Гарри с облегчением улыбнулся.

— Я уверен в этом, моя дорогая, — сказал он. — Я знаю, как ты заботишься о Джулии и Ричарде. Скажи, что ты не всерьез думаешь об опеке над Джоном.

— Конечно, нет, — и я поспешила перевести разговор в более спокойное русло.

Но оставалась еще Селия. Она гуляла с Джулией в розовом саду, когда Джон увидел их и вышел им навстречу из беседки. Перехваченные ленточками башмачки Джулии все время стремились шагать самостоятельно; особенно она любила, придерживаясь за руки взрослых, быстро топать, постоянно при этом меняя направление и, то и дело, плюхаясь на толстенький задик.

Из моего окна я хорошо видела их обеих и слышала чистый голос Селии.

— Вы не думаете, что она слишком рано начала ходить? — спросила она у Джона, на минутку выпрямляясь и держась обеими руками за поясницу.

— Нет, — ответил Джон.

— Если бы мы продолжали ее пеленать, то думаю, она не начала бы ходить до двух или трех лет, — с легкой гордостью предположила Селия.

— Ребенок — это все равно, что маленький зверек, — заметил Джон, — дети сами знают, что для них лучше. Если они с самого рождения могут свободно управляться со своими ручками и ножками, то они и ходить начинают раньше.

— А ее ножкам не больно, как вы думаете? — тревожно спросила Селия.

Джон повернулся и мягко улыбнулся Селии.

— Конечно, нет, — уверенно произнес он. — Она скоро начнет проворно бегать.

— Так хорошо, что вы вышли из дому в такой чудесный день, — приветливо сказала Селия. — И так приятно, что можно расспросить вас о Джулии. Вы скоро начнете опять практиковать, правда, Джон? После тех ужасных событий прошло уже больше трех месяцев.

Тень пробежала по его лицу, и он опять взглянул на Селию.

— Едва ли, — тихо ответил он. — Боюсь, что я никогда больше не буду практиковать. Моя репутация погибла, я лишился дела, которое было мне очень дорого. Вайдекр поглотит всех нас, рано или поздно.

Я замерла, стоя у окна. Если беседа примет более разоблачительный характер, я всегда смогу выйти и прервать ее. Я не позволю Джону никаких намеков и откровений с Селией. Каждый из них в отдельности знает слишком много. Они не должны сложить из этого одну картину.

— Вы должны перестать пить, — нежно и убедительно сказала Селия. — Вы же знаете, как это вредно для вас и как несчастна из-за этого дорогая Беатрис. Вы постараетесь бросить это, правда, Джон?

Джон выпрямился и задумчиво коснулся золотой головки хризантемы.

— Я попытаюсь, — неопределенно ответил он. — Эти прошедшие месяцы похожи на какую-то фантасмагорию, а не на реальность. Иногда мне кажется, что вот сейчас я проснусь в кровати рядом с Беатрис, ожидающей нашего ребенка, и этого кошмара не будет: ни моего отсутствия, ни рождения ребенка, ни смерти вашей свекрови. Когда я пью, я начинаю верить, что все это сон, что моя жизнь течет так же счастливо, как несколько месяцев назад.

Селия — какой отвратительный флирт! — положила свою руку поверх руки Джона:

— Вы должны перестать пить. Вы попытаетесь, хорошо, Джон?

И мой разбитый пьянством муж взял ее руку и поцеловал.

— Я попробую, — пообещал он.

Теперь я окончательно убедилась, что он в моих руках.

Он был в моих руках, как прирученный жеребенок, потому что он был почти влюблен в Селию и ее ребенка. Преданный и напуганный мною, он склонялся к Селии, как к подножию статуи Невинности. Любовь Селии к ребенку, ее доброта и тепло, все это удерживало Джона от мыслей о смерти. И он бежал из моего мира в мир яркого пламени ее чистоты.

И это давало мне ключ к власти над ним. Пока он оставался в Вайдекре из преданности Селии, он не мог вредить мне. Он любил ее и, значит, был уязвим. Мое положение становилось более безопасным.

