В душном кабинете было мрачно и зябко. За его высокими полузашторенными окнами сгущался февральский сумрак.

Но молодая женщина, сидевшая в кожаном кресле у камина, не торопилась разжечь огонь и включить свет. Накинув на поджатые ноги замшевую мужскую куртку, она нежно поглаживала ее, с наслаждением вдыхая терпкий сигарный аромат, насквозь пропитавший ткань.

Ей решительно не хотелось верить, что Лайонел никогда не наденет эту вещь, и страшно было представить, что он больше не войдет в свой кабинет, раскрасневшийся после прогулки, и не отпустит соленое словечко о скверной погоде, добродушно улыбаясь и потирая руки.

Как же я стану жить без этого славного великана?

Когда мерин по кличке Гнедой вернулся домой без всадника, Сейди, работающая в поместье конюхом, заявила, что предупреждала Лайонела о скверном норове скакуна. Но кто мог подумать, чем все обернется? Большинство, упав с лошади, отделывается ушибами, на худой конец, сломанными конечностями или ключицей.

Врач, осмотревший тело Лайонела, определил, что его вышиб из седла обширный инфаркт. «Именно так, скача во весь опор, и мечтал он встретить смерть», – со вздохом добавил доктор, на протяжении многих лет друживший с покойным.

Джоанна, хорошо знавшая неугомонный характер свекра, была согласна с эскулапом. Лайонелу не сиделось долго без дела. Освободив пять лет назад кресло председателя совета директоров концерна «Верн инвестментс», Лайонел постоянно искал, чем заполнить свободное время. О лечении и постельном режиме и слышать не желал. Как того и следовало ожидать, беспокойная натура и чрезмерная активность раньше срока свели его в могилу.

Джоанна тяжело вздохнула и, сглотнув подступивший к горлу ком, вновь задалась вопросом, что ее ждет в недалеком будущем. Внезапная кончина Лайонела потрясла всех, кто его знал, и вышибла из-под ног Джоанны опору, еще вчера казавшуюся ей вполне прочной.

До этого рокового дня она избавляла свекра от всех насущных хлопот, взвалив на свои плечи заботу о поместье Уэстроу. Возвращение в родные пенаты Гейбриела Верна – ее супруга и сына покойного – не сулило Джоанне ничего хорошего. Два года назад он покинул этот дом, в пух и прах разругавшись с женой и с отцом, и с той поры колесил по свету, успешно приумножая несметные богатства треста.

«Теперь же он обязательно возьмет бразды правления в свои руки, – тоскливо подумала Джоанна, – и выставит нелюбимую жену и ее мачеху за дверь».

Отдаленный звонок вернул ее к реальности. Она проворно вскочила с кресла: Генри Фортескью – друг и стряпчий Лайонела – не должен застать ее предающейся унынию в темноте возле холодного камина. «Сделав» бодрое лицо, она отдернула портьеры, впустив в кабинет чахлый свет угасающего дня, и, присев на корточки, разожгла огонь. Пламя с жадностью набросилось на угли, прибавляя помещению тепла и уюта.

Стряпчий был суров и мрачен. Зная, что с покойным его связывала многолетняя дружба, Джоанна рассчитывала на содействие этого человека. Отряхнув ладони, она распрямилась и с улыбкой сказала:

– Не желаете ли глоток виски, мистер Фортескыо?

Гость взглянул на нее с легким недоумением и, прокашлявшись, торжественно произнес:

– Дорогая Джоанна! Примите мои глубочайшие соболезнования. Мне до сих пор не верится, что все это действительно случилось.

– Мне тоже, – помрачнела она. – Но виски нам обоим все же не повредит. Вам с талой водой?

Джоанна потянулась к хрустальному графину и тяжелым бокалам, стоящим на столике.

– Да, разумеется, как любил Лайонел, – кивнул гость. – Но только совсем чуть-чуть: я за рулем.

– За друзей, которых с нами нет! – подняла она бокал.

Они уселись в кресла. Поверенный покойного сделал глоток, пожевал губами и спросил:

– Как здоровье миссис Элкотт? Кстати, где она сейчас?

– У себя в комнате, раздавлена горем, – пряча глаза, ответила Джоанна.

