Дэв, отказавшись от первоначальной мысли скрыть от супруги всю серьезность положения, в котором она очутилась, решил воспользоваться взятой в библиотеке соответствующей книгой. Шагая с Милиссой рядом, он прочитал ей вслух те параграфы, в которых анализировалась эмоциональная болезнь, вызвавшая вероятную гибель человеческой расы. Все высказанные ранее женой мрачные мысли, теперь так целеустремленно проводившиеся ею в жизнь, были описаны там настолько подробно, что он инстинктивно, рывком, склонился и поднес страницу к её глазам. Более того, провел пальцем по наиболее выразительным фразам.

Милисса резко остановилась. Ее переливчатые серо-зеленые глаза сузились. Она плотно сжала губы, не скрывая своего неприятия того, что он ей сообщил. Потом вкрадчиво произнесла:

— Дайте взглянуть!

И протянула руку.

Дэв неохотно повиновался. За словами супруги угадывалась хитрость, носившая, как ему казалось, ещё более автоматический характер, чем предшествовавшая ей ярость. Всего за несколько часов Милисса как человек заметно упростилась, неоспоримо стала более примитивным существом.

Поэтому он не очень удивился, когда она, размахнувшись, забросила книгу как можно дальше, испустив при этом нечленораздельный вопль.

Они приблизились на расстояние в несколько метров к той двери в их доме, что вела на женскую половину. Смирившись, Дэв наклонился, чтобы поднять справочник, подметив в то же время, что Милисса рванулась к двери. Открыв её, она гибко проскользнула внутрь, шумно хлопнув на прощание створками.

Едва солнце скрылось за западной грядой гор, покрытых застывшей лавой, мир Джейны окрасился в пурпурные цвета сумерек. Потом все окуталось легкой и нежной пеленой ночи, расцвеченной гроздьями звезд. Дэв последовательно проверил все четыре двери, разделявшие два крыла их дома. Ни одна из них не поддалась его усилиям, надежно заблокированная не поддающимися вскрытию запорами.

Наступило следующее утро.

Дэв очнулся от мягкого жужжания вибратора. На какое-то мгновение он с надеждой подумал, что его вызывает Милисса. Но тут же отбросил эту мысль, как только настроился на образ, приводивший в действие ближайший усилитель мысли. Нет, он не ошибся, решив, что и речи не могло быть о Милиссе. Действительно, зуммер вскоре смолк, а на экране потолка высветилось изображение того, кто его разбудил. То был посыльный, стоявший перед входной дверью с продовольственным набором в руках.

Дэв заговорил с ним на языке джейнийцев, одновременно выскакивая из постели.

Он открыл дверь. Перед ним стоял молодой длинноносый парень из местных жителей. Он протянул ему пакет со словами:

— Было распоряжение доставить это сюда, но в другую часть дома. Я что-то не очень понял…

Дэв ответил не сразу, поскольку у него мгновенно промелькнула мысль, что за этими невинными словами скрывалось желание разузнать получше о том, что приключилось в этом доме. На Джейне система шпионажа была вездесущей. Если бы он стал сейчас что-то объяснять этому юнцу, его слова тотчас же были бы доведены до сведения властей. И дело было не в том, что от этих существ надлежало вечно скрывать правду. Просто для них ещё не наступило время познать, что такое бессмертие. Как, впрочем, и для расписывания в деталях финальной катастрофы, для сообщения о том, что в течение каких-то нескольких месяцев почти все земное население Галактики вдруг решило, что больше нет смысла продлевать свои жизни, и без колебаний отказалось принимать предназначенные для этих целей препараты. Миллиарды людей попрятались кто где и ушли из жизни, не оставив после себя потомства. Кстати, не проявив по этому поводу никакой озабоченности.

Конечно, уцелевшие люди, которые прошли в ужас от такой перспективы, кое-кого из самоубийц отловили и силой подверг ли необходимым медицинским процедурам. Но в конечном счете это решение оказалось крайне не удачным, потому что те, кто помогал в реализации подобных планов, в известной степени сами оказались потом в таком же фатальном психическом состоянии, как и те, кто дошел до этого естественным путем.

