— Да? — странным тоном осведомился Сашка. — Ты действительно не можешь этого понять?

— Ну, конечно! А ты что, можешь?

— Несомненно, — с мрачной иронией подтвердил он. — Уж эту тайну я тебе открыть могу.

— Так открой.

— Они тебе завидуют. Обе — и Марго, и Алена. Лютой и черной завистью.

Я, не выдержав, засмеялась.

— Придумал! За что им мне завидовать? Обе такие… наверное, это называется «элитные», да? Вон Алену вы и вовсе нарисовали сегодня королевой. А я — крестьянка с коромыслом.

— Ты обиделась на крестьянку? — удивился Сашка.

— Нет, конечно. Это же правда, а на правду не обижаются.

— Как раз на правду-то и обижаются, Машка. Все очень просто. Они завидуют твоему таланту. Еще душевной цельности, полагаю.

— А я талантливая? — обрадовавшись, переспросила я. — Спасибо! Скажи мне это еще раз, можно?

— Ты очень талантлива, не исключено, что гениальна, — довольно скучным тоном повторил Сашка.

— Про гениальность не надо, а то я решу, что ты издеваешься. А про талантливость слушать ужасно приятно. Прямо настроение сразу улучшилось!

Собеседник внимательно посмотрел мне в глаза.

— А ты что, действительно сомневаешься в своем таланте? Или это кокетство?

Я сосредоточилась, чтобы ответить поточнее.

— Нет, иногда я уверена, что талантлива, даже очень. Когда рисую, у меня бывает чувство, что я… мне трудно объяснить… что я на седьмом небе… в сказке… я — волшебник, который может все, понимаешь? Я могу то, что не может ни один человек, кроме меня. Поэтому рисуешь, рисуешь без остановки… словно именно ты выбрана для того, чтобы открыть всем, как красив мир. А потом… потом глянешь на результат своих трудов — и ужаснешься. Мне удается передать такую малую часть из того, что хотела бы, что иногда просто руки опускаются. Думаешь — а тем ли я в своей жизни занялась? Какой из меня художник? Бездарь я, вот кто. А через пару дней рисунок вдруг начинает казаться не таким уж плохим, и снова надеешься, что хоть небольшие способности у тебя есть.

— Способности? — хмыкнул Сашка. — Если бы Алена имела хоть сотую долю твоего таланта, она бы уже устраивала себе персональные выставки в Манеже.

— У них с Марго техника куда лучше, чем у меня, — напомнила я.

— Да к черту технику, к черту гипсы! Этому можно обучить и зайца. Ты знаешь, кого мне напоминаешь? Надю Рушеву. Не столько манерой, сколько оригинальностью и бесспорностью очень раннего таланта.

— Спасибо!

— Не так уж это здорово, — вздохнул Сашка. — Во сколько там она умерла, в семнадцать? Не исключаю, что это расплата.

— В семнадцать, — тоже вздохнула я. — А мне через неделю восемнадцать, а я еще ничего не сделала. Если бы я сумела выразить себя так полно, как она, я, конечно, тоже согласилась бы умереть.

— Не неси чуши! — резко прервал меня Сашка.

— А что? — удивилась я. — А ты бы не отдал все на свете за возможность создать истинные шедевры — такие, как мечтаешь? Я думаю, каждый художник отдал бы.

Явно смягчившись, мой собеседник заметил:

— Наверное, в этой твоей наивности и заключен источник дара. Тут уж Алена с Марго могут не дергаться — посмотреть на мир твоими глазами им не грозит.

— По-твоему, раз я говорю с тобою откровенно, так сразу наивная? — немного обиделась я. — Я не такая глупая, как вам всем кажется, просто не люблю притворяться.

— Ладно, успокойся, я не имел в виду ничего плохого. Просто объяснил, что девчонки ненавидят тебя из зависти, и, поверь мне, это несомненный факт. Значит, тебя спросили об отношениях с Марго, и ты по своей привычке сказала правду. Но, судя по всему, они эту правду знали и раньше — иначе непонятно, с чего вдруг вообще тебя вызвали. Не Светку, не Нельку, а именно тебя.

— Виталик уверял, что ничего обо мне не говорил, — вспомнила я. — И Алена тоже.

— Значит, кто-то из них врет. Скорее всего, Алена — учитывая ее к тебе отношение.