– Иного я и не ожидал, – желчно проворчал стряпчий. – Трудно смириться с крушением своих надежд.

– Однако вы не слишком сдержанны в суждениях, мой дорогой мистер Фортескью, – с деланным упреком вскинула брови Джоанна.

– Я отвечаю за свои слова, – возразил собеседник. – Как старый друг и душеприказчик Лайонела, я не одобряю ее намерений, которые мне хорошо известны.

– Доброта Лайонела нередко оборачивалась против него, как это ни прискорбно, – вздохнула Джоанна. – Примером может служить даже его отношение ко мне.

– Не ставьте себя на одну доску с мачехой! – нахмурился мистер Фортескью. – Лайонел приютил вас после смерти вашего отца по велению сердца. Ваша матушка была его любимой кузиной. Но Синтия не имеет права претендовать на его щедрость! Она была женой Джереми всего несколько месяцев. Лайонелу она чужая. Нет, я глубоко убежден, что Синтия способна заработать себе на хлеб. Она еще молода и полна сил, вполне могла снова устроиться секретаршей, однако предпочла воспользоваться случаем и поселиться здесь, взвалив вдобавок всю работу по дому на ваши плечи. Насколько мне известно, дорогая Джоанна, Лайонел справедливо надеялся, что домоправительницей станет она!

– Но мне такая работа совершенно не в тягость, – поспешно возразила Джоанна, ощущая от выпитого алкоголя приятное тепло во всем теле. – Синтия не создана для роли домоправительницы.

– Вы так считаете? – оживился гость. – Любопытно! И в чем же, по-вашему, ее предназначение?

– Украшать собою дом и супруга, насколько я понимаю! – фыркнула Джоанна, с сожалением отметив, что ей это, увы, не дано.

В памяти всплыли все насмешки, которые она терпела от второй жены отца. Синтия и не скрывала презрения к падчерице.

– Это, однако, не имеет никакого отношения к теперешней ситуации, – добавила она, спеша избавиться от неприятных мыслей. – Надеюсь, Синтия сохранила навыки, необходимые для секретарской работы. Гейбриел вряд ли станет выплачивать ей пособие, как, впрочем, и мне…

– Простите, миссис Берн, – перебил ее адвокат, – но у вас имеются законные права…

– … На алименты? – натянуто улыбнулась Джоанна. – Я в них не нуждаюсь! И, пожалуйста, называйте меня лучше по имени, я намерена снова взять девичью фамилию.

– А стоит ли? – насторожился стряпчий.

– Безусловно! Я пригласила вас, чтобы попросить об одолжении. Не могли бы вы передать Гейбриелу письмо? Вам все равно придется с ним встретиться по делам, а мне совершенно не хочется этого делать. Пока Лайонел был жив, я не решалась и заикнуться о разводе с его сыном. Вам известно, какого мнения он придерживался на сей счет. Но теперь ситуация изменилась…

– Мне известно, что мой друг не терял надежду помирить вас. – Мистер Фортескью взглянул на собеседницу с упреком. – Конечно, он чувствовал, что отчасти виноват в вашей размолвке, корил себя за то, что поторопился, настояв на браке, когда вы оба еще не были к нему готовы.

– Да будь мы с Гейбриелом помолвлены хоть за десять лет до свадьбы, наш союз все равно бы распался! Мы не созданы друг для друга! – вспыхнула Джоанна. Она порывисто встала и, подойдя к письменному столу, взяла с него конверт. – В своем письме я предлагаю Гейбриелу развестись как можно скорее и без унизительных упреков с обеих сторон. Учитывая все его бесчисленные амурные похождения, о которых наперебой судачат бульварные газеты, я считаю такое предложение благородным и обоснованным.

– Как юрист, – наморщил лоб мистер Фортескью, – я не могу охарактеризовать ваш поступок иначе, как глупое упрямство. Вы поступаете опрометчиво, дорогая Джоанна!

– Вынуждена напомнить вам, что отныне вы поверенный Гейбриела. – Натянуто улыбаясь, Джоанна вручила конверт. – Передайте своему клиенту это письмо как можно быстрее. Бессмысленно затягивать решение данной проблемы.

– Но вы и сами сможете вручить мужу послание, – попытался увильнуть хитрый стряпчий. – Ведь он приедет на похороны отца.