Уинтер устроился в комнате для совещаний, быстро покончил с телефонными разговорами, позвонил в архив, чтобы переписали в свои файлы привезенный с Венуччи материал, пальцами прочитал магнитную пленку гранок
– еще одна грань синэргических способностей – впал в дикую ярость, позвонил Чингу Штерну и понес его по кочкам.
Дверь приоткрылась, и в комнату осторожно просунулась голова – с узким разрезом темных глаз и белокурыми, неровно выгоревшими на солнце волосами, уложенными в высокую прическу. Деми Жеру из корректорской.
Уинтер махнул рукой, приглашая девушку войти, а затем той же рукой послал ей воздушный поцелуй, все это – ни на секунду не прекращая лить в интерком поток ругательств.
– Я начал вычитывать гранки этой дебильной статьи, и вдруг оказывается, какой-то сукин сын все переделал! Ну сколько мне раз говорить, чтобы не давали никаким раздолбаям курочить мои тексты? Хотите что-нибудь изменить – чего проще, скажите мне, я сам все сделаю. Мне не нужны в соавторы никакие хитрожопые засранцы!
С треском опустив трубку интеркома, Уинтер обернулся к совершенно перепуганной девушке и одарил ее лучезарнейшей из своих улыбок.
– Деми, ты – истинная услада глаз моих, с трудом разлипающихся после вчерашней пьянки. Подойди поближе, дяденька тебя обнимет. – Он широко раскинул руки и почувствовал, как дрожит все ее тело. – Несравненный ты мой корректор, весь исходный материал по Венуччи ждет.
– А я уже не корректор. – Произношение Деми было по-виргински мягким.
– Только не говори мне, что эти ублюдки уволили мое Сокровище Океана.
– Меня повысили. Теперь я младший редактор.
– Поздравляю! Давно пора, сколько можно закапывать в землю таланты умненькой девочки из… как там назывался этот твой дурацкий колледж?
– Мэримонт.
– Во-во. А зарплату прибавили?
– Увы.
– Вот же гады! Ничего, все равно отметим. Идем сейчас куда-нибудь, и я напою тебя в стельку.
– Вряд ли захочешь, Роуг.
– А чего это?
– Ну… мне дали первую работу… это оказалась твоя олигофренная статья.
– Ты хочешь сказать, что ты и есть тот самый сукин сын, который?.. И ты слышала, как я орал все это в трубку? – Уинтер громко расхохотался и чмокнул густо покрасневшую девушку. – Вот тебе первый урок, как надо со мной обращаться. А материал по феминисткам – он что, тоже пойдет к тебе?
– Меня приставили к тебе постоянно, – смущенно кивнула Деми. – Это поможет мне набраться опыта, полагает мистер Штерн.
– Очень интересно, какой именно опыт имеется в виду. Ну что ж! Полюбуйтесь, перед вами – Деми Жеру, дьяволица из Диксиленда, а отныне – мой личный редактор!
Глубоко, судорожно вздохнув, девушка опустилась на один из стульев. Сейчас в ней сквозила трогательная смесь решительности и страха.
– Мне бы хотелось совсем другого.
– Да?
– Помнишь, ты рассказывал, как ужинал однажды у каких-то ирландцев?
– Чего-то не припомню.
– Ну, когда ты водил меня завтракать в Грот Кошерной Морской Пищи «Эй, на встречном космическом!»
– Завтрак помню, но что я там рассказывал – хоть убей.
– Какой-то… какой-то ребенок ползал у всех под ногами, ты взбесился и пнул его.
– Господи ты Боже! – засмеялся Уинтер. – Ну конечно! Это было в куполе Дублин. Никогда не забуду, как все прямо окаменели от ужаса. Поступок жуткий, кто бы спорил, но ты себе не представляешь, какое это было занудное сборище.
– А ребенок посмотрел на тебя с обожанием.
– Точно. Лайаму уже лет восемь, и он все еще меня обожает. Пишет мне письма на гэльском. Можно подумать, у этого мальчишки врожденная страсть такая – чтобы его пинали.
– Роуг, – негромко сказала Деми. – А ведь ты и меня пинал.
– Я? Пинал?
Уинтер был поражен, его охватила непривычная дрожь, по всей коже пробежали мурашки Откровенные предложения встречались ему и прежде, но не в такой же форме.
«Я что, делал ей авансы?»
