На Коелский аэродром тяжело, как грузный, осоловелый шмель, спускался с лазурного неба вертолет. Вот он исчез за деревьями. Солнце пробивалось сквозь кружево молодой, еще не запыленной листвы, и под его лучами полоса шоссе, темная от утреннего дождя, быстро светлела. Приземистые военные казармы за оградой смотрелись чистенькими живописными домиками. Из ворот гуськом промаршировал взвод солдат в маскхалатах. Внезапно двое из них размашистыми прыжками ринулись через шоссе.

Я нажал на педаль. Мощные тормоза, испытанные на шестидесяти тысячах километров, остановили машину метрах в тридцати. Виновники весело скатились на молоденького младшего сержанта, а тот, побелев от напряжения и злости, исступленно орал на них с противоположной обочины. Взглянув на меня, он умолк и вроде как в благодарность откозырял. Моя рука невольно потянулась ответить тем же. И лишь в последний момент, спохватившись, я изобразил этакое неопределенное помахивание. Девушка, сидевшая возле меня, хихикнула.

Оба солдатика в своих пестрых одеяниях, с улыбками до ушей напоминали лягушат-прыгунов. Девушка улыбнулась им. Ухмылки на их лицах сменились растерянными улыбками. Тот, что пониже, сохраняя самообладание, отдал честь.

Я переключил скорость и чересчур поспешно рванул с места. Моя соседка звонко рассмеялась.

Я покосился на нее. Она снова улыбнулась, на сей раз уже мне, ослепительно, как кинозвезда. В ее шоколадно-карих глазах сверкали насмешливые искорки.

– Не очень-то деликатно вы обращаетесь со своей машиной, – показала она взглядом на отклонившуюся стрелку спидометра на приборном щитке.

– Колымага у меня ко всему привычная, – небрежно бросил я. – Всякого навидалась. – И прибавил газу.

Девушка глянула на меня удивленно.

– А я-то думала, новенькая.

– Как бы не так! Набегала уже несколько десятков тысяч. Только что из капремонта и…

– Зря вы тогда гоните со скоростью девяносто километров, – резко оборвала она меня. – Тем более в закрытой зоне.

Я расслабил ногу, нажимавшую на педаль газа, и ехидно спросил:

– Боитесь?

– Я – нет! – отрезала моя пассажирка. – А вот вам стоило бы… смотрите! – ахнула она.

Тут как тут! На обочине шоссе стоял человек со знакомым красно-белым диском в поднятой руке. Я глубоко вздохнул.

– Добрый день, товарищ водитель, – сказал автоинспектор. – Вам известно, с какой скоростью вы ехали?

Через несколько минут я получил разрешение следовать дальше, полегчав на пятьдесят крон, зато обремененный пространным нравоучением.

– Вот видите, – назидательно бросила моя спутница, – поспешность дорого вам обошлась.

– Я тороплюсь, потому что у меня нет времени, – ледяным тоном отрезал я, а про себя раздраженно добавил: «Штраф же причитался с тебя».

– Ах! – вдруг виновато вырвалось у нее. – Не сердитесь, что из-за меня у вас неприятности. Но Пепик, видите ли, мой старый друг. Вот я и обратилась к нему, чтобы…

«Мой тоже, – с досадой добавил я про себя. – Потому и подсунул мне это чертово дело». Я промолчал, но сидел насупившись.

Шлагбаум при въезде в Брандыс, как ни странно, был поднят. Я ехал по городу как дисциплинированный водитель, в моем кармане оставалось двадцать крон мелочью, а бензина ровно столько, чтобы дотянуть обратно до Праги.

– Вон там, на повороте возле памятника, – налево, – раздался у моего уха нежный голос. – А оттуда уже рукой подать.

Я свернул на проселочную дорогу, через несколько сотен метров она запетляла среди полей. Зеленый горизонт окаймляли лесочки, слева темнели купы высоких сосен.

– Это там, в лесу, – показала девушка. – Сразу же на опушке.

И опять я вошел в раж, с легким сердцем обогнал два тяжело груженных автофургона, мчавшихся будто по скоростному шоссе, и резко свиражировал на посыпанный гравием поворот. Мелкие камешки забарабанили по металлу, задние колеса занесло. Я лихо выровнял машину. Слева, среди коричневато-серых стволов, мелькнуло что-то красное.

Сбросив скорость, последние десятки метров я проехал с выключенным мотором.

