8. Этими аргументами, главным образом, пользовались утверждающие, что испарения и выделения пара порождают землетрясения. Они говорили: «Так как этот изобретатель машин знал причины, отчего бывает сотрясение земли, то он и произвел подобное и своим искусством подражал природе». Они, вероятно, говорили не все, что думали. Мне все же это кажется вероятным и остроумно изобретенным, но отнюдь не представляется достаточным доказательством того, что так происходит в природе. Из того, что эти «мелитенские собачки», взбегая на крышу, двигают и сотрясают ее и это делают при легчайшем подъеме, никто не может вывести заключение, что это сходно с явлениями природы, и пользоваться этим, как достаточным аргументом. Однако эти шуточные изобретения отнюдь не должны рассматриваться как ничтожные и непристойные. Что касается происшествий в природе, то нужно (если только нужно) искать другие причины. И не только это Анфимий устроил Зинону, но одновременно бросил гром и молнию в его жилище. Он отполировывал диск, приготовленный наподобие зеркала, немного вогнутый, противопоставленный лучам солнца, и различными способами направлял на дом Зинона сильный свет так, что тот ослеплял взоры всех, на кого попадал и заставлял щуриться. Кроме того, конгломератом различных звучащих предметов, приводимых в движение, он производил сильный гул, напоминающий гром, способный привести всех в ужас, так что Зинон, когда с трудом, наконец, понял откуда все это происходит, бросился прямо к ногам императора и обвинял соседа, как злого и преступного человека. Вне себя от гнева он высказал и нечто похвальное для того. Так, подражая поэтическим изречениям, он вскричал в сенате, как бы с иронией, и насмешкой, что он — простой человек, и ему не по плечу бороться одновременно с Юпитером, пускающим громы и молнии, и с Нептуном, потрясающим землю. Прекрасны, конечно, эти проявления искусства, даже если они представляют забавы. Нет, однако, необходимости, чтобы природа следовала за ними и равнялась по ним. Но пусть каждый держится об этом такого мнения, какого желает. Мне же нужно вернуться к прерванному рассказу.
9. В таком положении оказался в эту зиму город [Константинополь], а жителям еще многие дни представлялось, что почва сотрясается, и это тогда, когда сотрясение уже прекратилось и установилось спокойствие. Внедрилось в души людей это бедствие и подозрение сохранилось, затемняя рассудок. А император старался восстановить многие дома, некоторые из которых оказались поврежденными и потерявшими устойчивость, а другие — совсем разрушенными. Особенно же он заботился о величайшем храме божием. Когда он был раньше сожжен народом, он восстановил его совершенно заново от самого основания и создал весьма замечательный и удивительный, отличающийся громадными размерами, красотою формы и разнообразием металлов. Построил его из жженого кирпича и извести, повсеместно соединив железными скобами и совершенно не пользуясь деревом, чтобы он не загорелся легко. Именно Анфимий, о котором я упоминал раньше, составил план для всего сооружения и его выполнил. Тогда император восстановил снова среднюю, самую высокую часть купола, обрушившуюся от землетрясения, [сделав] ее более прочной и подняв на большую высоту. Анфимия тогда уже не было в живых. Молодой же Исидор и другие техники, рассмотрев сами прежнюю форму и сличив с сохранившимся и поврежденным, и изучив, каково было [повреждение] и в чем причина падения, восточную и западную апсиду оставили в прежнем состоянии на месте, северную же и южную над сводами протянули внутрь и несколько расширили, чтобы они более гармонично соответствовали другим, и вместе представляли форму равностороннюю. Таким образом была сокращена чрезмерная обширность пустого пространства и прикрыта некоторая часть пространства, поскольку была создана форма иного вида. Итак, ими был создан возвышающийся в центре или круг, или полушарие, или фигура, называемая другим именем. И [купол] сделан был тогда действительно более прямым, легко обозреваемым, геометрически круглым, несколько, правда, более тесным и сдавленным, который не так прельщал красотой зрителей, как раньше, но был гораздо более прочным. Итак, то, что следовало в истории сказать о храме и к чему пришла, развиваясь, сама последовательность рассказа, это мной достаточно подробно изложено. Восхвалять же в отдельности все то, что в нем достойно удивления, и показывать в своем изложении представляется излишним и не приличествует этой работе. Если же кто, быть может, проживающий вдали от столицы, пожелает отчетливо узнать все, как бы присутствуя и смотря, пусть прочитает то, что Павел, сын Кира Флора, описал в гекзаметрах. Он, состоя примикирием императорских силенциариев,[66] украшенный славой своего рода и унаследовав от предков большое богатство, много уделял времени науке и красноречию и этим еще более прославлялся и украшался.
И он написал очень много и других поэтических произведений, достойных памяти и похвалы. Написанное же им о храме представляется мне сделанным с наибольшим старанием и искусством, поскольку и тема наиболее увлекательна. Ибо найдешь в нем полностью и гармонию целого, и тончайшим образом исследованную природу материалов, и изящество, и значение вестибюлей храма, и его величину, и высоту, и узнаешь, каковы изображения, помещенные в высоте, круглые и протянутые в ширину. Из стихотворного описания также узнаешь, как недоступный для непосвященных алтарь украшен самым дорогим способом — сплавом золота и серебра. Отдельно описывается место, предназначенное для таинств, и какие там есть другие большие и малые украшения — не хуже, чем если бы кто в нем часто бывал и все рассмотрел лично. Итак, спустя немного времени было произведено второе исправление и восстановление этого храма.
10. В том же году с началом весны чума, которая никогда совершенно не прекращалась, снова обрушилась на город. Как я указал, в первый раз около пятого года правления Юстиниана она обрушилась на наш мир, потом часто перемещалась с одного места на другое и опустошая одни местности, другим давала как бы передышку. Теперь же опять возвратилась в Византию, как будто раньше чем-то обманутая и раньше времени ушедшая оттуда.
Итак, умирали многие внезапно, как будто пораженные сильной апоплексией. Те же, кто был наиболее вынослив, не переживали пятого дня. Течение болезни имело много сходства с предшествующей эпидемией. Горячки с нарывами были продолжительные, а не однодневные. Они нисколько не ослаблялись и прекращались только со смертью того, кого они захватили. У некоторых не было ни лихорадочного жара, ни другого заболевания, но, занятые обычным делом, и дома, и на площадях, принуждаемые необходимостью, они падали и быстро становились бездыханными, как бы нерадиво относясь к смерти. И поражался всякий возраст без различия, а в особенности люди цветущего возраста и молодые, среди них больше всего мужчины. Женщины далеко не терпели подобного. Древнейшие оракулы персов и искуснейшие в изучении небесных движений у персов говорят, что в бесконечном времени происходят смены периодов то добрых и счастливых, то несчастных и неблагоприятных, причем настоящий период признается одним из самых худых и имеющих дурное предзнаменование. Ибо теперь начинаются и усиливаются повсеместно войны и возмущения; в городах удерживаются в течение долгого времени и нарастают смертельные болезни. Другие же причиной гибели выставляют небесный гнев, который наказывает за грехи человеческого рода и уменьшает население. Мне же не подобает рассуждать об этих мнениях и определять более достоверное из них, потому что не знаю, а если бы и знал, то отнюдь не считал бы необходимым и соответствующим настоящему труду, а если я коротко упомянул о случившемся, то этим удовлетворил требование истории.
11. Когда это случилось, произошли в столице и другие события, наполнившие ее шумом и смятением, и не менее тягостные, чем те, о которых я рассказал. Я сейчас изложу, каковы они были, а раньше коротко упомяну о более раннем.
