В Центральный архив новейшей истории

В соответствии с установленной процедурой посылаем направленную Следственным департаментом в наш адрес папку номер 5/6 с материалами, касающимися событий сентября прошлого года. Экспертная оценка материалов прилагается.

Отдел исторической документации

Главное полицейское управление Следственный департамент

Во второй половине дня 20 сентября я исполнял свои служебные обязанности как заместитель начальника полицейского участка в IV–м секторе, ограниченном с юга речным устьем, с севера жилым кварталом, с востока площадью Побед и прилегающими к ней зданиями парламента и Главного полицейского управления. Западная граница обозначена беспорядочно разбросанными мусорными свалками, кладбищем старых автомобилей и комплексом предназначенных на снос бараков. Участок, скажу прямо, не из легких – вдоль реки тянутся ресторанчики и кабачки, посещать которые с проверкой весьма небезопасно. Впрочем, речь, собственно, не о том, это как раз всем известно, а что касается обеспечения безопасности, то о какой безопасности тут можно говорить, если вспомнить о тех патрулями 20, 21 и 22, причем, если принять во внимание ситуацию в целом, наша задача была, в сущности, простой – вмешиваться только в крайних случаях, а так – лишь вести наблюдение и сообщать о вновь образующихся горячих точках на периферии главного района (где таковые уже были локализованы). Пользуясь случаем, добавлю, что все наши подразделения, согласно решению, принятому на совещании у начальника полиции, – что, впрочем, общеизвестно, хочу лишь напомнить – были ориентированы единственно на сдерживание главного напора, а не на подавление его, хотя, по моему глубокому убеждению, получи мы подкрепление в лице спецподразделений, полный разгром основных сил демонстрантов был бы в наших возможностях. Однако мы, подчиняясь приказу, лишь локализовали уличные волнения, беря их в кольцо в центре и следя за соблюдением порядка на автострадах, на вокзалах и в аэропортах. Но с того момента, когда ОН был впервые арестован, а затем отпущен под залог и когда нам приказали снять блокаду с дорог, напряжение усилилось. Не стану скрывать, хотя не мне, конечно, оценивать действия Главного полицейского управления, я был удивлен этим решением. Однако именно после того, как ОН оказался на свободе, дело дошло до тех имеющих политическое значение актов вандализма (разгром иностранных торговых представительств), которые ознаменовали начало включения в беспорядочное общественное движение все новых и новых группировок, до этого враждовавших между собой и поэтому легко удерживавшихся нами в определенных для них рамках. Говорю об этом для того, чтобы объяснить, почему я, хотя уже фактически отослал своих людей на патрулирование, приняв телефонный звонок этой женщины, не стал тратить времени даром, а отправился по указанному адресу. Разумеется, предположи я тогда, что может случиться то, что случилось, я поступил бы иначе, однако действия мои с точки зрения несения текущей службы были правильными и меня никак нельзя обвинить в некомпетентности. Итак, составив патрульную команду из трех человек, я посадил их в машину и отправился по указанному адресу.

Граждане то и дело дезинформируют полицию, считая это хорошей шуткой, но на этот раз в голосе женщины звучало нечто такое, что, на мой взгляд, требовало проверки. Женщина заявила, что ОН находится там, откуда она звонит, и что сопровождает ЕГО лишь один человек. Сказав это, она рассмеялась. Позже, уже в ходе допроса, выяснилось, что те искаженные телефонной трубкой звуки, которые я принял за смех, были скорее рыданиями.

