— В тот раз, когда мы с моим товарищем здесь пили, — меланхолически заговорил он, — мы явились победителями. Только что вернулись с разведки, привезли с собой четыреста пятьдесят унций… А жажда у нас была такая — кажется, целое море бы выпили… Боже ты мой, мы чуть не оставили Джиотти без товара. А Барни прямо с ума сошел, вздумал отстреливать головки у бутылок. По всему полу лилось вино, пиво и виски. Ребята хватали бутылки и пили прямо из горлышка—губы изрезали, все в крови. Тогда официанткой тут была такая толстуха, очень неглупая. «Пускай их, Джиотти, — говорит, — ведь за все заплатят». И верно, заплатили. Обошлась нам эта кутерьма в двести пятьдесят фунтов. Но стоило того! Бедный старик Барни, он не мог пить много спиртного. Свалился в горячке и скапутился еще до того, как мы оплатили хозяину счет. Замечательный товарищ был этот Барни. Другого такого я не видел и не увижу.

Крупные слезы стояли в покрасневших глазах Кона и медленно скатывались по его морщинистому, пропыленному лицу. Салли вздохнула с облегчением, когда подле него появилась Вайолет со второй бутылкой шампанского.

— Надо уважить старика, Салли, — шепнул Моррис, — а потом я уведу его в распивочную.

Стаканы снова наполнили. Салли только делала вид, что пьет, комната и так уже кружилась в золотистом тумане. Голоса в распивочной сливались в далекий смутный гул. Она хорошо слышала только свой собственный голос, который говорил что-то быстро и оживленно. Ей хотелось смеяться и петь. Все выглядело совсем иначе, чем четверть часа назад. Она уже не чувствовала ни усталости, ни уныния, и была довольна всем и всеми. Ей нравился и этот грязный смешной кабачок, и старик Кон, такой щедрый и добродушный, хотя и совсем пьяный; впрочем, кажется, и она была хороша.

Но что за беда? В лагере старателей, видимо, нужно уметь и пить и веселиться вместе со всеми. Она надеялась, что Моррис заметит ее состояние и позаботится о ней. Правда, он был почти так же пьян, как и Кон. Все-таки он увел Кона обратно в распивочную. Она хохотала до слез, глядя, как они идут, спотыкаясь, споря и обнимая друг друга — Моррис и этот косматый вонючий старик.

Потом ей захотелось спать. Хорошо бы лечь в постель. Она встала, чтобы найти кого-нибудь, кто показал бы ей, где можно лечь, но комната завертелась вокруг нее. С возмущением заметила она, что не держится на ногах. Она без сил опустилась на стул и заплакала. Веселое настроение сразу улетучилось, она почувствовала, что так же выдохлась и ни на что не годна, как остатки шампанского в стаканах из толстого стекла, забытых на столе. Последняя свеча, расплываясь, еще мигала.

В распивочной по-прежнему было шумно. Но вдруг буйные возгласы, оглушительные взрывы смеха и гомон хриплых голосов утихли, и в наступившей тишине зазвенел женский голос, словно птица запела, и Салли смутно припомнила слова Кона: «Это Вайолет, у нее замечательный голос».

Сквозь хмель, сквозь душную мглу Салли слышала чистый звук молодого голоса и дивилась ему. Потом Салли задремала и очнулась, только когда девушка стала будить ее, тряся за плечо и нетерпеливо приговаривая:

— Ну пойдемте же, пойдемте. Миссис Джиотти сказала, что вам придется ночевать в моей комнате.

— О господи, — пробормотала Салли, с трудом поднимаясь на ноги, так как голова у нее все еще кружилась. — Я… я выпила слишком много.

— Да, вы здорово на взводе, — согласилась Вайолет. — Держитесь за меня, я вам помогу добраться до постели.

— Я… я сама… — Салли вскочила, ей стало стыдно, что с ней нянчится эта девочка. Но она тут же покачнулась, и Вайолет, подхватив ее под руку, повела через темный двор в какой-то сарай.

Там стояла одна-единственная койка, а из ящиков из-под сахара был сооружен туалетный столик. Вайолет зажгла огарок и наложила на дверь засов. Салли повалилась на койку.

Вайолет принялась раздеваться.

Салли бессмысленно уставилась на нее.

— А вы снимите платье и корсет, — посоветовала Вайолет, — вы можете спать в нижней юбке.

