– Она выходила покурить, – осторожно сообщила Ира, – и не только она.

– Странно, что, выходя покурить, она не заметила на балкончике Марину… или ее тело. Марина отсутствовала в вашей компании довольно долго. Вряд ли все это время Найденова терпела без курева.

Определенная логика здесь была. Ванька или Олег могли хоть полдня провести без папирос, Андрей тем более, а Галка нет.

– Может, Галка ходила на другой этаж? – предположила я. – Эти балкончики как раз посередине между этажами. Можно подняться на пролет вверх, а можно спуститься вниз.

– Ладно, – неожиданно сменил тему Полухин, – а скажите-ка мне, не произошло ли вчера чего-либо необычного. Я не имею в виду связанного с Мариной Пози. Просто необычного.

– Я заплела африканские косички, – отчиталась я. – Вот они! Впервые в жизни. Это необычное?

На секунду мне почудилось, что собеседник стукнет меня по голове, однако обошлось.

– Что-нибудь еще? – холодно осведомился он.

Я пожала плечами. Представление про африканскую принцессу я бы необычным не назвала… я часто подобным образом дурачусь.

– Вроде ничего.

– Я хотел проверить вашу искренность. Значит, продолжаете издеваться над следствием? Не советую.

По-моему, это уже называется комплекс. Я имею в виду, когда человеку вечно кажется, будто над ним издеваются.

– Вы не правы, – пожала плечами Ира. – Мы действительно не понимаем, что вы имеете в виду.

– Вы получали вчера валентинки?

Я облегченно засмеялась. Вот он о чем!

– Вы подразумеваете ту дурацкую открытку… я совершенно про нее забыла. Да, я получила две валентинки, одну хорошую и одну плохую.

– Вы можете мне их показать?

– Хорошая у меня дома в столе, – кивнула я, – а другая… – Я задумалась. – По-моему, я выкинула ее в мусорное ведро. Точно! Мне захотелось поскорее от нее избавиться, чтобы забыть. Зачем хранить плохое?

– В какое ведро?

– У Насти на кухне. А что?

– И что было написано в этой валентинке?

– Ругали меня за неверность. Кажется, так.

Полухин молча вытащил из папки открытку и протянул мне. Вроде бы та самая… по крайней мере, очень похожа. Я открыла ее, чтобы прочитать текст. «Женщина, не умеющая хранить верность, недостойна жить».

– Надо же, – удивилась я, – из мусора, а такая чистая.

– Она не из мусора, – вежливо сообщил Полухин. – Она из кармана Марины Пози.

Именно это называется немой сценой. Мы молча таращились на собеседника, а он явно наслаждался этим. Наконец, Ира робко поинтересовалась:

– Это точно та самая открытка? Может, просто одинаковая? Давайте посмотрим у Насти в мусоре… вдруг там лежит…

– Если представить, что открытка не та же самая, – пропустив мимо ушей разумный совет, поведал капитан, – получается, Наташа и Марина в один день получили одинаковые валентинки. И, соответственно, от одного человека. Как вы полагаете, кто бы это был?

– Ума не приложу, – без промедления откликнулась Ира. – Я думала вчера об этом. Натку все любят… разве что Настя немного цепляется, но она уверяет, что ни при чем. Не понимаю, кому и зачем захотелось портить Натке настроение. Вот Марине – другое дело, тут удивляться не приходится. Она… она… – Ира смутилась, видимо, вспомнив, что Марина мертва, и тактично закончила: – У нее сложный и неоднозначный характер. Ей нравилось менять… мм… близких друзей, и это их обижало.

– Она не умела хранить верность? – иронически спросил Полухин.

– Она не ставила перед собою подобной цели, – констатировала Ира, и я в который раз поразилась ее уму. – Скорее ставила противоположную.

– То есть вы считаете, валентинка не могла так Марину расстроить, что она покончила с собой?

Тут хихикнула даже деликатная Ира, не говоря уже обо мне. Марина выбросилась с балкона из-за того, что некий аноним осудил ее за неверность! Да она бы от подобной валентинки лишь загордилась.

– А других причин для самоубийства Марины вы не знаете?

– Нет, но мы мало с ней знакомы, – объяснила Ира. – Так у вас все-таки есть причины считать, что…

– Вы свободны, девушки, – вдруг заявил Полухин. – Можете идти.

