– Интересный какой этот… Энкаведешник, – сказал Еж. – Нормальный мужик. Уставший только как собака.
– Угу. А глаза такие добрые-добрые! – вспомнил старый анекдот Вини.
– Нее… Нормальный. Я думал, сразу под расстрел. Они же такие.
– Какие-такие? – подала голос Рита. У девчонок-то допрос был еще впереди.
– Ну что обязательно всех окруженцев сразу в штрафбаты, что там пристрелить каждого несогласного с политикой партии и правительства…
– Еж! Штрафбаты только через месяц, примерно, появятся, – сказал Вини.
– А сейчас чего?
– Не помню.
– Интересно, чего с нами будет?
– На передовую отправят. А тебя в тыл к немцам обратно.
– Зачем это?
– Ты там все наши военный тайны откроешь, но непременно все перепутаешь. И тогда немцы войну проиграют.
– Они и так ее проиграют.
– А с тобой во главе – еще быстрее, – буркнул дед.
– Девки! А чего вы там шепчетесь? – спросил Еж, резко обернувшись к Рите с Маринкой, которые закопались в серое сено чуть поодаль.
– Еж! Гуляй лесом, а? – раздраженно сказала Рита.
– Отстань от девчонок, – одернул Андрея Вини.
– Ну и ладно. Шепчитесь. Я и так знаю – о чем они. О мужиках.
Маринка приглушенно засмеялась, а Ритка на этот раз уже рявкнула:
– Еж – ты дурак!
– Андрюха, ты и впрямь, отстань от них.
– Да я чего… Ты, вот дед, скажи мне лучше – я так и не понял, почему ты нам с Вини не разрешил открыться. Сейчас бы ехали все с Леонидычем вместе. И Леха он, вообще, историк. От него пользы много. А хер майор один разве справиться без нас?
Дед почесал бороду:
– А тебе не понятно, что ли?
– Не совсем…
– Это вот я, старый балбес, сразу вам поверил. А вот старшой этот, хоть мужик и хороший, всех вас за шкирку и в 'желтый дом'. А того лучше – тоже под трибунал. За симуляцию. Вот Леонидыч доберется до начальства. Кому надо сообщит – вот тогда и за вами приедут.
– Это точно. Не поверят, – кивнул Вини. – Случай был. Точно не помню когда. Может, уже и случился здесь. А может быть и нет. 'Шторх' немецкий приземлился на нашем аэродроме. А в 'Шторхе' немецкий майор из оперативного отдела какой-то танковой дивизии. Так вот. При нем была копия немецкого плана 'Блау' – удары на Кавказ и Сталинград. Так вот… Ставка наша не поверила документам. Слишком ценный приз достался. Так не бывает. Решили, что дезинформация, что, на самом деле, немцы будут опять наступать на Москву. Укрепили центр. Даром, что ли, наши Ржев пытаются взять и тот же Демянск? Упреждают инициативу. Вот теперь сравни – бумага за подписями фюрера и всей его шайки – и мы. Три оболтуса без документов. Так что Кирьян Василич прав. Если Леонидыч там докажет нашу важность – за нами приедут в два счета. А нет…
– А что тогда?
– А ничего. Своими руками будем историю переделывать. Может быть и впрямь на день раньше удастся войну закончить. Шальбурга же хлопнули на пару недель раньше? Ты, кстати, на карте показал все начальнику штаба?
– А как же! – загордился Еж. – Все что запомнил. Где у них минометы, как обойти лучше. Я ж карты умею читать. Стоп! Дед Кирьян а почему ты сказал, что только за нами приедут? А ты?
– А я-то им на какой ляд? Я свое дело сделал. Пользу больше тут принесу.
– А… Кирьян Васильевич, а что ты делать-то собрался?
– В армию попрошусь. Поди возьмут еще, а? Старый конь хоть глубоко не пашет, но и не испортит борозду-то… Ритуль, как ты думаешь?
– Я думаю, как там Леонидыч…
…А Леонидыч в это время дрых в полуторке как сурок, несмотря на разбитую дорогу.
Старший лейтенант Калинин же, время от времени поглядывая через заднее стекло в кабину, где заразительно смеялась сержант Иринка Попова, думал над странностями поведения партизан.
Чего же в них не то?
Калинин посмотрел на беспечно храпящего Леонидыча.
И тут его осенило!
Ёк-макарек!
Глаза!
Глаза у них не такие!
Обычно все смотрят с опаской, некоторые со страхом. Очень редко – с ненавистью. Большинство с настороженностью.
