— Слушай, — оживленно заговорила Света, — он, кажется, согласен.

— Кто и на что? — не поняла я.

— Ну, как? Шантажист, разумеется. Я потребовала показать мне документы, чтобы я убедилась, что они у него есть. И он молча положил трубку. А молчание — знак согласия, да?

Я не была в этом убеждена, однако в любом случае покладистость преступника не могла не удивлять. Он просто обязан был в ответ на такую беспрецедентную наглость закатить скандал, а не тихо дать отбой. Ох, что-то здесь не то! Может, он и впрямь блефует? Если у него ничего на Свету нет, можно смело донести на него милиции. Не скрою, мысль об обращении в органы правопорядка возникала у меня довольно часто. Я, как человек, воспитанный во времена застоя, упорно продолжала им доверять, сколько бы ни чернили их средства массовой информации. Более того, несколько раз я даже заходила в свое отделение милиции с желанием рассказать хотя бы часть правды, но дальше желания дело не шло. Мимо шныряли мужчины в форме, удивительно похожие на моих студентов, и я тут же поворачивала обратно. Видимо, это профессиональное заболевание — большинство мужчин кажутся мне вылитыми моими учениками, а опыт учит, что доверять ученикам нельзя.

На следующий день Света в очередной раз заявилась ко мне на экзамен, приведя в состояние полного ступора и без того деморализованных сессией студентов. Действительно, вспоминать теорему о базисе из собственных векторов для самосопряженного оператора и при этом видеть, как очаровательная блондинка в обтягивающей кожаной юбочке оперлась о стол твоего преподавателя, выпятив и без того вызывающий зад — не многого ли я требую от несчастных? Понятно, что от одного из этих двух занятий моим ученикам придется отказаться — и вы, я думаю, не сомневаетесь, каков был их выбор.

А Света выпятила свой почти неприкрытый зад вовсе не из изощренного коварства. Она упорно совала мне листок бумаги, содержащий абсолютно непонятные записи, и требовательно спрашивала: «Теперь ты убедилась? Убедилась?»

— В чем? — поинтересовалась я, когда она несколько успокоилась.

— У этого убийцы и впрямь мои бумаги. Значит, я должна ему заплатить.

— Ты хочешь сказать, что эта филькина грамота и есть то, ради чего ты затеяла весь сыр-бор? — опешила я. — Из-за этой писульки я пошла на преступление?

— Много ты понимаешь! В общем, ничего не поделаешь. Я ему заплачу.

— Чем? — ехидно осведомилась я.

— Продам квартиру.

— Не продашь. И оба вы с твоим покладистым шантажистом малоразвитые люди. У тебя ведь прописана твоя дочка, да?

— Разумеется.

— Значит, номер не пройдет. Есть такой закон, по которому нельзя ухудшать жилищные условия несовершеннолетних. Между прочим, закон направлен против таких, как ты, эгоистичных матерей. Чтобы продать квартиру, где прописан ребенок, требуется справка из роно, что он получит не меньшую жилплощадь. А тебе такой справки не дадут.

— Выдумываешь! — предположила Света. — Первый раз слышу.

— Я тоже, но это правда. Вчера мне звонила Маша и жаловалась на жизнь. Она у меня теперь бомж. Дети ее сестры прописаны в ее квартире, а она в квартире сестры. Это давно так вышло, я уж не помню, почему. И теперь они хотят перепрописаться так, как на самом деле. И им не разрешают, поскольку это нарушает права детей. В результате Машу сейчас выписали вообще, а детей временно прописали в какое-то фиктивное место. В общем, я ничего не поняла, однако закон какой-то точно есть. И постоянно требуют новые справки, а за каждую дерут деньги.

— И что же мне делать? — понурилась моя подруга. — Ведь этот шантажист не блефует. Он действительно может меня подставить.

— Скажешь ему правду. Что и рада бы продать квартиру, да не можешь. Интересно, как он среагирует? Он ведь у тебя покладистый. Или нет! Придумала! Ты скажешь, что есть одно препятствие, но это не телефонный разговор. Что ты должна встретиться с ним лично и тогда все объяснишь.

— Зачем?

