Каждый раз, когда я гляжу на лицо хозяина, я думаю: и как он еще может с такой невероятной наружностью свободно дышать воздухом двадцатого века? Не знаю, в прежние времена он, возможно, был бы даже популярен, но теперь, когда всем рябинам было приказано переместиться на руки [167], его рябинам должно быть стыдно упрямо удерживать позиции на носу и на щеках. Полагаю, было бы хорошо убирать их с лица насильно, если это только возможно. Наверное, рябым это тоже неприятно. Впрочем, не исключено, что в наше время политических кризисов рябины поклялись во что бы то ни стало держаться на лицах до тех пор, пока не остановится солнце. А если это так, то относиться к ним с пренебрежением непозволительно. Более того, рябины, пожалуй, достойны всяческого уважения, как сообщество дырок, непримиримых по отношению к моде. И их единственным недостатком является то, что они нечистоплотно выглядят.

Когда хозяин был маленьким, на улице Ямабуси в районе Усигомэ жил знаменитый доктор, знаток китайской медицины, Сохаку Асада. Он всегда пользовался паланкином, но после смерти доктора его приемный сын и наследник сменил паланкин на рикшу. Возможно, когда умрет этот приемный сын, его наследник заменит китайское лекарство гогэнтан аспирином. Ведь даже во времена старца Сохаку считалось неприличным разъезжать по Токио в паланкине. В паланкине разъезжают консервативные слепцы, свиньи, которых доставляют на станцию, чтобы погрузить в вагоны, и доктор Сохаку. Рябины на физиономии хозяина устарели так же, как и паланкин. И прискорбно видеть, как хозяин, упрямство которого не уступает упрямству старого доктора – знатока китайской медицины, ежедневно отправляется преподавать английский язык, выставив напоказ всему свету свои рябины, ожидающие остановки солнца.

Взобравшись на кафедру со своей физиономией, усыпанной памятниками прошлого века, он, таким образом, не просто преподает, но вдобавок еще дает своим ученикам великое наставление. Без всяких усилий, не тратя ни единого слова, он растолковывает ученикам великую проблему «Влияние рябин на физиономию», вместо того чтобы опровергать тезис «Обезьяна имеет руки» [168]. С того дня, когда среди преподавателей исчезнут люди, подобные моему хозяину, ученикам придется для разрешения проблемы отношения рябин к физиономии бегать по библиотекам и музеям, тратя на это столько же времени и энергии, сколько тратится в наши дни на изучение быта древних египтян. С этой точки зрения рябины хозяина исполняют свой долг молча и незаметно.

Впрочем, хозяин вовсе не имел это в виду, когда усеял свою физиономию оспенными болячками. Он действительно делал прививку оспы. К несчастью, болячки, образовавшиеся после прививки на руке, вдруг перекинулись на лицо. В те времена он был невинным младенцем и, естественно, чесал где чесалось. В результате физиономия у него приобрела такой вид, словно по ней разлилась вулканическая лава. Он совершенно испортил то, что получил в наследство от родителей. Хозяин иногда рассказывает жене, каким красивым мальчиком, прекрасным, как жемчужина, был он до прививки. Он хвастается, что был таким красавчиком, что у храма Каннон в Асакуса на него заглядывались даже европейцы. Возможно, что так оно и было. Жалко только, что не осталось ни одного свидетеля этому.

Итак, какую бы пользу ни приносили рябины, уродство остается уродством, и хозяин, повзрослев, ощутил это в полной мере. Он попытался избавиться от уродства, применяя для этого всевозможные средства. Но рябины – не паланкин старца Сохаку, и от них не избавишься с такой же легкостью. Они до сих пор отчетливо выделяются на лице хозяина. Хозяин настолько озабочен этим обстоятельством, что каждый раз на прогулке считает рябые лица. В его дневнике подробно записано, сколько рябых он встретил за день, были это мужчины или женщины, где это было – у фабрики на Когавамати или в парке Уэно. Он убежден, что Лучше других знает все, что касается рябых. Однажды его посетил приятель, вернувшийся из Европы, и хозяин задал вопрос: «Послушай, а среди европейцев есть рябые?» Приятель довольно долго размышлял, склонив голову, и наконец ответил: «Да почти что нет». – «Как так почти? – настаивал хозяин. – Ну хотя немного-то есть?» Приятель зевнул и сказал: «Бывают, конечно, но только среди бродяг и нищих. Среди образованных людей я что-то не встречал рябых». Тогда,хозяин произнес: «Угу… Вот оно что! Значит, совсем не то, что у нас в Японии».