Но для них это означало совсем другое. Я не была холодной уравновешенной женщиной из тех, кто охотно делится всем, что любит или когда-то любила в прошлом. Я никогда не забывала, что однажды Селия пыталась отобрать у меня Гарри. И что он, вместо того чтобы стать моим любовником, предпочел тратить время и силы на ухаживания за этой простушкой. А также того, скольких усилий мне стоило сделать их чужими друг другу. И если б не фатальная испорченность Гарри, возникшая в нем из-за жестокости, царившей в их школе, я никогда не смогла бы удержать его от любви к Селии. Мне прекрасно было известно, что я в сотни раз красивее и сильнее, чем она. Но я не всегда могла воспользоваться этим, когда встречалась с той спокойной силой, которую придавало Селии сознание ее правоты. И я не могла быть абсолютно уверена в том, что любой мужчина предпочтет меня, когда вспоминала, с какой любовью смотрел на нее Гарри тогда, в порту, после нашего возвращения из Франции.

Я никогда не прощу Селии то лето. И хотя мне ничего не нужно было в то время, кроме как скакать на лошади и танцевать ночи напролет с Джоном, я не прощу Селии, что она отобрала у меня любовника, даже не приложив к этому ни малейших усилий.

А сейчас мой собственный муж склонялся поцеловать ее руку с таким видом, будто она была королева из романса, а он бедный рыцарь. Конечно, я могла просто фыркнуть в раздражении от этой сцены, разыгравшейся перед моими глазами. Но точно так же я могла запомнить эту слабость Джона и подумать, как мне выгоднее использовать ее. Ибо я должна ее использовать. Даже если бы у меня не было на то других причин, мне следовало наказать Джона хотя бы за то, с каким видом он поднимает на Селию глаза. Неважно, нужен он мне или нет. Я не хочу, чтобы мой муж любил кого-нибудь еще.

К обеду в тот день я оделась с особой тщательностью. Я отдала переделать то черное бархатное платье, которое носила в зиму после папиной смерти. Чичестерская модистка знала свое дело, и глубокие пышные складки мягко облегали мою грудь и талию, выгодно подчеркивая их и переходя в роскошные фалды на бедрах. Шелковые нижние юбки таинственно шуршали при каждом моем движении. Я приказала горничной напудрить мои волосы особенно тщательно и украсить их черной лентой. Такую же ленту я завязала бантом на шее вместо, жемчужного ожерелья. С приходом зимы моя кожа чуть побледнела и казалась совершенно молочной на фоне черных украшений. Перед тем как открыть дверь гостиной, я слегка покусала губы, чтобы они стали ярче.

Гарри и Джон стояли у камина, причем Джон старался держаться от него как можно дальше. Гарри грел свой пухлый зад, откинув фалды сюртука и попивая шерри. Джон, как я сразу заметила, потягивал лимонад. Я оказалась права. Селия пытается спасти моего мужа. И он надеется направить стопы по праведному пути. Гарри откровенно охнул, увидев меня, а Джон слегка оперся рукой о камин, будто одна моя улыбка могла сокрушить его.

— Клянусь, Беатрис, ты сегодня очаровательна, — сказал Гарри, придвигая мне стул.

— Благодарю тебя, Гарри, — томно произнесла я. — Добрый вечер, Джон, — взгляд, который я бросила на него, был теплым и чувственным. Я увидела, как побелели костяшки его пальцев.

Дверь гостиной отворилась, и вошла Селия. Траур, который так выгодно оттенял мою красоту, совершенно губил ее, я заметила это еще два года назад. Сегодня, когда я сияла красотой и здоровьем и казалась теплой камеей, лежащей на черном бархате, она выглядела постаревшей и изможденной в своих черных одеждах.

Ее карие глаза мгновенно увидели стакан лимонада в руке Джона, и ее щеки вспыхнули, придав лицу девическую прелесть.

— О! Отлично, — радостно воскликнула она. И когда Гарри предложил ей стакан шерри, она предпочла лимонад из дружеской солидарности. Я же улыбнулась и, взяв предложенный мне шерри, стала пить его с нарочитым наслаждением.

Страйд пригласил нас к обеденному столу и подал мне знак, что хотел бы поговорить со мной. Позволив Гарри проводить меня на место, я пробормотала извинения и вышла.

— Мисс Беатрис, я подумал, что мне следует поставить вас в известность, — вполголоса сказал он. — Леди Лейси приказала не подавать вина к обеду, а также не подавать мужчинам портвейн после обеда.