— А никого другого милиция до меня не допрашивала?

— Вроде нет. Первый Виталик, вторая Алена, третья ты, четвертая Наташа. И все. Как тебе показалось, менты восприняли ваши с Марго конфликты всерьез или нет?

— Всерьез. Кстати, они даже знали, что вчера на занятиях Марго критиковала мою одежду. Я и сама уже об этом забыла, а они откуда-то знали.

— Ага! — воскликнул Сашка. — Значит, заведомо донес кто-то из нашей группы.

— Видимо, да. Но зачем? Кому какое дело до моих отношений с Марго?

— Если это Алена, то все ясно. Она донесла из вредности, чтобы менты попортили тебе побольше крови. А если Виталий… хотя надеюсь, это не он… ну, тогда можно предположить, что у него была особая причина навлечь на тебя подозрения.

— Какая причина? — не поняла я.

— Желание отвлечь подозрения от себя. А, если так, значит… значит, он или виновен, или считает, что выглядит виновным. Ты не знаешь, у него были конфликты с Марго?

Лишь тут до меня дошло.

— Ты что, думаешь, Виталик мог ее убить? Зачем? Да и не было у них никаких конфликтов. Они почти не общались.

— О! — поднял палец Сашка. — Почему ты не сказала: «Как тебе не стыдно подозревать такого хорошего парня в убийстве?» Это ты-то с твоим прекраснодушием! Вместо этого ты сказала, что убивать ему было незачем. А было бы зачем, так убил бы, я тебя правильно понял?

Покраснев, я заметила:

— Я, конечно, брякнула, не подумав. Но, наверное… наверное, моя реакция вызвана тем, что он не любит женщин.

— Виталий не любит женщин? — искренне расхохотался Сашка. — Это хохма!

— Помнишь в «Винни Пухе»? — тоже невольно рассмеявшись, уточнила я. — Пятачок думает: «Любит ли Слонопотам поросят и к а к он их любит?» Виталик любит женщин, как тигр поросят. Но их страдания ничего для него не значат. Думаю, он не считает нас полноценными существами.

— То есть ты полагаешь, раз он привык без зазрения совести причинять женщинам душевную боль, то при случае способен одну из них убить?

— Я так не полагаю, — испугалась я. — Я просто объяснила, почему у меня вырвались такие слова о Виталике. Но в любом случае, у них ведь с Марго действительно не было конфликтов!

Сашка пожал плечами.

— Если бы между ними произошла открытая ссора, желание Виталия показать, что с Марго ссорился не только он, но и ты, было бы довольно понятно. А вот как раз то, что мы ничего подобного не знаем, наводит на размышления. Значит, есть нечто, что он скрывает, понимаешь? Скрывает и боится, что это выплывет наружу.

— Но, может, он боится не за себя, а за кого-то другого? Поэтому и предпочел направить внимание милиции на меня.

— За кого? Заботится о женщине? Не верю. О мужчине? Тем более. Хотя, конечно, все это рассуждения на пустом месте. Скорее всего, на тебя донесла Алена. Слава богу, что, кроме этих ваших идиотских ссор с Марго, против тебя ничего нет и быть не может!

— А если есть? — осторожно осведомилась я.

— Что значит — «если»? — строго глянул на меня Сашка. — Говори прямо.

— Ох… это так совпало, понимаешь? Я думаю, ничего страшного. Просто я решила, что Марго выпала из окна солярия. Мне так показалось.

— Почему показалось? Так оно и есть. Так сказали менты ее родителям.

— Правда? Но утром я еще этого не знала и пошла туда все разведать. Подергала окно, а оно легко открылось. Так легко, будто его только что открывали, например, накануне.

— Ты вообще читаешь иногда детективы? — невежливо и даже раздраженно перебил меня Сашка.

— Ну… современные нет, а классические… да, иногда. А почему ты…

— Просто я всегда веселюсь, читая про обнаруженные на месте преступления отпечатки пальцев убийцы. Я полагал, в наше время нет идиотов, не знающих про дактилоскопию и не соображающих, что свои отпечатки надо стереть.

Он сверлил меня таким презирающим взором, что я сочла за лучшее объяснить:

— Так я же не делала ничего плохого! Просто подергала раму. Зачем мне было стирать отпечатки пальцев? Я даже не была уверена, что Марго выпала именно оттуда. Просто предположила.