Она жила в высшей степени отвратительном доме вместе с несметным количеством других людей. Там уже на лестнице пахло.

Я нажал чудесную кнопку-колокольчик, которая у большеносых имеется на всех, даже самых простых дверях. Через короткое время Я-на открыла.

Что тебе сказать…

Я-на почти на две головы выше меня. У нее чрезмерно большие ноги и то, на чем сидят, тоже очень широко. Но она молода, у нее светлая кожа и оранжевого цвета волосы. Она в высшей степени сердечна, даже слишком сердечна. Между нами говоря… но об этом позже.

(Только что она была здесь, потерлась своей вздымающейся как гора грудью о мое плечо и проворковала: «Ты опять так долго пишешь? Не хочешь прерваться? Хочешь поесть? Или попить? Ничего? Ты не испортишь глаза? Тебе тепло? Не дует? Тебе мягко сидеть? Ты действительно ничего не хочешь съесть? И ничего выпить? Не хочешь со мной в постельку?» — и так далее. И лишь когда я рассердился, она обидевшись ушла прочь. Но, к сожалению, она обижается не надолго. Менее чем через час она определенно вернется.)

Некоторые вещи в мире большеносых происходят очень быстро. У меня, когда я покинул Гоу-тел, чтобы справиться по данному мне адресу относительно письма от выдержавшего государственный экзамен господина ученого Нау-ма, был с собой узел использованного нижнего белья, которое я собирался отнести в общепринятую здесь общественную прачечную. Это был тот крючок, на который попалась госпожа Я-на (или: я?). Госпожа Я-на пригласила меня в свое жилище, прогнала из комнаты детей — правда, они отсутствовали не долго, предложила мне чашу того самого коричневого напитка, о котором я тебе, кажется, уже писал, и действительно передала мне письмо от господина Нау-ма. Но в нем было написано, что господин Ши-ми в этот текущий период обучения мудрости (у них бывает в году два таких периода — один летом, другой — зимой) не распространял здесь свои мудрые знания, скорее всего он находится в отъезде. Подробности, чрезвычайно дружелюбно писал господин Нау-ма, я смогу узнать у начальника подотдела обучения, к которому относится господин Ши-ми. Господин Нау-ма самым предусмотрительным образом сообщил там обо мне и кроме того заботливо приложил рекомендательное письмо.

Несмотря на дружелюбность письма, я горько вздохнул. Собственно говоря, мне следовало сразу после этого уйти, но мне показалось это невежливым, и я осведомился у госпожи Я-на о здоровье ее Детей, которые бесновались в дверях, то и дело выскакивая из соседней комнаты, хотя мать трижды выгоняла их вон. В конце концов ей пришлось запереть дверь.

Госпожа Я-на неоднократно повторяла, что у нее очаровательные дети, истинная радость ее жизни. На мой вопрос о самочувствии ее господина супруга она смутилась и сказала: «Я полагаю, у обоих отцов дела идут хорошо». Естественно, что я больше не отважился задавать вопросов по этому поводу. С тех пор я постоянно мысленно разгадываю эту загадку: каждый из этих отцов произвел на свет одного ребенка или — большеносые способны и на такое — оба отца совместно участвовали в производстве обоих детей?

Но: каким же образом?

Потом госпожа Я-на спросила, что у меня в узле, и я сказал: «Мое грязное нижнее белье, которое я…» и так далее. Не успел я и глазом моргнуть, как она схватила этот узел, сказав: «У меня все равно стирка» и исчезла. Чтобы я не скучал, как она заявила, она пустила ко мне своих милых крошек, которые тут же набросились на меня, в особенности старался мальчишка — хоть и маленький, он изо всех сил пытался, забавно дурачась, обратить на себя мое внимание. Девочка, еще младше его, смастерила из искусственных цветов некрасивый венок и непременно хотела надеть его на меня. У меня в голове зародился план бросить белье (что было бы большой потерей) и бежать прочь, но тут в комнате опять появилась госпожа Я-на — почти раздетая — и простонала: «Ну и жара!» (что соответствовало действительности, день был очень жаркий), выдворила детей из комнаты и принялась поигрывать передо мной своими огромными ногами.