«Неужели она ощутила взаимное между нами притяжение, о котором я сам никогда и не подозревал?»
«А может, я вру?»
«Может, я все время только этого и хотел?»
Все эти противоречивые, взаимоисключающие вопросы метались в голове Уинтера, но искать на них ответы было уже поздно. Он встал, притворил дверь комнаты, поставил стул прямо перед стулом девушки, сел и взял ее за руки.
– Что с тобой, Деми? – Сейчас он говорил нежно, без следа прежней иронии. – Безнадежная любовь?
Деми кивнула и начала тихо всхлипывать. Роуг осторожно вложил ей в руку носовой платок.
– Надо быть очень храброй, чтобы сказать такое. И давно это у тебя?
– Я не знаю. Это… это просто как-то вот случилось.
– Прямо сейчас?
– Нет, не сейчас… как-то само собой случилось.
– А сколько тебе, радость моя, лет?
– Двадцать три.
– И ты любила кого-нибудь раньше?
– Это все не то, я никогда не встречала таких, как ты.
Уинтер внимательно оглядел безнадежно ревущую девочку с узкой талией и большой грудью. А потом тяжело вздохнул.
– Послушай, – начал он, осторожно подбирая слова. – Во-первых, я очень тебе благодарен. Ведь такое вот предложение любви – все равно что сокровище на конце радуги, оно достается совсем немногим. Во-вторых, я тоже могу тебя полюбить, но ты должна понять почему. Когда предлагается любовь, ответом может быть только любовь, тут нечто вроде шантажа, только шантаж этот – прекрасен. И я сейчас развлекаю тебя такими вот до тупости очевидными истинами с единственной целью, чтобы ты не промочила мой носовой платок насквозь.
– Я знаю, – кивнула Деми. – Тебе всегда можно верить.
– Так что получить меня можно. Я и вообще маньяк по части женщин – единственный, наверное, мой порок, – а сейчас девушка нужна мне, как никогда, только… Посмотри сюда, Деми, и слушай меня внимательно. Тебе достанется только половина мужчины, а может, и меньше. Большая часть меня принадлежит работе.
– Потому ты и гений.
– Прекрати это слюнявое обожание!
Уинтер резко встал, подошел к огромной карте Солнечной системы и начал ее изучать – без особого, правда, интереса.
– Боже милосердный, так ты и вправду твердо решила меня заарканить?
– Да, Роуг. Мне и самой это не нравится… да.
– И что, никакой пощады? Наш покойный друг, великий Роуг Уинтер подшиблен влет мэримонтской тихоней, каковой факт снова и непреложно доказывает, что я – придурок, способный сказать «нет» кому угодно, кроме девушки.
– Ты боишься?
– Конечно, боюсь, только куда же мне деться? Хорошо, давай начнем.
Деми с разбегу бросилась Уинтеру в объятья и поцеловала его плотно сжатые губы.
– Мне нравится, какой у тебя рот, – пробормотала она, задыхаясь. – Твердый, крепкий. И руки тоже крепкие. Роуг… Роуг…
– Это потому, что я – маори, дикарь.
– Таких как ты вообще больше нет.
– А нельзя ли приглушить малость это благоговение? У меня и так хватает тщеславия.
– Господи, никогда бы не поверила, что получу тебя.
– Да? Расскажи кому другому. Прошу вас. Высокочтимые святые предки царственного семейства Юинта, – молитвенно возвел глаза к потолку Роуг, – благородные короли, пятнадцать поколений правившие маори, те, чьи души покоятся в левом глазе Те Юинты… прошу вас, не дайте этой паучихе сожрать меня с потрохами.
Деми восторженно присвистнула и захихикала.
– Что может поделать благородный дикарь, когда на него нацелилась девица? Он окружен, он обречен, он пропал безвозвратно.
– В левом глазе? – уточнила Деми.
– Ага. А ты что, не знала, что душа обитает в левом глазе? У маори это каждому ребенку известно.
Зажмурив правый глаз, он посмотрел на светившуюся восторгом и предвкушением девушку.
– Какого черта, Деми. Пойдем, отметим это дело, только теперь я не тебя буду накачивать, а надерусь сам. Чтобы приглушить свои страдания.
Деми снова присвистнула.
Сударыня, будь вечны наши жизни, Кто бы стыдливость предал укоризне?
[Эндрю Марвелл (1627-1678) «К стыдливой возлюбленной».