Говорить с ней было трудно, ибо она находилась в состоянии алкогольного опьянения и, думаю, наркотического тоже, поскольку на ее предплечьях заметны были следы уколов. Из–за этого да еще того, как она выглядела – беременность на последних месяцах и размазанная на губах помада, – мне показалось, что женщина старше, чем в конце концов оказалось. Кабаре, куда нас вызвали, было хорошо нам известно как место торговли наркотиками, и обычно народу в нем было – пальца не воткнуть, но на этот раз лишь несколько человек вяло колыхались в том, что здесь называют танцем, у стен, а каменный пол был залит водой, которая, как заявил (и не соврал, кстати) хозяин, текла из прохудившихся калориферов, что дополнительно затрудняло быструю ориентацию в ситуации, не говоря уже о том, что в отблесках разноцветного и белого света, отбрасывавшихся двумя рефлекторами, можно было видеть посетителей этого притона только в течение очень коротких промежутков времени. Я приказал включить нормальный свет, тут возникло некоторое замешательство – некоторые из посетителей метнулись к дверям, но мы их задержали. Владелец кабачка не замедлил заявить, что с наркотиками уже издавна не имеет ничего общего и что его оклеветали. Оборвав хозяина на полуслове и заверив, что нас это не касается, я спросил, где тут у него прячется ОН, чем вызвал его искреннее, как мне показалось, недоумение. Эта женщина сообщила, что ОН, видимо, сбежал, причем в ее голосе не чувствовалось сожаления, что меня поразило. Хозяин подтвердил, что именно она звонила по телефону, и еще раз заявил, что ЕГО не видел. Впрочем, добавил он, если бы и видел, то вряд ли узнал бы, поскольку у этих длинноволосых оборванцев мужчины от женщины не отличишь, а вдобавок, люди, когда выпьют, все выглядят одинаково. И к тому же, по слухам, ОН возглавляет демонстрантов перед парламентом. Тут мои люди, которым я приказал на всякий случай обыскать забегаловку, извлекли из дамского туалета кряжистого и давно не бритого и не стриженого субъекта с бутылкой в руке. Женщина крикнула, что этот тип был с НИМ с самого начала, с того момента, как ОН въехал в город и еще раньше. Она сама находилась в компании с двумя мужчинами, один из которых оказался страховым агентом, а второй – оркестрантом. Обоих мужчин я позже отпустил на свободу, поскольку не видел, чем они могут оказаться в этом деле полезными. Упоминаю об этом лишь для того, чтобы доказать, что ко всему подходил с доброй волей и в соответствии с установленными правилами. Женщина, повторяю, сама указала на того мужчину, который заперся в женской уборной, и заявила, что он был с НИМ с самого начала. Мужчина, на вид двадцати с небольшим лет, ответил, что ни о чем таком понятия не имеет. В его кармане нашли лицензию профессионального боксера, и, действительно, судя по криво сросшемуся носу и характерной форме ушей, так могло быть. Мужчина утверждал, что в кабачок зашел случайно – что, в самом деле, мне нельзя, что ли, и рюмашки уже опрокинуть? – что ни ЕГО, ни этой женщины и в глаза никогда не видел, а уж прятаться и вовсе не собирался. Зашел, дескать, в туалет помочиться, а что попал по ошибке в дамский – так такая промашка со всяким может случиться, что же в этом плохого? Поскольку в сложившейся ситуации для его задержания не было достаточных оснований, я разрешил ему удалиться, что он сделал как бы неохотно и даже, уже у дверей, остановился, повернулся, как будто хотел что–то сказать, но передумал и все же вышел. Младший из патрульных заметил, что этот парень вроде бы и в самом деле боксер и что, кажется, он его уже видел где–то на ринге, но вот где и при каких обстоятельствах – затрудняется сказать. Тем временем мы решили допросить эту женщину, проститутку, во всяком случае, записать на магнитофон хотя бы часть того, что она там бормотала, в надежде на то, что, быть может, наткнемся на что–нибудь важное о НЕМ, узнаем, откуда она ЕГО знает, кто ОН такой и почему она решила ЕГО выдать.

Фрагменты записанного 20 сентября в 18 часов 00 минут на магнитофонную ленту признания проститутки Магдалины, 38 лет, без постоянного места жительства, замужней. В начале записи имеются искажения звука.