Я победоносно улыбнулась и достала их сумочки «список неприятностей- непонятностей», завершающийся бойцовской фразой «надо нам его поймать!» Список Свету ошеломил. Она изучала его так, словно это новые скрижали, присланные непосредственно господом богом. Вдоволь насладившись чтением, она неуверенно произнесла:

— Значит, я обязательно должна его поймать? И для этого надо с ним встретиться? А ты не думаешь, что при встрече он меня убьет?

Однако я была тверда:

— Шантажисты не убивают. Наоборот, это их убивают! Так что главное — следи за собой. Займи чем-нибудь руки.

— Да, — возразила Света, — но ведь наш шантажист — он еще и убийца.

Резон в ее словах был, но я стояла на своем:

— Платить ему нельзя, я гарантирую. Из этого никогда ничего хорошего не выходит. А убивать тебя ему совсем не выгодно. Либо он от тебя отстанет, либо… — я задумалась.

— Что либо? — не выдержала моя подруга.

— Либо мы изловим его, твои документы отберем, а его сдадим в милицию.

Света обреченно пожала плечами. Не скрою, мне и самой виделись некоторые изъяны в моем плане, но другого не было. Я была глубоко убеждена, что стоит один раз заплатить, и ты пропал. Поэтому я решила проявить бдительность и переночевать у Светы, чтобы лично проследить за тем, как она ответит на звонок коварного врага.

Коварный враг не обманул наших ожиданий. Телефон затрезвонил именно в тот момент, когда я набила рот большим куском сливочного полена, очень вкусного, но вязкого, как замазка. Я с сочувствием посмотрела на подругу, с выпученными глазами старательно делающую глотательные движения. Нет, такое враз не проглотишь! Я плеснула в бокал сухого вина и сунула Свете. Это ее взбодрило, и она подняла трубку, я же занялась включением магнитофона.

— Это я, — сдавленным голосом отрапортовала Света невидимому абоненту. — Я не шучу. Это точно я. Света Барская. Нет, не простудилась. А…

Гудки. Покладистый, но нервный шантажист дал отбой. Подруга попыталась просверлить меня укоризненным взглядом (сами понимаете, идея о полене принадлежала мне), однако я тут же возразила:

— Нам это на руку. Чем дольше все будет тянуться, тем вероятнее, что его изловят.

— Так его же должны изловить мы! — поймала меня на противоречии Света.

— Ничего. Если за нас поработает милиция, тем лучше для нас. Им все-таки за это деньги платят. И…

Звонок. Откашлявшись, подобно оперной примадонне, моя подруга глубоким вибрирующим контральто произносит:

— Алло! У телефона Светлана Барская.

Никогда бы не подумала, что в недрах ее организма таится такой прекрасный грудной голос! И преступник тоже этого не думал. Даже слова не проронил — шмяк трубку на рычаг, и был таков.

— И что теперь?

Я пожала плечами:

— Позвонит еще. У него, судя по всему, неиссякаемый запас жетонов. Нажился, подлец, на шантаже! Я лично не могу себе позволить раззваниваться из автомата. И вообще, если звоню, так и вовсе без жетона.

— Это как? — заинтересовалась Света.

— Я договариваюсь с мамой, что позвоню ей два раза, если неожиданно соберусь в театр. Звоню, она поднимает трубку, но, разумеется, без жетона автомат нас не соединяет. И так два раза. И она уже понимает, что это я.

— Любопытно! Только теперь большинство автоматов не с жетонами, а с магнитными картами. У нашего мерзавца, наверное, магнитная карта. Слушай, а вдруг он решит, что я над ним издеваюсь, и от обиды пошлет мои бумаги в милицию?

— В милиции никто твоих бумаг не поймет. Раз их даже я не поняла…

Нашу интересную беседу в очередной раз прервали.

— Как жаль, что вы мне не доверяете, — с искренней укоризной затараторила в трубку моя подруга. — Я просто подавилась, а вы уже считаете, что я — это не я. Мне это ужасно обидно! Что же я, уже не имею право хоть иногда поесть сливочного полена, чтобы меня не заподозрили во всяких злых умыслах?

Я одобрительно кивала. Покладистый шантажист просто обязан в очередной раз опешить. Он и опешил. Сдавленно мычал и даже стонал, а я записывала его стоны на магнитофон, пока Света разочарованно не выдавила: