Сейчас для выполнения этой новой функции активно создается и социальная база (деклассированная молодежь, иногда с примесью радикальной идеологии, неважно какого "цвета"), и кадры "офицерства" из частной охраны и мелких "национальных гвардий". Напротив, организационная база рабочего движения создается гораздо медленнее, а значит, оно уступит арену. Потом ее придется отвоевывать с большими жертвами (как это произошло, например, на юге Италии, где профсоюзы долго были объектом террора со стороны мафии). Во многих странах Латинской Америки, где из-за сходных с нашими культурных условий паравоенные организации ("эскадроны смерти", "белая рука" и т.п.) очень развиты, единственным условием самой обычной профсоюзной работы было создание партизанского движения. Туда в случае опасности можно было эвакуировать профсоюзных активистов и членов их семей. Как рассказывали латиноамериканские товарищи, обычно это делать не успевали, но наличие хотя бы одного шанса спастись придавало людям силы. Ясно, что если криминалитет захватит улицу и начнет диктовать свои условия, все наше общество неудержимо покатится к новому большевизму — он опять окажется единственным спасением нации.
Ради мелких политических целей под правовую систему закладывались мины огромной силы — и целые регионы и сферы нашего общества отбрасывались в бесправие и насилие. Что означала, ликвидация СССР, например, для народа Таджикистана? Этот народ был под защитой мощного государства — и буквально в считанные месяцы был отдан на растерзание враждующим отрядам боевиков. Ведь ему не дали даже минимального времени для того, чтобы построить собственную армию, полицию, органы безопасности. Стоявшие там части советской армии внезапно перестали выполнять охранительные функции вооруженных сил. А демпресса в Москве в это же время науськивала одну часть народа на другую, подзуживала оппозицию бороться против президента — "бывшего партократа" (да она и сейчас это делает, явно выступая на стороне "моджахедов"). И началась вакханалия убийств мирных жителей, вплоть до расстрела на мосту тысячи беженцев. Пусть наши демократические политики сами лично никого на расстрел не послали — их руки уже по локоть в крови, они заведомо убивали множество людей своими "инициативами и договоренностями".
Посмотрим в другую сторону. Жертвой оказались, например, колхозы. В течение нескольких десятилетий они работали в условиях очень низкого уровня преступности, практически без собственных охранных служб и без традиций охраны. А животноводческие фермы находятся, как правило, в удаленных от населенного пункта местах. Незащищенные, они стали излюбленным объектом для бандитов. Лавинообразное нарастание грабежей и краж скота началось в 1991 г., когда была предпринята интенсивная идеологическая кампания, поставившая по сути колхозы вне закона. Зачастую грабители даже не скрывались, а представляли свои действия как борьбу с "тоталитарным колхозным строем". Иногда скот демонстративно забивали на глазах связанных доярок (а в одном случае у живого быка отрубили и увезли в автомобилях задние ноги). В политическом отношении это было задумано хитро, но недальновидно, ибо преступность в глубине своей аполитична. Те фермеры, на которых делали ставку демократы, оказались еще более беззащитными, чем колхозы (во многих колхозах возникла патрульная служба). И в этих условиях правительство пошло на шаг колоссальной важности — пообещало фермерам предоставить боевое оружие для защиты своего хозяйства. Это кардинальным образом меняет традиционный для России образ государства. Речь идет о легитимации негосударственного насилия и наказания ("суд Линча"). Однако Россия — не Америка, и этот процесса, если он "пойдет", наверняка будет сопряжен с тяжелыми потрясениями.
Громадный откат от правового образа жизни произошел и в ключевом для создания вожделенной рыночной экономики вопросе — в отношении к собственности. Реформа по сути своей свелась к экспроприации двух видов собственности, на которых основывался жизненный уклад нашей страны — общенародной и личной. Красноречива речь Б.Н.Ельцина на V съезде Народных депутатов РФ — она имеет значение, далеко не в полной мере оцененное депутатами, прессой, обывателями. Прежде всего, в ней признано, что неотъемлемой чертой нового экономического порядка является существование крупного социального класса обездоленных, причем обездоленных в такой степени, что их физическое выживание возможно лишь благодаря благотворительности. И масштабы этого явления таковы, что учреждается Министерство социальной защиты населения.20 Все мы знаем, что и раньше значительная часть населения жила трудно, многие — просто бедно (на этом и играли революционеры). Но это воспринималось как дефект системы, вызывающий возмущение. В 1991 г. сделан качественный скачок — бедность большой части народа названа нормой. Мы уже не должны ею возмущаться, как не возмущаются в Риме или Чикаго видом тысяч бездомных стариков.
Каков же был правовой смысл заявления об узаконенной бедности? Оно означало, что в результате перестройки и реформы проведена экспроприация населения — каждый гражданин, который был частичным собственником национального достояния (земли и ее недр, промышленных предприятий и т.д.), этой собственности теперь лишен. После 1917 г. были экспроприированы помещики и буржуазия — сравнительно небольшое по нынешним меркам достояние. Затем за 73 года общим трудом было создано достояние, признанное общенародным, то есть принадлежащим поровну каждому гражданину как частице народа. Именно потому мы ездили в метро за 5 коп. и покупали ботинки за 30 руб., что это было наше метро и наши фабрики, созданные для нашего потребления, а не выкачивания прибыли. Теперь это передано "хозяевам". Если бы наши старики получили за это компенсацию, они безбедно прожили бы остаток дней. Но наш народ компенсации не потребовал — его просто отвлекли путчами и другими спектаклями. Ну, не потребовал, так не потребовал — не надо хлопать ушами. Но мы говорим о праве.
Какие же правовые основания имелись для экпроприации? Никаких. Все было сделано при помощи парламентского подлога. Положение об общенародной собственности — ключевой момент всех конституций СССР — было тайком, без всяких дискуссий изъято из текста осенью 1990 г. в ходе "уточнения формулировки" целого ряда статей. Это было сделано настолько тонко и незаметно, что когда в мае 1991 г. стали обсуждать закон о приватизации, большинство депутатов было уверено, что общенародный характер собственности на промышленные предприятия есть конституционная норма. Надо было видеть, как издевался над депутатами один из разработчиков закона о приватизации А.Бойко: "Посмотрите в Конституцию, там ни о какой общенародной собственности и речи нет, давно вы сами же ее и отменили". Я как эксперт участвовал в работе Комитета по экономической реформе, и цинизм этого подлога просто потрясал. Было такое впечатление, что ты попал на сходку уголовников, для которых нет ни права, ни морали. Но хоть кто-нибудь из видных интеллигентов, адептов правового государства, попробовал протестовать — не по существу, а именно с точки зрения права? Никто.
После августа 1991 г. еще легче оказалось произвести грабеж личной собственности через дикое повышение цен, уничтожившее все трудовые сбережения. Как сказал Ельцин, "Россия берет на себя ответственность правопреемницы СССР". На деле же правительство РФ кардинально отказалось от той ответственности, которую нес СССР перед гражданами. В СССР гарантировалось скромное, но достойное обеспечение старости. Сейчас ворам отданы не только отобранные у народа предприятия — им отдана отобранная у стариков их скудная "потребительская корзина". Какая же здесь правопреемственность! Государство Российская Федерация нагло отказалось платить долг общества нескольким поколениям граждан. На какое же отношение к собственности новых хозяев могут расчитывать реформаторы?
