Точно так же я не смогла заставить себя взглянуть в раздел нового справочника, озаглавленный «Сексуальная жизнь при раздельном жительстве супругов: неверность/самоудовлетворение/примирение/другое».

Другое? Какое тут, к черту, другое?!

Стоп. Не нужно развивать эту тему. Смысл в том, что копаться в прошлом бессмысленно. К чему зацикливаться? Как говорит Фи, беги вперед и ни на кого не оглядывайся. Я в этом весьма преуспела. Бóльшую часть времени мне кажется, что прошлое заперто в каком-то опечатанном отделении моей головы, а щели по периметру заклеены скотчем.

Задержавшись я отделе аксессуаров, я купила стильную фиолетовую сумку лакированной кожи для Фи. А наверху нашлась классная футболка в стиле семидесятых для Каролин.

— Праздничный глинтвейн? — Парень в шапке Санта-Клауса протянул поднос, уставленный крошечными бокалами, и я взяла один. Гуляя по этажу, я немного запуталась в празднично оформленном интерьере и случайно забрела в отдел мужской одежды. Как все-таки хорошо, что я не спешу! Я постояла несколько мгновений, мелкими глотками смакуя подогретое вино с пряностями, слушая рождественские гимны и глядя на мигающие елочные гирлянды…

Господи, я попалась в эту ловушку — в душе растет и ширится рождественское настроение. А ведь на дворе только октябрь. Пора делать ноги, прежде чем я начну скупать пакеты со сладкими пирожками с миндалем и изюмом, компакт-диски Бинга Кросби и интересоваться, будут ли двадцать четвертого показывать «Волшебника из Страны Оз». Я оглядывалась в поисках какой-нибудь емкости для пустых бокальчиков, когда услышала ясный, мажорный голос:

— Здравствуйте! Снова к нам заглянули?

Это произнесла блондинка с коротким каре — она складывала джемперы пастельных тонов у полок с трикотажем от Ральфа Лорена.

— Здравствуйте… — неуверенно сказала я. — Мы знакомы?

— Нет-нет, — улыбнулась продавщица, — просто я запомнила вас с прошлого года.

— А что было в прошлом году?

— Вы приходили к нам покупать рубашку для вашего… друга. — Она мельком взглянула на мою руку. — На Рождество.

Мы с вами довольно долго говорили, пока я заворачивала вашу покупку в подарочную упаковку.

Я смотрела на нее, пытаясь представить эту сцену. Я в этом отделе. Предпраздничная суета. Прежняя Лекси, должно быть, в деловом бежевом костюме, должно быть, ужасно спешащая, должно быть, с напряженным, насупленным лицом.

— Извините, — сказала я, помолчав, — у меня плохая память. А что я говорила?

— Ну что вы, — весело засмеялась продавщица, — к чему вам это было запоминать? Я и сама запомнила только потому, что вы казались… — Она помолчала секунду, не прекращая складывать джемпер. — Не обижайтесь, но вы казались такой влюбленной…

— Понятно, — кивнула я, — понятно. — Я отбросила прядь волос, приказывая себе улыбнуться и спокойно направиться дальше. Мало ли какие совпадения бывают. «Давай-ка, Лекси, двигай вперед, с улыбкой на лице».

Но пока я стояла в магазине под мигающими елочными огоньками, рассеянно слушая, как хор поет рождественский гимн, и незнакомая блондинка рассказывала мне, что я делала на прошлое Рождество, все старательно забытые чувства всколыхнулись и, словно перегретый пар, ударили обжигающими струями. Скотч отклеился в уголке, открыв маленькую щель; прошлое больше не желало оставаться наглухо запечатанным.

— Мой вопрос может показаться вам странным, но я, случайно, не говорила, как его зовут?

— Нет. — Продавщица посмотрела на меня с любопытством. — Вы только сказали, что он вернул вас к жизни и до него вы толком и не жили. Вы просто светились счастьем. — Она положила джемпер и поглядела на меня с искренним недоумением: — Разве вы не помните?

— Нет.

Что-то стиснуло мне горло. Конечно, речь тогда шла о Джоне.

Джон, человек, о котором я каждый день старалась не думать, как ушла от Эрика.

— А что я ему купила?

— Вот такую рубашку, насколько я помню. — Продавщица подала мне бледно-зеленую рубашку и отвернулась к новому покупателю: — Что вы желаете?