А эти… Эти с любопытством. Богатырев с легкой усмешкой. Микрюков – с удивлением каким-то радостным. А вот пацаны – именно с любопытством. Как будто кино смотрят. С таким взглядом Калинин сталкивался еще в Москве, когда сопровождал, еще будучи сержантом НКВД, делегацию американцев. Только те свои эмоции не скрывали – бурно радовались всему как дети. Особенно в метро. Решили, что их в музей привели. Неужели эти – шпионы? Чьи? Немецкие? Непохоже. Англия, Франция? Но более идиотского способа заброски и придумать сложно. Может быть это дети эмигрантов? Заговор? А этот унтер, пошедший ва-банк, чтобы отвлечь внимание – проводник? А на кой черт им командование фронта? Думай, Саша, думай!
Он с силой заколотил кулаком по фанерной кабине:
– Стой!
Ширшиблев приоткрыл дверь и обеспокоено спросил:
– Что случилось, товарищ старший лейтенант?
– Разворачиваемся! Едем в полк! Быстро!
Рядовой Ширшиблев пожал плечами и скрылся в кабине.
Леонидыч проснулся и с недоумением спросил у Калинина:
– Товарищ старший лейтенант, что-то случилось?
– Еще нет, – отрезал тот. А потом подумал: 'Больше надо спать… Быстрее соображать буду'. И посмотрел на закатное майское солнышко. И не увидел, но скорее догадался:
– Воздух!!!
Но грохот пулеметов и пушек двух 'Мессеров' взбили грязь дороги и в мгновение ока раздербанили кузов полуторки.
Ширшиблев толчком успел выкинуть связистку из кабины и сам выпрыгнул в сторону. Вовремя, потому как двадцатимиллиметровые снаряды моментально превратили грузовичок в полыхающую груду.
Откуда взялся эта пара 'Мессеров'?!
Пожалуй, это не знал и сам пилот чертова 'Фридриха' – ведущий звена.
Небо над Демянским котлом было почти полностью советским. До прорыва котла все 'ягды' только и делали, что патрулировали коридор, по которому тяжелые 'тетушки' Ю-52 несли оружие, боеприпасы и продовольствие мужественным бойцам Демянского котла. А обратно – раненых.
Правда, и потери несли от атак советских истребителей, огромные. К десятому мая Германия лишилась ста шестнадцати 'тетушек'. Но вот пришло время, и снова началась 'свободная охота'. Но, тем не менее, превосходство русских было подавляющим. Потому ведущий, увидев одинокий грузовичок на дороге, решил ее атаковать, пока была возможность.
И, надо признать, удачно. И безопасно. И к черту, русских истребителей. Можно уходить!
Качнув крыльями в знак победы, немцы унеслись на запад, скрываясь в закатном солнце.
Сергей Ширшиблев поднял голову. Искореженная машина горела. Хлопнула одна шина, другая… Похоже старлею с задержанным кранты. А Иришка?
Он бросился на другую сторону дороги.
Иринка лежала на животе, неловко подогнув руку под себя. Из ушей текла кровь. Белоснежный подворотничок наливался темно-бордовым. Он осторожно перевернул ее. Посмотрел на разбитое о придорожные камни родное лицо. Потом закрыл ей глаза. А потом прижался к теплой еще руке, в которой был зажат умирающий желтый, в красных брызгах, одуванчик. Он долго стоял на коленях перед её телом. Потом накрыл лицо девушки своей пилоткой.
Его взгляд упал на чудом уцелевшее, едва помятое ведро. Машинально он собрал в него чьи-то разбросанные по дороге куски. А то, что не вошло – рука с плечом в кожанке, вырванная из спины лопатка с обгорелыми лохмотьями гимнастерки – сложил в кучу на обочине. Рядом положил фуражку особиста. Васильковый околыш и расколотый козырек. Рубиновой каплей светилась окровавленная звезда…
И зашагал обратно по дороге, пошатываясь как пьяный. В полк. Убивать…
Война все спишет? Война есть война? Жертв не бывает лишних?
Тогда посмотри в эти глаза. Сними пилотку с ее лица, подыми ее веки и посмотри. Она все еще улыбается. И улыбается для тебя. Вечно будет улыбаться.
Война все спишет? Наверное, все – кроме этой улыбки.
Почему ты жив, а она нет?
…– Да, товарищ генерал-майор. Да. Да. Нет. Есть. Задача будет выполнена. Товарищ генерал-майор на нашем участке партизаны прорвались. Утверждают, что командир этой чертовой бригады погиб. На карте кое-что показали, да. Одного к вам в дивизию везут. Да.