Мы молча выползли из кабинета. Не нервные, как Галка, не рыдающие, как Ромка, зато сильно изумленные. Оказавшись на свободе, я почувствовала огромное облегчение. Как приятно после въедливого и хитрого милиционера смотреть на милые, хорошо знакомые лица друзей!

– Этот тип цепляется к каждому слову, – пожаловалась я. – И ничего не понимает.

– Допрос первой степени? – полюбопытствовал Олег. – Метод устрашения или сразу пытки?

– А это вы сейчас узнаете, – прозвучал ледяной голос из-за двери. – Проходите, молодой человек, ваша очередь.

Полухин, оказывается, все слышал. Ну и ладно! Если кто-то подслушивает, сам виноват.

– Главное, не бросайте меня в терновый куст, – иронически попросил Олег, и дверь за ним захлопнулась.

– Счастливицы, – вздохнул Димка. – Уже отмучились, а мне еще предстоит. Интересно, долго ждать? Чувствую себя, как в приемной у стоматолога.

– Я посижу с тобой, – моментально откликнулась Ира.

Я вздохнула. Меньше всего на свете мне хотелось оставаться тут, через стенку от кабинета, где зловредный клещ терзал очередную невинную жертву. Но в то же время одной из всех взять и гордо удалиться вроде бы неудобно. Вон и Галка зачем-то торчит здесь.

– А мы с Наткой смотаемся пока в буфет, – бросив на меня проницательный взгляд, подал идею Ванька. – После такого стресса необходимо подкрепиться.

Я, разумеется, возражать не стала. Между прочим, действительно страшно хотелось есть, даже в животе урчало. Со мною бывает на нервной почве.

– Спасибо, – поблагодарила я, едва мы оказались в коридоре. – Не знаю, чего я стеснялась уйти? Если уж не переживаю, как другие, лучше и не притворяться, правда?

Ванька хмыкнул.

– Позиция, конечно, честная, однако неразумная. Все правила вежливости основываются на притворстве, а быть вежливым иногда полезно. Слушай, а ты что, действительно не переживаешь?

Я задумалась.

– Ну, в принципе Марину жалко, и, если б можно было ей помочь… в больнице там навестить… я бы навестила. Но ничем не поможешь. Значит, лучше выбросить все из головы. Какой смысл помнить неприятное? В конце концов, Марина была мне никто… я разговаривала с нею за все полтора года раза два или три, и то не на важные темы. Ромку куда жальче, он, бедный, плакал. А этот Полухин, кажется, под него копает.

– В каком смысле копает? – не понял Ванька.

– Не знаю. Он как будто намекал, что Марину убили. Она, мол, Ромку заманила и бросила, а тот страшно разозлился.

– Чушь какая, – прокомментировал расстроенный Ванька. – Ромка – классный парень, хоть и подкаблучник.

– А еще капитан на Галку бочку катил, – добавила я. – Мол, она раньше дружила с Ромкой, к тому же много курит и должна была заметить Марину на балкончике. И еще на Иру. Якобы она вчера ревновала.

Мой собеседник заметно повеселел.

– Ну, тогда все не так плохо. Милиция не подозревает никого конкретно, а просто собирает сведения. Когда нас с Галкой допрашивали, Полухин тоже цеплялся к чему попало.

– Точно! Клещ, он и есть клещ.

– Ему за это деньги платят, – примирительно заметил Ванька. – Характер у него мерзкий, но работник он, видимо, добросовестный. Если б была хоть малейшая деталь, указывающая, что Марина умерла не случайно, Полухин обязательно бы ее надыбал. Он нарочно цепляется, чтобы мы раздражались и наболтали лишнего. Это довольно умно. Но, я думаю, он уже понял, что копать нечего. Раз мы все говорим одно и то же, значит, ничего не скрываем. Тем более ты.

– Что я?

– Ну, по тебе сразу видно: что на уме, то и на языке.

Я немного обиделась – что я, дурочка, что ли? Но Ванька быстро добавил:

– И по Ире сразу ясно, что она человек честный. Я думаю, Полухин вам поверил и остальных теперь будет допрашивать куда быстрее.

Я тут же утешилась. Ира кто угодно, только не дурочка, значит, ничего плохого Ваня не подразумевал.