По предложению философа хозяин отказался от драки с «Ракуунканом», закрылся в кабинете и предался размышлениям. Возможно, он внял рекомендации философа совершенствоваться в пассивности и добивается, сидя в позе созерцания, успокоения духа. Но заметных результатов это не приносит – человек он малодушный и сидит очень уж мрачно, заложив руки за пазуху. На мой взгляд было бы лучше, если бы он продал свои английские книги и поучился у гейш веселым песенкам. Но разве этот дурак послушается совета кота? Пусть же делает что хочет, а я покидаю его и не зайду к нему несколько дней.

Сегодня как раз седьмой день. Некоторые йоги утверждают, что для достижения совершенства им достаточно семи дней. Они поджимают под себя ноги и с огромной энергией принимаются за дело. Зная это, я потихоньку побрел с веранды к дверям кабинета, чтобы поглядеть, жив ли еще мой хозяин.

Кабинет хозяина находится в южной части дома. На солнечной стороне установлен громадный стол. Нет, сказать просто «громадный стол» недостаточно. Он действительно громаден – два метра в длину и метр в ширину при соответствующей высоте. Сделан он, конечно, на заказ. Это уникальный предмет, который может служить и столом и кроватью, изготовленный после длительных переговоров в ближайшей мебельной мастерской. Зачем хозяину такой большой стол, почему он решил на нем спать, я не спрашивал и не знаю. Возможно, он завел у себя этот неудобный предмет, поддавшись мимолетному желанию, а может быть, в данном случае имело место явление, которое наблюдается у некоторых психически неуравновешенных людей, – объединение в одну идею двух совершенно несовместимых понятий, в данном случае – объединение в одном предмете стола и кровати. Как бы то ни было, идея эта весьма эксцентрична. Но при всей своей эксцентричности стол обладает существенным недостатком – он совершенно бесполезен. Я как-то видел, как хозяин, пытаясь перевернуться на этом столе с бока на бок, скатился на веранду. Насколько мне известно, после этого случая стол уже больше не служил кроватью.

Перед столом лежит сплющенный дзабутон из муслина. В муслине зияют дыры, прожженные папиросой. Вата, торчащая из дыр, почернела. А человек, который, почтительно согнувшись, сидит на этом дзабутоне спиной ко мне, – это мой хозяин. Концы его серого от грязи оби ниспадают ему на пятки. Недавно я попробовал поиграть с этими концами оби и получил оплеуху. Дотрагиваться до оби нельзя ни под каким видом.

Что, он все еще размышляет? Я вспомнил поговорку об индюке, подкрался сзади и взглянул на стол. На столе что-то ослепительно блестело. Я заморгал, изумился и взглянул еще раз. Тут я понял, что блеск исходил от зеркала, которое двигалось по столу. Но что делает хозяин с зеркалом в своем кабинете? Обычно зеркало находится в ванной. Только сегодня утром я видел это зеркало в ванной. Я говорю «это зеркало», потому что другого в доме нет. По утрам после умывания хозяин причесывается перед ним. Может показаться странным, что такой человек, как хозяин, причесывается. Но при всей своей неряшливости со своей головой он обращается весьма бережно. За все время моего пребывания в этом доме он даже в самую страшную жару не стригся под машинку. Волосы у него всегда длиной не менее двух вершков. И он не только делает аккуратный пробор с левой стороны, но еще взбивает кок справа. Не исключено, что и это один из признаков начинающегося психического расстройства. На мой вкус такая щегольская прическа не идет к этому столу, но вреда она никому не приносит, а потому никто против нее не возражает. Сам же хозяин необычайно гордится своей прической. Однако оставим прическу в стороне. Что же касается вопроса, почему он носит длинные волосы, то на это есть особая причина. Дело в том, что рябины не только усеяли его физиономию, но уже давным-давно изъели и его черепную коробку. И если он острижется под машинку, как это делают все люди, дюжины рябин окажутся на поверхности. И никакими средствами не удастся их разгладить. Правда, такой вид может считаться даже элегантным – как будто светлячки мелькают среди высохших веток, но это не по вкусу хозяйке. Да и то правда, не стоит обнаруживать свои недостатки, если их можно скрыть под длинными волосами. Если бы было можно, хозяин, несомненно, тем же самым способом скрыл бы рябины и на лице. Следовательно, нет никакой необходимости тратиться на стрижку волос, которые растут совершенно даром, и оповещать на весь мир, что у тебя рябая голова. Вот почему хозяин отпустил длинные волосы. А при длинных волосах возникает необходимость в проборе. А это обстоятельство, в свою очередь, влечет за собой необходимость глядеться в зеркало. Вот почему у нас в ванной висит зеркало. Причем, повторяю, оно у нас единственное.