Когда мы выехали из каньона, дорога пошла под уклон. Миля наматывалась за милей. Наконец мой хозяин съехал с дороги и остановился у придорожного ресторана.

– Все наверх, – сказал он. – Завтрак для нас, дизель для малыша.

– Хорошая идея, – ответил я.

Мы уплели по яичнице с беконом и по большому сладкому аризонскому грейпфруту. Он не позволил мне заплатить за него и даже сам пытался оплатить мой счет. Когда мы вернулись к грузовику, он остановился на лесенке и посмотрел мне в глаза.

– Через три четверти мили полицейский кордон, – тихо сказал он. – Думаю, для кордона они выбрали неплохое место.

Он отвернулся.

– Да… – сказал я. – Полагаю, что мне лучше пройтись пешком. После завтрака очень полезны пешие прогулки. Спасибо, что подвезли.

– Не стоит благодарности. Да, кстати, ярдах в двухстах отсюда, если пройтись назад, начинается проселочная дорога. Она ведет на юг, но потом поворачивает на запад, к городу. Лучше гулять по ней – машин меньше.

– Еще раз спасибо.

Я повернул к проселочной дороге, раздумывая, действительно ли мое криминальное прошлое так очевидно первому же встречному. В любом случае, прежде чем я войду в город, мне надо привести себя в порядок. Проселочная дорога вела мимо ферм, и я миновал несколько, прежде чем решился зайти в маленький дом, в котором обитала испано-индейская семья с обычным набором детей и собак. Я решил рискнуть. Многие испанцы в глубине души остались католиками. И возможно, ненавидели блюстителей морали не меньше, чем я.

Сеньора была дома. Это была толстая, добрая, похожая на индианку женщина. Мы не смогли о многом поговорить из-за моего слабого знакомства с испанским языком, но я попросил «агуа» и получил «агуа» – и для того, чтобы напиться, и для того, чтобы вымыться. Сеньора заштопала мне брюки, в то время как я глупо маячил перед ней в трусах и многочисленные дети весело комментировали это событие. Она почистила мою куртку и даже дала мне бритву мужа, чтобы я побрился. Она долго отказывалась взять деньги, но тут я был непреклонен. Я покинул ферму, выглядя почти прилично.

Как и говорил водитель, дорога повернула к городу, и мне не встретилось ни одного полицейского. Я нашел на окраине магазин и маленькую портняжную мастерскую. Там я подождал, пока мое возвращение к респектабельности не завершилось вполне благополучно. В свежевыглаженном костюме, в новой рубашке и шляпе я мог смело гулять по улицам и благословлять прокторов, глядя им в глаза. В телефонной книге я нашел адрес скинии Саут-Сайд. Карта на стене портняжной мастерской позволила мне добраться до места, не задавая вопросов прохожим. Она оказалась в нескольких минутах ходьбы.

Я поспешил и прибыл в церковь ровно в одиннадцать, к началу службы. Вздохнув с облегчением, я уселся в заднем ряду и с удовольствием прослушал начало службы, как любил слушать ее еще мальчишкой, до того как узнал, что в самом деле за ней скрывалось. Я наслаждался чувством покоя и безопасности. Несмотря ни на что, я добрался до цели. Я слушал звуки знакомой музыки, которые наполняли мою душу и готовился к исповеди, после которой кое-кому придется поломать голову над моими проблемами.

Сказать по правде, я вскоре заснул, но проснулся вовремя, и вряд ли кто-нибудь заметил мой проступок. Потом я некоторое время слонялся вокруг, пока не дождался удобного момента, чтобы поговорить со священником и поблагодарить его за редкое удовольствие, которое доставила мне его проповедь. Я пожал ему руку и условным образом надавил пальцем на ладонь.

Но он не ответил. Я был так удивлен и ошеломлен, что даже не сразу понял, что он говорит:

– Спасибо, молодой человек. Всегда приятно новому пастору услышать добрые отзывы о своем труде.

Наверное, меня выдало выражение лица. Он спросил:

– Что-нибудь случилось?

– О нет, ваше преподобие, – пробормотал я. – Я здесь сам впервые. Так вы не преподобный Бэрд?