Вот так это и случилось, дорогой Цзи-гу. Признаюсь, что в тот момент — несмотря на очаровательных крошек — мне это пришлось кстати. Деньги у меня почти закончились, новых источников их пополнения не предвиделось, спасительный якорь в лице господина Ши-ми опять отдалился на неопределенное расстояние. Я остался у госпожи Я-на. Она меня кормила, стирала белье, заботилась обо мне во всех отношениях, а моей единственной обязанностью было терпеть ее детишек. Должен согласиться, не такое уж и страшное дело.

Считается, что любой опыт ценен. Не знаю, правильно ли это. Свое первое путешествие во времени, когда я писал тебе письма в прошлое, я предпринял из любознательности (которая является добродетелью, в отличие от любопытства, которое является пороком). Теперешнее путешествие я совершаю по необходимости. Однако и сейчас многое обогащает мои знания о мире большеносых, тем более, что я на сей раз поневоле вынужден все наблюдать с другой, так сказать, низшей точки зрения. Но я не уверен, что действительно нужно знать все, например, приобретать опыт в этом доме. Домов, а вернее сказать: домовых блоков, подобных этому, в каждом городе Тарелочной провинции несметное количество, в маленьком городе — сотни, в больших — тысячи. Зачастую в них много этажей, а стены — я проверил это, постучав по ним — сделаны из чего-то вроде уплотненной бумаги. Удивительно, что эти дома все же стоят вертикально. Все дома здесь одинакового приличного светло-серого или желто-коричневого цвета. О том, что в них постоянно пахнет углем, я, кажется, уже упоминал. Иногда, правда, пахнет чем-то кислым или каким-то не особенно приятно благоухающим горючим материалом: они называют его бурый уголь. (Когда садовник сжигает в моем саду гнилую траву, пахнет так же).

Отдельные жилища в этих домах, приставленные друг к другу или положенные друг на друга, очень маленькие, низкие и в изобилии заполнены различными предметами. У госпожи Я-на несметное количество различного цвета шкафов и сундуков, между ними втиснуты кровати, жесткие стулья, мягкие стулья, а также масса предметов непонятного назначения, которые заполняют оставшиеся промежутки. Еще имеются клетка с хомяком и морскими свинками, предназначенными не для пропитания семьи, как я решил сначала, а для развлечения детей, а также несколько птиц в одной клетке и большой четырехугольный стеклянный сосуд с лягушками, которых тоже никто не ел.

Вначале я как-то раз сказал госпоже Я-на:

— По-моему, это непорядок, что твои друзья и родственники, оставившие тут свое добро, до сих пор его не забрали.

Госпожа Я-на посмотрела на меня с недоумением. Нет, нет, сказала она, все это принадлежит ей, и через несколько дней сюда доставят маленький деревянный домик для ее очаровательного малыша. Он так о нем мечтал.

Деревянный домик (размеры приблизительно в пять чи[36] в длину, ширину и высоту) был поставлен на кровать, где мы с госпожой Я-на спали, по ночам его убирали на плиту. И вообще его приходилось постоянно перемещать, чтобы он не мешал нашим потребностям. Я не буду описывать подробности, чтобы не быть нескромным.

Так как у меня была возможность по разным причинам побывать и в других жилищах этого дома (тут все дружили друг с другом), то я мог убедиться, что у всех все то же самое.

Относительно этой возможности между мной и госпожой Я-на возникла некрасивая ссора. В том же доме жила и другая дама, удивительным образом тоже с двумя детьми, удивительным образом тоже от двух, как она сказала, «производителей», у нее были красные волосы, и звалась она На-та. Однажды, когда я проходил мимо ее двери, госпожа На-та тоже вызвалась постирать мне белье. На ней было очень тонкое платье, и так как она была изящнее и обладала не слишком большими ногами, она понравилась мне больше, чем госпожа Я-на. Но когда госпожа Я-на это учуяла — иного я не могу предположить — она разбушевалась, как демон, чуть не лопнула от гнева и чуть не вырвала у госпожи На-та ее красные волосы. С тех пор рыжеволосая как сторожевая собака следила за каждым моим шагом, и я мог лишь изредка тайком кивать госпоже На-та.