Машина остановилась прямо возле калитки в заборе из некрашеных сосновых досок. Я вышел. В глаза бросилась темно-красная штукатурка дома, который оказался гораздо больше, чем я ожидал. Прохладный, напоенный смолой воздух, словно бальзам, вливался в мои прокопченные пражские легкие. Мне сразу же захотелось тут жить, оказаться владельцем всего того, от чего девушка, которую я привез, с таким непростительным легкомыслием желает избавиться.

Она стояла рядом, выжидающе заглядывая мне в глаза. Девушка была чуть ниже меня, очень стройная, светло-каштановые волосы ниспадали на плечи. Одинокий солнечный луч, пробившись сквозь зеленую чащу развесистых деревьев, щекотал ее загорелую шею. Я разом подавил в себе нежелательные ассоциации, образующие цепочку: летний полдень – красивая женщина – лесное уединение. После моего недавнего горького опыта сигналы опасности все еще срабатывали.

– Так, значит, вот это вы и собираетесь продать? – деловито спросил я.

– Да. Что скажете? – Она напряженно ожидала моего ответа.

Я пожал плечами.

– Ничего. На глазок не берусь прикинуть даже приблизительно. Но и так видно – удовольствие не из дешевых. Для покупателя.

– А вы думаете, покупатель найдется? – робко спросила она.

– Сами знаете, что да. – Я иронически усмехнулся. – Нувориши у вас с руками оторвут. Погодите, еще натерпитесь. Не хотел бы я оказаться на вашем месте, когда у вас двери закрываться не будут.

Она с облегчением рассмеялась.

– С этим-то я справлюсь!

– Не обольщайтесь. Чтобы этим заниматься, нужно быть толстокожим. Я бы…

– Предлагаете мне услуги в качестве маклера? – перебила девушка. – За комиссионные? Нет уж, спасибо. Лучше я их сама себе заплачу.

– Мне такое и в голову не приходило, – строго отрезал я. – И все же мой вам совет – поищите какого-нибудь надежного адвоката, когда дело дойдет до продажи.

Она покачала головой, глядя на дом сияющими глазами. В ее взгляде было что-то, вызвавшее во мне на миг глубокое отвращение. Алчность, которую совсем недавно я так близко видел у другой женщины. Девушка перехватила мой взгляд, и лицо ее мгновенно изменилось.

– Пойду за ключами, – обронила она. – Я их оставляю у соседей, чтобы…

«Гав!» – дружески откликнулся низкий собачий голос. В глубине сада за невысокой загородкой появилась большая голова, а потом и костлявое, поросшее серой шерстью тело огромной овчарки.

– Амиго! – воскликнула Ганка Дроздова – подруга моего друга и начальника, инженера Йозефа Каминека. Недавнее неприятное выражение лица исчезло. Она повисла на калитке и была сейчас похожа на двенадцатилетнюю девчонку. – Амиго! Ах ты, разбойник! Что ж ты не встречаешь хозяйку? Опять спал, а? – Она ворковала, как горлинка, а пес отвечал ей нежным повизгиванием, смешным для такого ветерана.

Я приблизился к забору. Амиго сменил свой дружеский тон на угрожающее рычание. Седая шерсть встала дыбом, пес прижал уши и оскалил желтые клыки. Я невольно отпрянул назад.

– Не бойтесь, – сказала барышня Дроздова все тем же воркующим голосом, хотя обращалась уже не к собаке. – Пока вы со мной, он вам ничего не сделает. А в другое время, конечно… К тому же Амиго за забором, – добавила она уже нормальным тоном.

– Хорошо, что он здесь есть – этот забор. – Я опасливо измерил глазами преграду высотой примерно метр восемьдесят, которая отделяла меня от рычавшего зверя.

– Так-то оно так, но не очень-то помогает, – озабоченно сказала Ганка. – Несколько раз уже сюда пытались залезть. Мы поставили решетки на всех окнах первого этажа, внутрь они не пробрались, но все равно… Дом на отшибе. Поэтому и приходится оставлять тут Амиго.

– Не жалко вам его? – не слишком искренне спросил я. Амиго вызывал любые чувства, только не жалость. – Это ведь жестоко – оставлять его тут одного.

– Он не один. Мальчик пани Маласковой приходит его кормить. И потом, он и так почти все время спит. Старый, – небрежно бросила она. Оторвавшись от калитки, вытерла руки о джинсы. – Пойду за ключами.