И все же он был жив. Это ободряло. В качестве эксперимента он попробовал задержать дыхание. Это оказалось нелегко, но сработало. Он не мог чувствовать расширения или сужения грудной клетки, но мог контролировать хотя бы дыхание. Как бы теперь еще убедиться, что части тела, не подвластные контролю, еще действуют? Пока же все, что он мог сделать, это лишь проанализировать свое затруднительное положение.

Более всего его раздражало то, что его поймали в самом начале игры. Если бы он был новичком в подобных делах, ему не было бы так стыдно, но, будучи одним из девяти лучших агентов ТЕРРЫ, получивших престижную лицензию на вмешательство, и при этом так влипнуть в начале операции, все это просто выбивало из колеи. Уэбли будет хохотать над ним всем своим организмом. Кстати, а где партнер?

— Уэбли! — мысленно позвал Форчун и внимательно осмотрел стену и коридор за ней. — Уэб? — повторил он.

Ничего в поле зрения не несло никаких признаков того, во что мог превратиться симбионт. Форчун заставил себя не думать о том, что партнер мог быть уничтожен — он уже слишком часто делал подобное ошибочное заключение, после чего этот непробиваемый симбионт появлялся в последний момент живой и здоровый и по-прежнему язвительно ироничный. Нет, Уэбли должен находиться где-то поблизости. Форчун почувствовал уверенность в том, что снова его меняющий форму коллега сумел выжить, какие бы бомбы на них не бросали, и, возможно, в этот момент уже обдумывал план его спасения. Если то, что парализовало человека в машине времени, было каким-то видом психотронного излучения — а Форчун был почти уверен в этом-то эта энергия все же не могла действовать быстрее фантастического механизма самосохранения симбионтов. По всей вероятности, Уэбли удрал от ее воздействия прежде, чем напавшие на них противники могли понять, что он там вообще был. При самом удачном стечении обстоятельств он мог захватить машину времени, когда оттуда извлекли Форчуна, и сейчас уже вернуться на ТЕРРУ за подкреплением. Ганнибал решил, что беспокоиться об Уэбли будет просто потерей времени. Разрешив эту проблему, он вернулся к собственному положению.

К моменту, когда его протоплазма, последовав безусловному инстинкту, провела необходимый внутренний ремонт и когда к Уэбли снова вернулось сознание, и Ганнибал Форчун, и машина времени исчезли. Симбионт сфокусировал свою энергию в мысленный зонд и обследовал окрестности в поисках следов своего партнера. Не найдя ничего, он откатился в тень под массивным сталагмитом и закончил процесс самовосстановления. Довольный тем, что его повреждения были минимальны, он вытянул гибкий глазной стебель до верхушки сталагмита и оглядел всю пещеру.

Скупой красноватый свет давал возможность увидеть, что приборы тут остались, но имперского скиммера не было. Две радарные антенны все еще были направлены на то место у входа в грот, где засекли их машину. Уэбли не мог быть уверен, выключили их или оставили в рабочем состоянии. Превратившись в гибрид виноградной лозы и многоножки, Уэбли начал осторожно двигаться вверх по стене пещеры, выращивая по необходимости ноги и шупальца, совершая сложный слалом среди свисающих сверху сталактитов. Обнаружив небольшое отверстие в потолке, в котором чувствовалась тяга воздуха, он нырнул туда и по длинному, извивающемуся естественному ходу выбрался на солнечный свет. Совершив это, он вырастил пару протоплазматических крыльев, оперил их и поднялся в воздух. Сориентировавшись на местности, он полетел к особняку Ванго и Аррика. Резиденция была пуста.

Разумно полагая, что Форчуну мало поможет обессиленный от голода партнер, Уэбли сменил птичью форму на обезьянью. Найти личный запас ксан-ти Аррика было делом пары минут. Уэбли налил себе большую чашку золотистого питания и уселся ждать возвращения резидентской команды.

— Ганнибал Форчун.