Я держала рубашку, пытаясь представить в ней Джона. Стараясь вспомнить, как я ее выбирала. Силясь вновь ощутить переполнявшее меня счастье. Может, виной тому был глинтвейн или вечер после долгого дня, но я буквально не могла выпустить рубашку из рук. Я не хотела от нее отказываться.

— Могу я ее купить? — спросила я у продавщицы, едва та освободилась. — Заворачивать не нужно.

Не знаю, что со мной творилось. Выйдя из «Лэнгриджа» и остановившись, чтобы поймать такси, я по-прежнему прижимала рубашку к лицу, словно любимое одеяло. Голова кружилась, в ушах звенело, мир вокруг казался ненастоящим, словно я заболевала гриппом.

Рядом остановилось такси. На автопилоте я села в машину.

— Куда едем? — спросил водитель, но я почти не слышала вопроса, занятая мыслями о Джоне. Голова кружилась сильнее; я вцепилась в фисташковую рубашку…

Я начала напевать себе под нос.

Не понимая, что вытворяет мой мозг, я продолжала тихонько выводить мелодию, которую не знала. Я лишь чувствовала, что это связано с Джоном.

Мелодия связана с Джоном. Она означает для меня Джона. Я узнала мотив от него.

Я отчаянно зажмурилась, погнавшись за мелодией, как Алиса за белым кроликом, в надежде, что она куда-нибудь меня приведет… И вдруг — словно вспышка света, словно осветилась темная комната.

Всплыло воспоминание.

Я вспомнила Джона. И себя.

Мы где-то находимся вместе. Воздух, пахнущий солью, колючая щетина на его подбородке, серый джемпер… и мелодия.

Все. Краткий момент из прошлого, и больше ничего.

Но я вспомнила! Скареда-память расщедрилась и выдала мне бесценное пенни.

— Красавица, куда поедем? — погромче спросил водитель, обернувшись ко мне и отодвинув перегородку.

Я непонимающе смотрела на таксиста, словно он говорил на иностранном языке. Я не в силах была допустить до сознания что-нибудь еще; мне нужно было удержать обретенное воспоминание, лелеять его и беречь…

— Гос-споди, — нетерпеливо округлил глаза водитель. — Куда вы хотите ехать, мисс?

На земле есть только одно место, куда я хотела — и должна была — поехать.

— В Хаммерсмит.

Водитель отвернулся, повернул ключ зажигания, и машина с гулом сорвалась с места.

Такси петляло по Лондону, а я сидела прямо, как палка, напряженно вцепившись в подлокотник. Казалось, моя голова наполнена драгоценной жидкостью, которая может расплескаться от резкого толчка. Я не могла думать о том, что вспомнила, боясь истрепать воспоминание. Не могла говорить, или смотреть в окно, или как-то иначе отвлекаться. Я должна довезти свой клад в целости и сохранности и рассказать о нем Джону.

Когда такси остановилось перед домом, где жил Джон, я бросила водителю деньги и выскочила из машины, запоздало сообразив, что нужно было позвонить, а не сваливаться как снег на голову. Выхватив из сумки сотовый, я набрала номер Джона. Если его нет дома, поеду туда, где он сейчас.

— Лекси? — ответил он, быстро взяв трубку.

— Я здесь, — выдохнула я. — Вспомнила.

Повисла тишина. Телефон замолчал, а в доме послышались отчетливые легкие шаги. Через несколько секунд входная дверь распахнулась, и на пороге появился Джон в рубашке-поло, джинсах и старых кедах «Конверс».

— Я кое-что вспомнила, — выпалила я, не дав ему сказать ни слова. — Я вспомнила мелодию. Не знаю ее, но уверена, что слышала от тебя где-то на морском пляже. Видимо, мы туда однажды ездили. Слушай! — Я напела мотив, жадно ожидая его реакции. — Помнишь?

— Лекси… — Он запустил пальцы в волосы. — О чем ты говоришь? Что это за рубашка? — Он уставился на бледно-зеленый подарок у меня в руках. — Это моя, что ли?

— Я слушала эту мелодию с тобой на пляже! Знаю, что слушала! — Я понимала, что говорю сбивчиво и несвязно, но ничего не могла с собой поделать. — Помню соленый воздух, и твой колючий подбородок, и вот эту музыку… — Я снова начала мотив, но слышала, как попадаю мимо нот, до неузнаваемости искажая мелодию. Оборвав пение, я в ожидании уставилась на Джона. Он стоял, сморщив лицо, совершенно озадаченный.