– Да, – сказала Люсиль, – это не надежно.
– Эта обсерватория связана с Дублинским университетом? – спросила Пэтти.
– Думаю, да, – сказала Люсиль.
– А этот астроном, – продолжила Пэтти, воодушевляясь своей работой, – полагаю, что в таком случае он ирландец.
– Конечно, – промолвила Люсиль. – Он очень известный человек.
– Что он сделал? – поинтересовалась Пэтти. – На доске объявлений сказано, что он совершил какие-то важные открытия. Хотя мне кажется, что это пугающая специальная терминология, о которой никто не слышал.
– Ну, – произнесла Люсиль, взвешивая свои слова, – он открыл кольца Сатурна и Млечный Путь.
– Кольца Сатурна! Как, я думала, что их открыли целую вечность назад. Должно быть, он ужасно стар. Я помню, что читала о них, когда еще под стол пешком ходила.
– Это было довольно давно, – подтвердила Люсиль. – По меньшей мере, восемь или девять лет назад.
– А Млечный Путь! – продолжала Пэтти, изобразив недоверие. – Я не понимаю, что могло помешать людям давным-давно открыть его. Я и сама бы это сделала и я не притворяюсь, будто что-то знаю об астрономии.
– О, конечно, – торопливо пояснила Люсиль, – феномен был замечен и раньше, но ему не было дано рационального объяснения.
– Понятно, – сказала Пэтти, тайком делая записи. – Должно быть, он и впрямь ужасно важная особа. И как он все это проделал?
– Он поднялся на воздушном шаре, – сказала Люсиль туманно.
– На воздушном шаре! Как весело! – воскликнула Пэтти, ее репортерский инстинкт уловил след. – В Европе воздушные шары используют гораздо чаще, чем здесь.
– По-моему, он привез с собой свой воздушный шар сюда, в Америку, – сказала Люсиль. – Он никогда без него не путешествует.
– Какая от него польза? – спросила Пэтти. – Полагаю, – продолжила она, представив свое собственное объяснение, – шар возносит его почти до самых звезд.
– Причина, несомненно, в этом, – сказала Люсиль.
– Как бы мне хотелось, чтобы он послал его сюда, – вздохнула Пэтти. – Тебе известны о нем еще какие-нибудь интересные подробности?
– Н-нет, – произнесла Люсиль. – Больше мне ничего не приходит в голову.
– Определенно, он самый интересный профессор из всех, о ком я когда-либо слышала, – промолвила Пэтти, – и странно, что о нем я до сих пор не слышала ни разу.
– Видимо, существует масса вещей, о которых ты никогда не слышала, – заметила Люсиль.
– Да, – признала Пэтти, – есть такие.
– Ладно, Пэтти, – сказала Присцилла, вынырнув из обсуждения в противоположном конце комнаты, – если ты собираешься сходить со мной поужинать, прекрати дурачиться с Люсиль, отправляйся домой и заканчивай свою работу.
– Отлично, – произнесла Пэтти, с услужливой расторопностью поднимаясь с места. – Пока, девочки. Заходите ко мне в гости, и я угощу вас сливочной помадкой, доведенной до готовности. Спасибо за информацию, – обратилась она к Люсиль.
В следующий понедельник Пэтти, Присцилла и еще две-три девушки не спеша возвращались с озера, ударяя коньками по рукам и позвякивая ими.
– Входите, девочки, и угощайтесь горячим чаем, – позвала Присцилла, когда они подошли к двери кабинета.
– Вот письмо для Пэтти, – сказала Бонни Коннот, беря со стола конверт. – Больно уж официальное. Должно быть, пришло с почтой колледжа. Вскрой его, Пэтти, поглядим, на каком экзамене ты срезалась.
– Боже мой! – промолвила Пэтти. – Мне казалось, что от этой привычки я избавилась на первом курсе.
Они столпились вкруг и прочитали записку поверх ее плеча. У Пэтти секретов не было.
Обсерватория, 20 января.
Мисс Пэтти Уайатт.