Это прозвучало как шорох сыплющегося песка. Форчун открыл глаза. Прямо в центре открытой двери в конце шахты находилась лиловая комковатая глыба с оранжевыми оборками, примерно в половину роста человека. Форчун никогда не видел ничего подобного. Там, где, по идее, находилось лицо существа, мерцала сеть разноцветных пятен. Больше всего агента заинтересовал тот факт, что оно как будто стояло на полу коридора, который, по его ощущениям, уходил вертикально вверх.

Четыре самых высоких оборки шевелились, показался зеленый язык, похожий на мускульную ногу земных моллюсков.

— Не могу сказать, что ваше лицо мне знакомо, — сказал агент. — Хотя, конечно, это может быть и не лицо.

Верхние оборки существа затрепетали мелкой дрожью.

— Я — Барс Толунем, — сказало существо на языке Галактической Федерации.

Форчун улыбнулся:

— Очень приятно, Вы не скажите, что вы со мной сделали?

Не ответив на вопрос, существо медленно двинулось вперед, по-видимому, чтобы получше рассмотреть пленника сквозь квадратное окошечко. Хотя лицевые мускулы начали болеть от напряжения, Форчун сохранял на лице невозмутимую улыбку. Наконец комковатый повернулся и тяжело двинулся назад.

— Несмотря на вашу красоту, — пробормотал агент, — вы, безусловно, не самый приятный собеседник в галактике.

Оставив за собой блестящий след, Барс Толунем медленно прополз сквозь открытую дверь, захлопнув ее за собой.

Форчун сонно прикрыл глаза и попытался извлечь какую-нибудь полезную информацию из этой встречи. Но, почувствовав большую усталость, быстро уснул.

Уэбли не находил ничего зазорного в том, чтобы, ради спасения партнера из переделки, попавшего в нее из-за своей самоуверенности, просить помощи у Ванго и Аррика, к которым Ганнибал Форчун так пренебрежительно отнесся раньше. Ванго, услышав такую новость, плохо скрыл выражение злорадства на своем лице. Уэбли решил выяснить причины, вызвавшие враждебность, которую эти двое людей чувствовани друг к другу. Он попытался влезть в сознание Ванго, но симбиотический партнер последнего Аррик выстроил мощную телепатическую защиту, и ничего особенного в мыслях резидента Уэбли прочесть не смог.

— Я прошу возможности поговорить с Арриком наедине, — сказал Уэбли.

Все еще распластанный на плечах Ванго, Аррик отреагировал волнами недовольства. Уэбли при помощи телепатии быстро объяснил причины такого желания, добавив, что он лично на месте Аррика не приветствовал бы такое предложение, но сейчас не видел другого выхода. Аррик неохотно согласился. Оторвавшись от Ванго, он скатился на пол. Его сопротивление напомнило Уэбли нервозность Ро-нел, когда они впервые встретились на вершинах деревьев недалеко от Мохенджо-Даро.

Симбионты-торги очень не любили контактировать с себе подобными. У организмов, размножающихся только половым путем, такое асоциальное поведение создавало бы крайне низкий уровень выживаемости, но в эволюционной истории торгов это был толчок для развития сильных индивидуальностей.

Оставив Ванго, два симбионта удалились в другую комнату, чтобы начать сложный ритуал первого знакомства.

Колючая боль от вернувшихся ощущений пробудила Ганнибала Форчуна. Каждый мускул болел, но, по крайней мере, это давало уверенность, что их обладатель цел. Во рту было сухо, а глаза, казалось, покрылись сухой коркой. Коридор или шахта были по-прежнему видны через квадратное окошко. Ощущение, что он смотрит вверх, подтверждалось положением его тела — он лежал на спине, глядя в косо подвешенное зеркало.

Он попробовал размять руки и ноги, но тело слушалось еще очень плохо. Каждое движение причиняло боль.

Вдруг открылась дверь и в коридор вошел… Грегор Малик.

Форчун не поверил своим глазам. По крайней мере, это выглядело как Грегор Малик — то же отвратительное зеленое лицо, те же паучьи лапы, оканчивающиеся кожистыми трехконечными клещами. Но Малик был мертв. Точнее говоря: предположительно мертв. Предположительно затерян в извилистом лабиринте времени, жертва правила двойного отсутствия. Его дьявольский гений был вычеркнул из всех известных континуумов пространства-времени.