И тем не менее Колчак продолжал осаждать Академию наук просьбами о выделении ему минимальных средств для организации спасательной экспедиции и доказывать Ученому совету, что он в состоянии добраться до Земли Беннетта не на шхуне, которая бессильна перед льдами, а по разводьям на легкой шлюпке. Он планировал перетаскивать ее через полыньи между ледовыми полями. Все эти соображения подкреплялись такой верой в успех дела, такой непреклонной волей, сквозившей в каждом его слове, что Ученому совету пришлось сдаться и предоставить Колчаку полную свободу действий.

На следующий день, после того как было получено разрешение, Колчак выехал в Архангельск. Там он подобрал себе шестерых спутников – двух матросов и четырех мезенских добытчиков тюленей и вместе с ними отправился через Якутск и Верхоянск в стойбище, где его уже ожидал с партией в 160 ездовых собак ссыльный студент Московского университета Оленин. После этого они на собаках добрались к устью Лены, где стояла «Заря», сняли с нее вельбот, поставили его на нарты и потащили по льдам по направлению к Новосибирским островам.

Отнюдь не тщеславие двигало этими отважными людьми – они спешили на помощь, идя и днем, и ночью, то на веслах, то под парусом, лавировали между льдинами, невзирая на туман и снежные заносы. Полтора месяца в непросыхающей одежде, без горячей пищи, на одних сухарях и консервах. Не было в истории полярных путешествий такого плавания. 6 августа 1903-го вельбот, ведомый Колчаком, достиг Земли Беннета – безжизненной скалистой суши, считавшейся неприступной с моря. Мыс, на котором высадилась отважная семерка, Колчак назвал Преображенским, ибо 6 августа было днем Преображения Господня.

К несчастью, ничто не выдавало здесь следов присутствия барона Толля. А значит, надо было идти в глубь этой гибельной земли. Вскоре одним из экспедиционеров был замечен так называемый гурий – рукотворная горка камней, придавливавшая медвежью шкуру, потом был найден обломок весла, торчавшего из груды камней, а в камнях – бутылка, в которой находились листок с запиской Толля и план острова с помеченной на нем хижиной.

К ней шли уже не торопясь, спрямляя по возможности путь через лед бухты. В какой-то момент прихваченный летним солнцем ледяной покров разошелся и Колчак неожиданно для всех рухнул в образовавшуюся полынью с головой. Его, к счастью, вытащили, переодели и привели в чувства.

К хижине, сложенной из плавника и камней и крытой медвежьими шкурами, подходили с замиранием сердца, ожидая найти мертвых товарищей, но увидели одну пустоту, забитую лежалым снегом. Разгребли ее как могли, обнаружив лишь ящик с образцами пород, ненужные в дороге вещи и последнее письмо Толля – не жене, а президенту Академии наук. От этого письма и унылой хижины веяло такой безнадежностью, что у всех присутствующих невольно увлажнились глаза.

Но несмотря на это, нужно было узнать абсолютно точно, сумел ли добраться Толль до Новосибирских островов? Для этого и Колчак, и его спутники вынуждены были повторить свой немыслимый путь только в обратном направлении. Склад провизии, к которому пробивался Колчак в надежде отыскать следы пребывания Толля, оказался никем не тронутым. И тут спасатели поняли, что им уже ничего не остается делать, как снять шапки и перекреститься, попросив Господа принять отважные души…

Спустя некоторое время, выждав на острове Котельном, когда замерзнет море, Колчак перешел по льду на материк в Устьянск, не потеряв при этом никого из своих спутников. Так закончились обе полярные экспедиции, на которые лейтенант Колчак положил почти четыре года лучшей поры своей жизни. Лишь спустя несколько лет – уже после Русско-японской войны – он обобщил результаты своих изысканий в ставшей широко известной книге «Льды Карского и сибирских морей». Это гидрологическое исследование и по сию пору считается классическим. В 1928 году оно было переиздано американским Географическим обществом под названием «Проблемы полярных изысканий».

Этот труд никак нельзя назвать досужими записками путешественника или кабинетными изысканиями теоретика, он стал отражением живого опыта полярного морехода, положившего начало освоению пути, пролегавшему вдоль северных земель России. И все те, кто в дальнейшем шел за «Зарей» следом (а таковых было немало), так или иначе обращались именно к этой ледовой лоции лейтенанта Колчака, названного Колчаком-Полярным.

…Колчак назвал открытый им остров в честь своей невесты – Островом Софьи, который и по сей день значится на всех существующих морских картах. Барон Толль один из островов нарек Островом Колчака – в честь своего гидрографа. Но он, по понятным причинам, был переименован в остров Расторгуева. Так не пора вернуть ему первоначальное имя?…

Николай Черкашин | Фото из архива автора