В итоге было решено считать единственно по-настоящему выжившими только тех, кто испытывал стойкое презрение в отношении всех, кого не удавалось убедить принять помощь. Эти гордецы снисходили до того, что какое-то время могли, не скрывая своего сарказма, излагать некоторым безумцам свои аргументы. Но принуждать их — ни за что!

Стоя на пороге своего огромного дома, в котором они с Милиссой прожили сотни лет, Дэв вдруг с беспощадной жестокостью осознал, что настал час выбора и для него.

Чтобы выжить самому, он должен был сам себе напомнить о том, что действия Милиссы не вызывают в нем ничего, кроме полного отвращения.

Поэтому, пожав плечами, Дэв решился:

— Знаете, меня покинула жена. Теперь она проживает одна, в другом крыле этого здания. Так что отнесите эту посылку к той двери, что выходит на восток.

Он отдал пакет джейнийцу и взмахом руки отпустил его. Посыльный, приняв заказ, отступил на несколько шагов, даже не пытаясь скрыть своей брезгливости.

— Так от вас, значит, ушла жена? — повторил он, подобно эху.

Дэв подтвердил это кивком. Внутренне, вопреки принятому решению рассказать о случившемся, он немного сожалел о том, что пошел на эти откровения. Дело в том, что для джейнийцев мужского пола проблема поиска женской половины остро вставала уже в довольно раннем возрасте и продолжалась до преклонных лет, а прекращалась, возможно, вообще лишь с наступлением смерти. До сего времени единственная на планете женщина с Земли рассматривалась ими как запретный плод и считалась абсолютно недоступной. Но без всякого сомнения, джейнийцы-самцы, или, проще, джейсамы, с их гипертрофированным культом мужского начала в жизни, всегда испытывали нечто вроде извращенного интереса к Милиссе.

Сделав над собой невероятное усилие, Дэв отогнал эти мысли. Воистину то, что они таили в себе, теперь не имело никакого, даже самого малейшего значения.

В тот же день, но чуть попозже, он заметил Милиссу в саду, по-прежнему стройную, неоспоримо прекрасную и без каких бы то ни было признаков наступавшей деградации. Внешне даже на второй день разразившегося кризиса она по-прежнему выглядела как не ведавшая, что такое смерть, блондинка. Глядя на нее, Дэв передернул плечами, затем отвернулся, настойчиво возвращаясь к мысли, что сейчас Милисса, в сущности, уже перестала быть настоящим человеческим существом.

Она лишилась способности трезво рассуждать.

С наступлением ночи он при помощи набора ключей проверил состояние температур в главном Хранилище Символов, а потом поднялся на холм, чтобы полюбоваться оттуда на их громадный, белевший в темноте неясным пятном дом.

Внешние фонари причудливо освещали сад, эффектно подсвечивая водную гладь протекавшей рядом реки. Глубокая тишина окутывала это столь ему знакомое, насчитывавшее не одно столетие здание.

Непонятно почему, но такой глубокий покой в чем-то стеснял его. У Дэва возникло ощущение, что дом вымер. В самом деле, ни в одном из двух крыльев помещения не светилось ни одного окошка.

Он удивился этому, но тревоги не почувствовал: лично он был в безопасности, да и Милисса какой-либо угрозе из-за своего поступка не подвергалась. Тем не менее Дэв поспешил покинуть холм и направился к дому. Первым делом он попытался открыть дверь в той части строения, где обитала Милисса. Она легко распахнулась.

Внезапно его обдало получившей усиление мыслью. Ментальное послание от Милиссы!

Поступившее сообщение было сдержанным, столь же безличным, как и его восприятие Дэвом. Милисса просто сообщала ему некоторую сумму фактов, не более. В нем не было никакого призыва, оно не взывало о помощи.

Дэв некоторое время постоял молча. Он вызвал в памяти язвительный образ Джайера Дорриша, затем в несколько более расплывчатом виде — Рокуэла, потомственного главу всех джейнийцев, исчезнувшего бесследно чуть более года тому назад. А год на Джейне по земным меркам равнялся тремстам девяноста двум дням и нескольким часам.