– О, любимый, не смейся, – Ровена снова сделала ему замечание, – здесь нет ничего смешного.

Его рука сжала ладонь жены.

– Милая, когда есть выбор – смеяться или плакать, я предпочитаю смеяться. Кроме того, наше положение значительно улучшилось за последние минуты.

– Подожди, – сказал Рэннольф, – у меня кружится голова. Если я свалюсь на жену, то могу причинить вред ей и ребенку, которого она носит. Сначала дай мне воды, потому что у меня в горле пересохло от жажды, а потом позволь лечь.

Никола помогла ему напиться из кувшина разбавленным вином, а Ровена быстро приготовила постель, раскинув на полу тюфяк. На него они уложили Рэннольфа. Ровена держала мужа за руку и нежно гладила его по волосам, пока девушка занималась штопкой.

Когда лорд Грэстан окончательно понял, что вернулся к жизни, девушки уже не было в комнате. Жена сидела рядом и, хотя Рэннольф еще не открывал глаз, он почувствовал, что Ровена плачет. Это было понятно, потому что его безрассудство привело их в такое положение. Только стыд удерживал его от того, чтобы заговорить с женой.

Внезапно она прижала к себе его пальцы и стала целовать их.

– Я не могу переносить мысль о том, что ты можешь умереть, – прошептала она. – Пожалуйста, не умирай.

Она вздохнула и сжала его руку в своей.

– Не плачь, милая, – пробормотал он, – я не умру.

Узнав, что он снова пришел в сознание, она только разрыдалась еще горше.

– О, Рэннольф, я так боюсь. Мы были вместе так недолго. Не покидай меня, я люблю тебя.

Эти слова заставили его задохнуться от затеплившейся надежды, потом он вздохнул, как будто признавая невозможность этого.

– Ты говоришь так, потому что напугана. И, как ни приятно мне это слышать, я думаю, что ты ошибаешься, – выговорил он, останавливаясь через слово, чтобы перевести дыхание. – Вплоть до недавнего времени я не был идеальным мужем, а теперь чуть не загубил твою жизнь. У тебя не было достаточно времени даже на то, чтобы хорошенько узнать меня, и еще меньше, чтобы полюбить.

И все же, в нем начала расти отчаянная потребность услышать, чтобы она повторила свои слова. Он хотел еще раз убедиться в их истинности.

Ровена свободной рукой вытерла слезы, оставившие дорожки на ее щеках, и порывисто вздохнула.

– Но я знаю тебя уже несколько месяцев, начиная с февраля.

– Едва ли можно так говорить. Я редко бывал рядом с тобой.

– Да, ты отсутствовал, но рядом были твой сын, брат, твои люди. Твоя доброта отражалась в их глазах, когда они вспоминали о своем господине, и я слышала рассказы о благородных поступках, которые ты совершал. Каждый раз, когда я смотрела на Джордана, я видела тебя. Да, ты бывал сердит, но за это извинился и все мне объяснил. Потом, в нашей постели… – Вдруг притихший голос Ровены стал робок. – Ты не обижал меня и не причинял боли, ты заставил меня полюбить тебя.

Слова жены замерли в тишине.

Рэннольф закрыл глаза, едва скрывая радость, которую доставило ему это признание. Она любила его, это правда. Ему хотелось прикоснуться к ней, обнять ее покрепче. Он потянул ее за руку, и она легла рядом с ним. Когда Рэннольф повернул к себе ее лицо, их губы нежно слились в поцелуе. Он почувствовал, что начинает новую жизнь, хотя бы в этом темном и жутком месте. С удивлением он прошептал:

– Ты любишь меня и никогда не покинешь, потому что Грэстан держит твое сердце, как и мое.

Потом Рэннольфа неодолимо потянуло ко сну, и он безропотно поддался целебным объятиям Морфея.

Тонкий лучик утреннего солнца пробился в узкое оконце, выходящее на восток. Ровена медленно открыла глаза, испытывая какое-то новое недомогание, похожее на тошноту. Она еще не испытывала ничего подобного. Однако это быстро прошло, оставив лишь странную тяжесть внизу живота.

