Вопрос летнего отдыха обычно начинает волновать меня где-то с весны. Он (то есть вопрос), конечно, с радостью привязался бы ко мне еще зимой, а то и осенью, но я активно и довольно успешно с ним борюсь, подсовывая себе другие проблемы. А по весне чувствую, что сломалась. Другие проблемы как-то меркнут, мельчают и сходят на нет. В этом году, например, все началось с того, что в одну из апрельских ночей мне приснился Южный лагерь — привычное для меня место отдыха. Привычное и, несмотря ни на что, любимое. Лагерем его называют по старинке — когда-то он состоял из одних палаток. А сейчас там выстроили домики, и он превратился в обычную, только очень не комфортабельную, турбазу. Домики, подозреваю, фанерные и уж точно дырявые, из мебели в них имеются кровати и, если проявишь расторопность, стулья. Удобства — на горе. Зато под горой, через дорогу, в трех минутах ходьбы — Черное море. Теплое и хорошее. А кругом деревья и цветы. Днем бегают ящерицы, а ночью стрекочут цикады. А еще… Впрочем, хватит. Короче, мне снился Южный лагерь — база отдыха Технического института. Я тружусь на благо Политеха уже третий год, и после каждого из двух первых лет работы именно в Южном лагере проводила часть отпуска — благо, отпуск у меня всегда летом, ибо работаю я преподавателем.

Проснувшись, я высунула нос в окно, с отвращением взглянула на серое, мокрое, беспросветное небо и честно призналась своему попугаю:

— Кешка, я хочу в Южный лагерь.

— Кошмар! — ответил Кешка.

— Ты думаешь, мне не дадут профсоюзной путевки? — с ужасом спросила я.

Это первое и единственное, что пришло мне в голову при слове «кошмар». В тот миг я, к счастью, недооценила пророческие способности моей пернатой Кассандры. К счастью — потому что если бы догадалась заранее, какой кошмар ждет меня летом, осталась бы, бедняжка, без летнего отдыха. Не рискнула б поехать в Южный. А без летнего отдыха разве жизнь? Прозябание, а не жизнь. Кто-нибудь, конечно, скажет, что отдохнуть можно и в Петербурге, но я на это возражу, что тогда отдых не будет летним. Разве то, что происходит у нас в летние месяцы, — лето? В таком случае, как поется в одной песне, «что такое осень»?

Оценивающе на меня взглянув, а также попробовав на вкус мое ухо, Кешка убежденно заявил: «Катя хорошая. Красивая. У Кати перышки.» Несколько взбодренная таким известием, я отправилась на работу. Был как раз четверг, то есть день, когда мы с моей подругой Настей ведем занятия в соседних аудиториях. Мы преподаем в одном институте, только я математику, а она — английский. Она работает в Политехе на два года больше меня и, соответственно, на два раза больше была в Южном лагере. В общем, тоже энтузиастка летнего отдыха. Мне не терпелось поделиться с нею своей настоятельной потребностью поехать на теплое море. Она-то поймет! Однако злые студенты упорно задавали мне вопросы совсем на другую тему. Конкретно — о сходимости интегралов, зависящих от параметра. «Надо же, — мрачно подумала я. — Когда я училась, мне казалось, что злые преподаватели постоянно пристают со своей математикой. А теперь — наоборот. Поняла, что к несчастным преподавателям пристают студенты. Их вон сколько, а я одна». Утешало единственное — сейчас апрель, еще полтора месяца потерпеть — и лето. И вообще с каждым днем светлеет!

Сумев таким образом успокоиться и взять себя в руки, я переключилась-таки на математику, правда, ляпнув разок, что сходимость интегралов зависит от значения температуры морской воды, но мой любимый ученик деликатно поправил: «Вы хотели сказать, от значения параметра», — и я благодушно согласилась, что сказать хотела именно это. Любимый ученик был любим мною не зря — он отличался большими способностями, удивительной добросовестностью и феноменальным спокойствием. Никогда не забуду его первый выход к доске: быстро, буквально со скоростью письма, он написал решение сложной задачи, после чего с недоумением обратился к нервничающей аудитории:

— А что, что-то непонятно?

— Непонятно, каким образом ты это решил! — мрачно заявил кто-то.

И любимый ученик безмятежно ответил:

— Формулу взял из учебника, а все остальное — по формуле.

