новобранных немецких воинов и сорока двумя орудиями, из коих двадцать пять

имели полную упряжь.

[59] Когда по совершении сего блистательного подвига Сеславин кормил

лошадей и отдыхал за Березиной, казачий генерал Денисов с партиею от

Платова отряда перешел чрез пустой город и донес атаману, что он занял

оный, а не Сеславин. Платов приказал последнему отдать пленных Денисову и,

взяв на себя как славу занятия Борисова, так и открытия сообщения с

Чичаговым, донес о том главнокомандующему. Пораженный такою наглою

несправедливостью, Сеславин того же дня написал генералу Коновницыну:

"Платов отнимает славу моего отряда, усиленного пехотою Чичагова. Неужто

надо быть генералом, чтобы быть правым? Спросите обо всем у адмирала, я

врать не стану".

Девятнадцатого был сделан запрос от светлейшего Чичагову, правда ли, что

Сеславин, усиленный его пехотою, первый занял Борисов, открыл сообщение

графа Витгенштейна с его армией и чрез то был виновником взятия нескольких

тысяч пленных? Вот ответ Чичагова: "Иметь честь получить предписание вашей

светлости от 19-го сего месяца под Є 553, обязанностию поставляю донести,

что гвардии капитан Сеславин, действительно, первый занял город Борисов и

открыл сообщение со мною генерала от кавалерии графа Витгенштейна, доставя

от него в то же время письменное ко мне об его движении и предположениях

уведомление; равным образом и сдача в плен нескольких тысяч неприятеля была

следствием занятия им сего города и соединенного действия с вверенною мне

армиею корпуса графа Витгенштейна. Чичагов. Є 1944. Ноября 22-го дня 1812

года. М. Илия".

Я вошел в подробности сего случая для того только, чтобы показать, сколько

дух зависти обладать может и воином, свершившим круг, обильный

блистательными подвигами, гремевшим в Европе (главным именем и коему

желать, кажется, ничего не оставалось. Что же должно было ожидать

партизанам от тех, кои, удрученные пышными названиями, считают число чинов

и крестов своих числом контузий и поклонов, приправленных подарками

сочинителям реляций и представлений.

[60] 1810 года на штурме Рущука, шедший спереди колонны с охотниками, он

получил жестокую рану в правую руку; пуля раздробила кость и прошла

навылет.

[61] Кажется, что светлейшего намерение было подстрекнуть графа Ожаровского

на следование поспешнее к Гродне, дабы тем облегчить покушение на сей город

моей партии, ибо 4-го числа послана была к нему бумага следующего

содержания: "Весьма приятны были светлейшему данные вашим сиятельством

известия; а как неприятель, вероятно, отступает за границу нашу, то и

приказал его светлость по близости вашей к Шварценбергу наблюдать за его

движениями и предоставляет вам случай завладеть Гродною. Генерал-лейтенант

Коновницын". Означенная бумага разъехалась с рапортом графа Ожаровского, в

котором он писал: "В Белице и в окрестностях ее совершенный недостаток в

провианте, а особливо в фураже, по долговременному пребыванию там

австрийских войск; почему, заняв донскими казаками Белицу и Ищолку, прошу

ваше превосходительство позволить мне с остальною частию вверенного мне

отряда остаться в Лиде для удобнейшего продовольствия и поправления

кавалерии. Генерал-адъютант граф Ожаровский". 8-го числа декабря отряд его

приказано было распустить.

[62] Сабля эта, осыпанная драгоценными алмазами, была пожалована ее отцу

императрицей Екатериной во время каруселя. Письмо графини Орловой было

доставлено Милорадовичу чрез адъютанта его Окулова; Милорадович в

присутствии своего штаба несколько раз спрашивал у Окулова: "Что говорила

графиня, передавая тебе письмо?" - и, к крайнему прискорбию своему, получал

несколько раз в ответ: "Ничего". Милорадович возненавидел его и стал его

преследовать. Окулов погиб скоро в аванпостной сшибке.

Граф Милорадович был известен в нашей армии по своему необыкновенному

мужеству и невозмутимому хладнокровию во время боя. Не будучи одарен

большими способностями, он был необразованный и малосведущий генерал,

отличался расточительностью, большою влюбчивостью, страстью изъясняться на

незнакомом ему французском языке и танцевать мазурку. Он получил несколько

богатых наследств, но все было им издержано весьма скоро, и он был не раз

вынуждаем прибегать к щедротам государя. Беспорядок в командуемых им

войсках был всегда очень велик; он никогда не ночевал в заблаговременно

назначаемых ночлегах, что вынуждало адъютантов подчиненных ему генералов,

присылаемых за приказаниями, отыскивать его по целым ночам. Он говаривал

им: "Что я скажу вашим начальникам; они лучше меня знают, что им следует

делать". После Малоярославского сражения Ермолов, которого он всегда

называл sa passion (своей страстью (фр.)), следуя при его отряде, отдавал

приказания именем Кутузова. Впоследствии, будучи С.-Петербургским

генерал-губернатором, Милорадович, выделывая прыжки перед богатым зеркалом

своего дома, приблизился к нему так, что разбил его ударом головы своей;

это вынудило его носить довольно долго повязку на голове. Он был обожаем

солдатами, и, невзирая на то, что не только не избегал опасности, но

отыскивал ее всегда с жадностью, он никогда не был ранен на войне. Умирая,

Милорадович сказал: "Я счастлив тем, что не умираю от солдатской пули". Он

был влюблен в госпожу Дюр; когда она занемогла жабой в горле, он всюду

рассказывал: "Elle a l'equinoxe a la gorge" (У нее равноденствие в горле

(фр.)).