Она внушила ему эту цель. За это, мать, я ненавижу тебя, и за то, что ты родила меня, когда тонул корабль. Временами мне ненавистно и то, что я остался в живых, ведь если бы ты, мать, услышав команду «Спасайся, кто может!», прыгнула бы, беременная на последнем сроке, за борт, то, несмотря на надетый поверх живота спасательный пояс, ты замерзла бы в ледяной воде или тебя утащила бы за собой воронка тонущего корабля, а вместе с тобою и меня, не успевшего выйти из твоей утробы...
Но нет. Пока еще рано переходить к переломному моменту моей случайно осуществившейся биографии, поскольку лайнеру еще предстоит множество мирных круизов в рамках программы «Сила через радость». Десять раз он огибал итальянский сапожок, включая Сицилию, причем в Палермо и Неаполе отпускникам разрешалось сойти на берег, поскольку Италия с ее образцовым фашистским порядком считалась дружеской страной: здесь, как и дома, приветствовали вскинутой правой рукой.
После ночного переезда поездом тщательно отобранные пассажиры поднимались на борт лайнера в Генуе. Следовало плавание до Венеции, откуда возвращались опять поездом. Все чаще в круизах принимали участие большие шишки из партийных и деловых кругов, что несколько нарушало гармонию бесклассового общества на лайнере СЧР. Например, в один из круизов был приглашен знаменитый создатель народного автомобиля – «фольксвагена», который вначале назывался «автомобилем СЧР»; профессор Порше особенно заинтересовался сверхсовременным машинным отделением лайнера.
Перезимовав в Генуе, к середине марта «Вильгельм Густлофф» вернулся в Гамбург. Спустя несколько дней был спущен на воду «Роберт Лей»; теперь флотилия СЧР насчитывала тринадцать судов, однако на некоторое время туристические круизы для рабочих и служащих были отложены. Семь судов флотилии, среди них «Роберт Лей» и «Вильгельм Густлофф», вышли вниз по Эльбе без объявления маршрута и без пассажиров; лишь в районе Брунсбюттеля был вскрыт запечатанный пакет с приказом, который определял конечную цель плавания – испанский порт Виго.
Впервые суда СЧР были задействованы для переброски войск. Закончилась гражданская война, победителями из которой вышли генерал Франко и его фалангисты, поэтому сражавшиеся на их стороне с 1936 года немецкие добровольцы легиона «Кондор» могли вернуться домой.
Разумеется, всеядная Сеть не оставила без внимания столь известное войсковое соединение. Первым о возвращении восемьдесят восьмого зенитного полка ВВС подробно сообщил сайт www.blutzeuge.de. Говорилось об этом так, будто победившие красных легионеры вернулись домой на борту «Вильгельма Густлоффа» лишь вчера. Мой редактор-одиночка выступил с сольным номером, чат он закрыл, не пожелав выпускать на сцену дуэт «Вильгельм против Давида», которому пришлось бы обсуждать бомбардировку баскского города Герника «юнкерсами» и «хейнкелями», хотя фотографии этих самолетов, пикирующих или сбрасывающих бомбы, сопровождали репортаж о победителях.
Вначале сей представитель «Соратничества Шверин» выступал довольно сдержанно, ограничившись военно-историческими аспектами события и указав, что гражданская война в Испании предоставила замечательную возможность опробовать новые виды оружия, подобно тому как некоторое время назад война в Персидском заливе позволила американцам испытать новые ракетные системы. Однако в текстах, появившихся на сайте немного позднее, уже говорилось о легионе «Кондор» только в самых восторженных тонах. Видимо, мой редактор вновь обратился к книге Хайнца Шёна, добросовестно собравшего о данном событии разнообразную информацию, ибо теперь он сообщал о возвращении лайнера и о торжественном приеме, оказанном победителям, с таким же восхищением, как это делал автор книги. Подобно летописцу истории «Вильгельма Густлоффа», которого он постоянно цитировал на своем сайте, неугомонный редактор избрал для себя как бы роль очевидца: «на борту лайнера царило чертовское веселье...», он не преминул отметить «бурные овации», когда легионеров приветствовал генерал-фельдмаршал Геринг. Упоминался даже «Марш прусских гренадеров», игравшийся военным оркестром, когда «Вильгельм Густлофф» и «Роберт Лей» швартовались в гамбургском порту, а в виде своего рода музыкальной иллюстрации на сайте приводился нотный фрагмент этого марша.