Дорогая Мисс Уайатт, меня уведомили, что Вы являетесь корреспондентом газеты «Субботняя вечерняя почтовая депеша», и я осмеливаюсь привлечь Ваше внимание к грубейшей ошибке, допущенной в последнем выпуске на прошлой неделе. Вы утверждаете, что обсерватория Лика находится в Дублине, в Ирландии, тогда как согласно общепринятой информации она расположена возле Сан-Франциско, в Калифорнии. Профессор Джеймс Харкнер Уоллис не ирландец, он американец. Невзирая на то, что он провел несколько важных исследований, он не является первооткрывателем ни колец Сатурна, ни Млечного Пути.
С искренним уважением,
Говард Д. Фелпс.
– Это от профессора Фелпса… что он имеет в виду? – озадаченно спросила Близняшка.
– Ох, Пэтти, – простонала Присцилла, – ты же не хочешь сказать, что поверила во всю эту чушь на самом деле?
– Конечно, я поверила. Откуда мне было знать, что она лжет?
– Она не лгала. Не выражайся так опрометчиво.
– Позволь узнать, в таком случае, как ты это называешь? – рассерженно молвила Пэтти.
– «Местным колоритом», моя милая, просто «местным колоритом». Видишь ли, всякому терпению приходит конец.
– Почему ты мне не сказала? – завопила Пэтти.
– Я не могла предположить, что ты ей поверила. Думала, что вы шутите все время.
– В чем дело, Пэтти? Что ты натворила? – заинтересовались остальные, разрываясь между простительным чувством любопытства и ощущением, что следует удалиться, пока не разыгралась семейная драма.
– О, расскажи им, – горько сказала Пэтти. – Расскажи всем, кого увидишь. Прокричи это с купола обсерватории. Лучше так и сделай, а через пару часов эта новость разойдется по всему колледжу.
Присцилла принялась объяснять и покамест она объясняла, до нее начала доходить смешная сторона происшествия. Когда она закончила свой рассказ, все, кроме Пэтти, были доведены до истерики.
– Бедный редактор, – захлебываясь, сказала Присцилла. – Он вечно охотится за сенсациями и одну из них он теперь явно получил.
– Где она, Пэтти – газета? – задыхаясь, спросила Бонни.
– Я выкинула ее, – сказала Пэтти угрюмо.
Обыскав мусорную корзину, Присцилла извлекла газету и все четверо радостно склонились над ней.
Выдающийся ирландский астроном проводит несколько дней в Америке, читая лекции в ведущих колледжах… Его знаменитое открытие колец Сатурна сделано во время подъема на воздушном шаре на высоту три тысячи футов… Несмотря на его первый визит в Соединенные Штаты, он говорит лишь с легким провинциальным акцентом… Преданный сын старой Ирландии…
– Пэтти, Пэтти! Уж кому-кому, а тебе не пристало быть такой легковерной!
– Вслед за этим родители профессора Джеймса Харкнера Уоллиса напишут Прекси о том, что их сын не сможет больше выступать здесь с лекциями, если он должен подвергаться такого рода вещам.
– Отвратительно! – с жаром сказала Бонни Коннот.
– Когда вы перестанете смеяться, я хотела бы услышать от вас, что мне делать дальше.
– Скажи профессору Фелпсу, что это была описка.
– Описка длиною в добрую половину рубрики, – сказала Близняшка.
– Мне кажется, девочки, что с вашей стороны непристойно смеяться, когда, возможно, в эту минуту меня исключают из колледжа.
– Собрание факультета состоится не ранее четырех часов, – заметила Бонни.
Пэтти села за стол и зарылась лицом в ладони.
– Пэтти, – позвала Присцилла, – ты что, плачешь, а?
– Нет, – свирепо сказала Пэтти. – Я думаю.
– Тебе никогда не придумать того, что объяснило бы эту ситуацию.
Пэтти подняла голову с видом человека, озаренного вдохновением. – Я скажу ему правду.
– Не поступай столь опрометчиво, – умоляюще попросила Близняшка.
– Это, безусловно, единственное, что ты можешь сделать, – проговорила Присцилла. – Садись и напиши ему письмо, а я обещаю не смеяться, пока ты не закончишь писать.
Пэтти встала. – Я, пожалуй, пойду повидаюсь с ним.
– О нет. Напиши ему письмо. Это намного проще.
– Нет, – сказала Пэтти с достоинством. – По-моему, я должна ему персональное объяснение. Моя прическа в порядке? Девочки, если вы расскажете об этом до моего возвращения хоть одной душе, – прибавила она, закрывая дверь, – я не скажу вам ни слова из того, что он сказал.