Впоследствии эта фраза стала у нас крылатой. Самое главное, ответ был исчерпывающ и совершенно правдив. Сложность, однако, в том, чтобы угадать, какая именно требуется формула! И подозреваю, остальным моим ученикам наиболее естественным вариантом показалось бы обращение к гадалке…

Прозвенел звонок, встрепанные студенты стаей налетели на меня, размахивая работами, которые они должны были исправить дома и теперь сдать, а я сразу же подчеркивала красным новые ошибки и впихивала работы обратно, чтобы не тащить домой лишнюю тяжесть.

— Вообще-то, сейчас перемена, — услышала я профессионально всепроникающий голос за спиной.

Я обернулась. Настя! А я и забыла! Она стояла, укоризненно качая головой. Действительно, что я, в перемену не имею права отдохнуть?

Мы с Настей вышли в коридор.

— Слушай, а что там за тип за первой партой? — поинтересовалась она.

Я сразу поняла, о ком речь. Не понять, увы, было невозможно.

— Это мой кошмар. Он все время сидит за первой партой и сверлит меня взглядом. Первое время я считала, у меня что-то не в порядке с одеждой, и очень нервничала. Каждую перемену бегала в туалет проверять, не порвала ли колготки. Теперь потихоньку привыкла.

Настя среагировала естественным для нее образом:

— Все элементарно! Он в тебя влюблен. Поэтому и смотрит.

— Боюсь, наоборот, — вздохнула я.

— Ты в него влюблена? — ужаснулась моя подруга.

Я поспешила ее успокоить:

— Да нет. Просто у него иногда такое выражение лица, словно он выбирает, каким способом меня удобнее прикончить.

— Ничего подобного. У него вид полоумного, что общепризнанно является первым признаком влюбленности.

— Да у половины студентов вид полоумных, — встала на защиту кошмара я. — Кроме того, этот пылкий влюбленный довольно часто прогуливает занятия. Не странно ли лишать себя возможности лицезреть предмет любви?

— Он влюблен, но борется с пагубным увлечением, — пояснила Настя. — Ты ведь на шесть лет его старше!

— На четыре, — поправила я. — Он после армии. Слушай, а может, у него такая метода, чтобы я не допекала его за прогулы? Ведет себя так, чтобы его прогулы меня только радовали. Впрочем, бог с ним! — Я интимно понизила голос, переходя к главному. — Ты знаешь, я хочу в Южный лагерь.

Настя зыркнула на меня с подозрением:

— Похоже, ты активно занимаешься сизисом?

«Сизис» — это диссертация по-английски. Так мы ее зовем для краткости. К тому же это слово ассоциируется с Сизифом, что представляется весьма актуальным, учитывая, сколько нужно вложить трудов и какую мизерную это даст прибавку к зарплате. Не знаю, зачем я пишу диссертацию. Очевидно, из мазохизма.

— Более-менее занимаюсь. А что?

— А то, — с претензией сообщила Настя, — что я хочу в Южный лагерь уже с февраля, а ты дотерпела аж до апреля. Так я и знала, что сизис хорошо отвлекает!

— Ну, так кто тебе мешает заняться им самой? Ты ведь в заочной аспирантуре.

— Кто, кто! Научный руководитель!

— Надо же, — поразилась я, — а мой скорее наоборот. Но ты ж, по-моему, полгода своего не видела?

— Это и мешает, — отрезала Настя. — Как я могу заниматься, не видя научного руководителя?

— Так съезди к нему.

Взгляд и тон подруги явно выражали сомнение в моей умственной полноценности.

— Как же я к нему поеду, если у меня нет никаких результатов? Я ведь не занимаюсь!

Железная логика аргументов сокрушала. Удивляло только, каким же образом мне удается заниматься? Определенно, со мной что-то не в порядке.

Из оторопи меня вывел звонок, и я отправилась на следующую пару. А мечта о летнем отдыхе все цвела и зрела.

Через неделю ко мне на занятия заскочила Света. Мы с ней учились на одном курсе, и сейчас она тоже работает в Политехе, но на подготовительном отделении. На Свете была умопомрачительная юбка — с широкой резинкой на поясе, очень короткая и к тому же как-то пикантно стоящая вокруг бедер, словно как пачка у балерины. Я обомлела, студенты тоже. Света села на мой стол и положила ногу на ногу. Студенты тут же перестали мучить меня вопросами и просто смотрели на нее, а я тихо радовалась минуте отдыха.