Пока «Вильгельм Густлофф» использовался в качестве военно-транспортного судна, а Давид Франкфуртер, поправивший здоровье, отсиживал третий год в тюрьме Зенхоф, Александр Маринеско продолжал свою боевую подготовку в прибрежных водах Балтики. Архив Краснознаменного Балтийского военно-морского флота сохранил материалы о подлодке М-96, согласно которым командиру удалось настолько отработать с экипажем срочное погружение после учебной атаки из надводного положения, что ими был достигнут рекордный показатель 19,5 секунды, в то время как средний показатель по другим ПЛ составлял 28 секунд. М-96 была хорошо подготовлена для боевых операций. Что же касается сервера «Соратничества Шверин», то он все больше напоминал строчку из песни «Час искупления пробил...»[14]; хоть и оставалось не вполне ясным, за что именно здесь грозят отмщением; репетиции пока не состоялись, но готовность демонстрировалась.
Мне не удавалось избавиться от навязчивой мысли, что здесь действовал не один из вечно вчерашних, вроде моей матери, которые стараются вновь подогреть коричневое варево, живут ностальгией по прошлому и подобно треснутой, заезженной пластинке поют осанны тысячелетнему Рейху, а скорее молодой человек, эдакий интеллигентный скинхед или какой-нибудь закомплексованный гимназист, нашедший отдушину во всемирной Паутине. Однако я не пытался развеять собственные подозрения, не докапывался до истины, не хотел сознаваться в том, что некоторые из выражений, встреченных мною в Интернете – например, сама по себе совершенно безобидная фраза «лайнер Вильгельм Густлофф был великолепен», – казались мне чрезвычайно знакомыми. Это было не совсем похоже на мать, однако тем не менее...
Меня томила догадка, которую я постоянно гнал от себя: возможно, нет-нет, это был мой собственный сын, который на протяжении уже нескольких месяцев.. Неужели это Конни... Конни...
Довольно долго за догадкой следовал вопросительный знак: разве это может быть твой сын, твоя плоть и кровь? Разве может молодой человек, воспитанный в довольно лево-либеральном духе, быть сбитым с толку и уйти так далеко вправо? Ведь Габи непременно почувствовала бы неладное, разве не так?
А потом редактор, которого я все еще предпочитал не узнавать, поведал на своем сайте историю, которая была мне слишком хорошо известна: «Жил-был маленький мальчик, который уродился глухонемым и утонул во время купания. А вот его сестра, которая сильно-пресильно любила его и которая много лет позднее пыталась спастись от бедствий войны на большом корабле, не утонула, хотя тот корабль, полный беженцев, был расстрелян тремя вражескими торпедами и его поглотила ледяная морская пучина...»
Меня словно обожгло: ведь это он! Мой сын рассказывает всему миру свою историю на сайте, разрисованном забавными человечками. Не скрывает интимных подробностей, говорит прямо, без обиняков: «Сестра же Конрада, которая после смерти своего кудрявого братца трое суток кричала, а потом замолчала на целую неделю, – это моя дорогая бабушка, которой я от имени Соратничества Шверин клянусь ее белыми волосами говорить правду и только правду: всемирное еврейство желает навеки пригвоздить нас, немцев, к позорному столбу...»
И так далее. Я позвонил матери, но тут же получил отпор: «Новое дело! Тебя столько лет не интересовал наш Конрадхен, а теперь что-то померещилось, и ты строишь из себя заботливого папашу...»
Созвонился я и с Габи и наконец отправился на выходные в Мёльн, в это сонное захолустье, даже цветы прихватил. Выяснилось, что Конни уехал в Шверин навестить бабушку. Когда я попытался поделиться своими тревогами, то Габи и слушать меня не захотела: «Я запрещаю тебе вести в моем доме подобные разговоры и подозревать моего сына в общении с правыми экстремистами...»