Она придвинулась в Рэннольфу, который все еще спал. Легкое прикосновение к его лбу убедило ее, что у мужа не было лихорадки. Вставая, Ровена достала свои четки и прочитала утренние молитвы, добавив благодарственные слова за то, что они пока еще были еще живы. Когда этот обычный ритуал был завершен, она сняла с себя грязную одежду и бросила ее в угол. Оставшись только в рубашке, Ровена подошла к небольшой щели в каменной стене.

Двор Эшби простирался до самой реки, зеленый и благоухающий. Она могла даже расслышать плеск воды о ее берега. С вершины ивы иволга изливала свою песню в прохладные и безоблачные утренние небеса. Блеяла овца, хныкал ребенок. Внезапно ветер донес запах свежего хлеба. Как могло нечто столь кошмарное случиться в таком мирном месте?

Ровена удрученно отвернулась от щели. В выемке в стене она нашла свой гребень и поджав ноги, уселась на краю матраса. Прошлой ночью она не уделила внимания своим волосам, и теперь ей придется за это расплачиваться. Она распустила длинную косу и начала медленно расчесывать волосы, потом перекинула их через плечо, чтобы заплести.

– Оставь, – хрипло сказал Рэннольф, напугав ее. – Мне нравится, когда они свободно распущены.

Ровена быстро повернулась к нему, при этом волосы взвились мягким облаком.

– Я не знала, что ты проснулся. Как ваши дела сегодня, милорд? Что-нибудь болит?

– Да, но ты можешь облегчить мне боль, если поможешь подняться, чтобы я мог воспользоваться этим горшком.

Ровена буркнула что-то, но сделала все, как он просил.

– Боже мой, ну, и тяжел же ты, – сказала, она, когда он навалился на нее, поднимаясь с матраса.

– Раньше это тебя, кажется, не волновало, – колко ответил он. – Подожди немного, у меня снова кружится голова. Если я не удержусь, дай мне упасть. Я не хочу повредить ни тебе, ни нашему малышу.

– Не дам, – заявила она, обхватывая его за талию.

На мгновение он прикрыл глаза ладонью, потом вздохнул.

– Теперь мне лучше. Отпусти, я сам сделаю несколько шагов.

Она продолжала держать его, и Рэннольф повторил:

– Рен, не держи меня. Если нам суждено выбраться из этой темницы, я должен быстрее выздороветь. Чтобы сделать это, мне надо снова встать на собственные ноги, и побыстрее.

Ему удалось пройти некоторое расстояние, но потом пришлось опереться о стену. Когда Рэннольф, наконец, повернулся, лицо его было совершенно белым от недомогания.

– Проклятье, я не могу согнуться, чтобы завязать пояс. Ты сделаешь это для меня?

На этот раз он не жаловался, когда она помогла ему пройти несколько шагов назад. Но дойдя до тюфяка, Рэннольф заартачился:

– Нет, я не буду лгать. Это причиняет мне слишком большую боль. Привали тюфяк к стене и дай мне сесть. Ты можешь скомкать одеяла и подложить мне под спину.

Она колебалась, и он рявкнул:

– Я могу терпеть ровно столько, сколько тебе понадобится, чтобы подвинуть тюфяк.

– Как угодно, милорд, – саркастически отозвалась она, но сделала, как он просил.

После того, как она, к своему собственному удовлетворению, помогла ему, Ровена передала мужу кувшин, и он разделался с его содержимым. Краска постепенно приливала к его лицу.

– Теперь ты выглядишь лучше. Как твоя голова? – спросила она. Взяв пустой кувшин, Ровена поставила его рядом с дверью.

– Довольно хорошо.

Его слова были отрывистыми и резкими.

– Почему ты не сказала мне, что ждешь ребенка?

– Я не хотела преждевременно вселять в тебя надежду, – тихо ответила она. – Ильза говорит, что первенец часто бывает в меньшей безопасности, чем те, кто идет следом.

Ровена не могла заставить себя рассказать ему о том, что умерла бы, узнав, что он ценит ее только из-за того ребенка, которого должна родить.

– Ты рисковала жизнями моего ребенка и своей, и даже подумала, что могла потерять его?

– Нет, – возразила она. Гнев разгорелся в ее сердце, – это ты поставил на карту жизнь моего ребенка, потому что был одержим дурацкой идеей явиться сюда и не слушал, когда я предупреждала тебя о том, что здесь может случиться. Слава Богу, что я здесь. Если бы не я, ты валялся бы мертвый рядом со своим конем, которого ты так сильно любил.