Я был в панике. Бэрд – единственный мой контакт с братьями за пределами Нового Иерусалима. Если никто меня не спрячет, меня поймают через пару часов.

Я уже начал прокручивать в голове план, как ночью украсть еще один корабль и попытаться ускользнуть от патрулей на мексиканской границе.

Голос священника донесся как бы издалека:

– Боюсь, что нет, сын мой. А ты хотел бы видеть преподобного Бэрда?

– Как вам сказать, сэр. Это не так уж и важно. Он старый друг моего дяди. И дядя просил зайти к нему и передать привет.

Может быть, та добрая индианка спрячет меня до темноты?

– Ну, его увидеть нетрудно. Он здесь, в городе. Я заменяю его, пока он занемог.

Мое сердце совершило кувырок при двенадцати g. Я постарался не выдать волнения.

– Может быть, если он болен, его лучше не беспокоить?

– Нет, напротив. Он сломал ногу – и с удовольствием примет гостя. Сейчас…

Священник задрал сутану, достал из кармана обрывок бумаги, карандаш и написал адрес.

– Отсюда два квартала, и потом поверните налево. Вы не заблудитесь.

Разумеется, я заблудился, но все-таки нашел в конце концов старый дом, увитый плющом, совсем в духе Новой Англии. Дом был окружен большим неухоженным садом, где росли в живописном беспорядке эвкалипты, пальмы, кусты и цветы. Я нажал сигнал и услышал свист допотопного сканера, в динамике что-то скрипнуло, и голос спросил:

– Да?

– Посетитель к преподобному Бэрду, будьте любезны уделить мне время.

Последовало короткое молчание, пока он рассматривал меня, потом тот же голос сказал:

– Вам придется самому войти. Моя служанка ушла на рынок. Пройдите через дом и найдете меня в саду.

Дверь щелкнула и открылась. Я шагнул за порог, подождал, пока глаза привыкнут к темноте, затем прошел по центральному коридору и вышел через заднюю дверь в сад. На качалке, положив забинтованную ногу на подушку, полулежал старик. Он опустил книгу, которую читал, и поглядел на меня поверх очков:

– Что нужно тебе, сын мой?

– Мне нужен свет.

Через час я запивал свой последний энчиладас[9] свежим холодным молоком. К тому времени как я добрался до вазы с мускатным виноградом, отец Бэрд закончил меня инструктировать.

– Итак, ничего не предпринимайте до темноты. Есть вопросы?

– Нет, сэр. Санчес вывезет меня из города и доставит в место, откуда братья проводят меня в Главный штаб. Все довольно просто.

– Да, это будет просто. Но вряд ли комфортно.

Я покинул Феникс в двойном дне маленького фургона зеленщика. Меня упаковали, как груз, нос мой упирался в доски днища. Мы остановились у полицейского кордона на краю города. Я слышал отрывистые приказы полицейских и эмоциональный ответ Санчеса на испанском. Кто-то рылся у меня над головой, и в щели ложного дна проникал свет.

Наконец тот же отрывистый голос сказал:

– В порядке, Эзра. Это работник отца Бэрда. Каждый вечер ездит к нему на ферму.

– Так чего ж он сразу не сказал?

– Когда он волнуется, забывает английский. Хорошо, езжай дальше, chico[10]. Vaya usted con Dios[11].

– Gracias, señores. Buenas noches[12].

На ферме отца Бэрда меня посадили в геликоптер, на этот раз новый, бесшумный и хорошо оборудованный. Его пилотировал экипаж из двух человек, которые пожали мне руку, велели садиться в пассажирском салоне и оставаться там. Больше я не услышал от них ни слова. Мы сразу взлетели.

Иллюминаторы в салоне были закрыты. Не знаю ни в каком направлении мы летели, ни насколько далеко. Поездка была не из комфортных, потому что пилот, похоже, решил собрать по дороге все полевые ромашки. Разумная предосторожность, если не хочешь, чтобы тебя засек радар, но я молился, что он знает, что делает, – сам я не решился бы сбривать верхушки холмов даже при свете дня. Должно быть, он напугал кучу койотов по дороге, – во всяком случае, меня он напугал изрядно.