

– Меня приучил к этому мой бывший супруг, – призналась она, – он дымил как паровоз. Любил сигары...

– Бывший? – повернулся он к ней.

– Я ведь Сабина Корренс, – напомнила она, – меня даже считали немкой. Хотя у азербайджанцев это довольно распространенное имя. Я вышла за него замуж, когда мне было двадцать четыре. Три года прожила в Германии. Потом вернулась сюда. Мы разошлись не сразу, он еще приезжал, пытался помириться. Но затем мы подали на развод. Хотя по документам у меня еще его фамилия. Это помогает при получении визы и разных документов. У меня немецкое гражданство.

– Вы так прагматичны?

– Скорее практична. Немецкий паспорт позволяет жить так, как мне хочется.

– И вы считаете, что я могу помочь вам в этом непонятном деле?

– Уверена.

– Спасибо. Вы меня успокоили. Кто его адвокат?

– Боташев. Жагафар Сабитович Боташев. Кажется, он черкес или кабардинец.

– А следователь?

– Катусев, – вздохнула Сабина, – Валерий Георгиевич.

– Молодой?

– Увы. Ему только тридцать.

– Почему увы?

– Он племянник заместителя генерального прокурора. И пока только младший советник юстиции. Чтобы получить должность следователя по особо важным делам и повышение в чине, он обязан завершить столь успешно начатое громкое дело по обвинению в умышленном убийстве вице-президента банка. Вы сами можете себе представить, какое громкое дело получается. Два свидетеля и подозреваемый, который во всем признался. Не дело, а мечта дилетантов. И ведь раскрытое убийство пойдет в зачет не только следственному комитету, но и прокуратуре. Значит, Катусев должен успешно завершить расследование дела и передать его в суд. В случае вынесения обвинительного заключения Катусев почти наверняка станет следователем по особо важным делам и получит следующий чин. Все предопределено, осталось только посадить моего дядю на скамью подсудимых.

Она поправила очки, взмахнула рукой. Сигарета, лежавшая перед ней, упала на пол, но она не заметила этого.

– Как только он закончит это дело, так сразу и получит новое назначение, – громко сказала Сабина, – вы можете себе представить, какая это гадость. Делать карьеру на крови и несчастьях других.

– Вы неправы, – он вернулся в свое кресло, – следователь обязан проводить расследование, кто бы не подозревался в совершении преступления, – напомнил Дронго, – его обязанность искать и найти преступника, совершившего убийство. Провести следствие и передать дело в суд. Если он правильно расследует дело и суд вынесет обвинительный приговор, то это большой плюс следователю. Так принято во всем мире. Это его работа, которую он обязан делать честно и непредвзято. Но обязательно делать, невзирая ни на какие другие обстоятельства. Что он и делает. Если ему за успешную работу дают повышение по службе, то это тоже правильно.

– А если его дядя ходит в больших начальниках и специально подсовывает племяннику такое дело, чтобы тот мог отличиться, то это личное дело его дяди? – разозлилась Сабина.

– Мы говорим о разных вещах, – вздохнул Дронго, – а сколько лет адвокату?

– За шестьдесят. Он добрый, но старый и какой-то потухший. Такой спокойный старичок со своими философскими взглядами на жизнь. Дядя вообще отказался от своего адвоката, но по российским законам лицо, обвиняемое в убийстве, не имеет права оставаться без защитника и ему назначили Боташева.

– Значит, он назначенный адвокат?

– Вот именно. Бедный моя дядя. У него нет ни единого шанса выкарабкаться из этой западни. И я подумала, что нужно использовать любой шанс, даже самый незначительный. И этот шанс именно вы, господин Дронго. Поэтому я уговорила моих родителей позвонить вашей маме, чтобы я могла на вас выйти. Возможно, поступок не очень этически выдержанный, но я видела именно в вас наше единственное спасение.

– Ясно. Сколько лет было Паушкину?

– Тридцать три.

– Он женат?

– Разведен.

– Дети есть?

– Маленькая дочь. Ей восемь лет. Она живет с матерью в Новосибирске, куда они переехали в прошлом году.

– Из Москвы?

– Из Подольска. Его бывшая жена вышла замуж и уехала.

– Ясно. А у вашего дяди есть семья?

– Была, – она помрачнела. Посмотрела на пачку, увидела лежавшую на полу сигарету. Подняла ее, разломала пополам, сминая табак в пальцах. Понюхала руки и положила остатки сигареты в пепельницу. – Так легче, – объяснила Сабина.

Он терпеливо ждал, когда она ответил на его вопрос.

– У него была семья, – подняла голову Сабина, – супруга и двое детей. Но жена умерла в девяносто девятом. Онкология, ее ничего не могло спасти. Сделали две операции. Ничего не помогло. Ему тогда было только тридцать пять. И двое маленьких детей. Девочки-близнецы. Их отвезли в Баку, к теткам. Я в ту пору переехала в Москву и часто заходила к нему. Ему тогда было очень трудно, но он находил утешение в работе. Через несколько лет он познакомился с Алдоной. Потом они поженились.

– Кто такая Алдона?

– Его нынешняя жена. Ей только тридцать три года и она моложе меня. Алдона Санчук. По отцу она украинка, а по матери литовка. Такая приятная смесь. Вы бы ее видели – она заняла какое-то призовое место на конкурсе красоты в Литве. Кажется, второе. На целую голову выше меня. Высокая грудь, длинные ноги и зеленые глаза. Когда она надевала каблуки, то бывала ростом выше моего дяди. Она работала в банке «Универсал», где и познакомилась с моим дядей. Я его долго отговаривала от этого брака, но он меня не послушал. Мужчины бывают иногда такими глупыми. После этого я стала бывать у них гораздо реже. Трудно называть тетей женщину, которая на два года младше меня.