В ситцевой ночной рубашке, с двумя длинными косами она казалась почти ребенком.

— Давайте, я расшнурую вам башмаки.

— Нет, нет, не надо, — запротестовала Салли, но Вайолет уже развязывала узлы на шнурках.

— Хорошо, что вы не толстая, — заметила Вайолет. — Когда мы спали вместе с миссис Джиотти, до того, как мне построили этот сарай, было ужасно тесно. А у официантки, что работала здесь до меня, была собственная палатка во дворе. Она вышла за Боба Пирса, когда он продал свой участок. Ну, да вы это знаете.

Салли не знала, но болтовня Вайолет дала ей время самой расстегнуть лиф, снять корсет и даже нижнюю юбку. Она хотела показать Вайолет, что еще не утратила способность действовать и рассуждать самостоятельно, и решила спать в одной рубашке и панталонах.

Простыни на койке не было. Вайолет пояснила, что спит на старой циновке, а когда бывает холодно, накрывается другой.

Какое блаженство лечь и погрузиться в дремоту, подумала Салли. Она была очень благодарна Вайолет. Ей хотелось объяснить этой девушке, что она не привыкла пить так много вина и что вообще напилась первый раз в жизни, хотя в вечер их свадьбы Моррис и заказал бутылку шампанского. Это был волшебный напиток, ледяной и сверкающий, как жидкое солнце. Они были так влюблены друг в друга и так бесконечно счастливы, что Салли не знала, отчего она пьяна — от вина или от любви.

Но сегодня она пила жадно, с отчаянием, чтобы превозмочь уныние и усталость и не обидеть галантного старичка. А теплое вино, да еще на пустой желудок, пожалуй, любого свалит с ног. К тому же она смертельно устала. В общем она была на взводе, как выразилась Вайолет, и теперь ей очень стыдно. Вот поиздевался бы над ней мистер Фриско Мэрфи, если бы знал! Салли надеялась, что он никогда не узнает об ее конфузе.

А что скажет Моррис? Какого мнения о ней эта девушка? Как она сможет опять смотреть людям в глаза? Однако очень скоро сон поглотил и растерянность Салли и мучительное сознание, что она вела себя неприлично.

Утром Салли проснулась с головной болью и нестерпимой тошнотой. Она встала, вышла во двор, и там ее стошнило. После этого Салли опять легла в постель, чувствуя себя совсем больной.

— Теперь все пройдет, — успокоила ее Вайолет. Она встала, оделась аккуратно под ночной рубашкой, потом вышла во двор и принесла таз, в котором было немного воды.

— Миссис Джиотти сказала, что это нам на двоих, — заметила Вайолет с сожалением. Отлив половину воды в кружку, она оставшейся половиной ополоснула лицо и руки.

Вайолет расплела косы, расчесала волосы, уложила их узлом на макушке. Потом надела простенькое голубое платье. Окончив туалет, она внимательно посмотрела на Салли, которая невольно залюбовалась ее юной красотой.

— Вам нужно опохмелиться, — деловито сказала Вайолет. — Я попрошу чего-нибудь у мистера Джиотти. И на вашем месте я бы встала. Когда вы умоетесь, вам сразу станет легче. Сегодня немного прохладнее, и мужчины уже запрягают. Лучше пусть не знают, что вы вчера наклюкались, верно?

— Верно. — Салли приподнялась на койке. Она чувствовала себя отвратительно, но не могла допустить и мысли, чтобы Моррис или кто-нибудь еще догадался о том, как подействовало на нее шампанское.

Вайолет вышла и сейчас же вернулась со стаканчиком бренди. Салли выпила, и ей сразу стало легче. Умывшись и обтерев все тело мокрым полотенцем, она посмотрелась в треснутое зеркальце Вайолет: на нее глянуло больное осунувшееся лицо, но все-таки не такое, какое бывает у женщины, которая накануне напилась и теперь не может очувствоваться. Она смочила волосы, и они рассыпались по плечам шелковистой волной. Ее глаза лукаво сверкнули на нее в зеркале. Ей уже казалось нелепым, что она так корила себя за вчерашнее.

— Это просто несчастный случай, Вайолет, — проговорила она весело, — но впредь я буду осторожней.

— Все так говорят, — ответила Вайолет. — Здесь так мало женщин, и если у мужчины есть золото, он ничего для нее не пожалеет. И приходится пить, иначе он обидится.