– Я так и собирался сделать, – совершенно серьезно ответил хозяин. Потом добавил: – Извини, пожалуйста, я сейчас же вернусь, а ты пока поиграй с кошкой, – и, не дожидаясь ответа Мэйтэя, вдруг поднялся и вышел из комнаты.

Мне совершенно неожиданно поручили развлекать Мэйтэй-сэнсэя, а поэтому нельзя было сидеть с угрюмым лицом. Я приветливо заулыбался и попробовал было взобраться к гостю на колени, но тут он сказал: «Ого, и растолстел же ты, а ну», – и, бесцеремонно схватив меня за загривок, поднял вверх. «Э-э, а задние лапы-то у тебя болтаются, не ловишь ты, видно, крыс… Как, хозяюшка, ловит ваш кот крыс?» – обратился он к сидевшей в соседней комнате хозяйке. Видно, моего общества ему было недостаточно.

– Какие там крысы. Вот танцевать с дзони во рту – это он умеет, – неожиданно раскрыла хозяйка мой старый грех.

Я продолжал болтать лапами в воздухе и не знал, куда деваться от стыда. А Мэйтэй все не отпускал меня.

– По морде можно догадаться, что он танцор. Хозяюшка, а физиономия-то у вашего кота прехитрющая. Он очень похож на кошку Нэкомата, которую я видел в одной старой книжке с картинками. – Болтая всякую несусветную чушь, Мэйтэй изо всех сил старался втянуть хозяйку в разговор. Та с досадой отложила свое рукоделие и вошла в гостиную.

– Вам, наверное, очень скучно? Он скоро вернется. – Она налила в чашку свежего чая и подала Мэйтэю.

– А куда же он ушел?

– Трудно сказать. Он никогда не предупреждает, куда идет. Скорее всего пошел к врачу.

– К Амаки-сэнсэю? Плохо же придется Амаки-сэнсэю, если ему попадется такой больной.

– Да, – коротко ответила хозяйка. Ей, видимо, не хотелось продолжать разговор на эту тему, но Мэйтэй сделал вид, что он ничего не понял, и продолжал расспрашивать:

– Как он себя чувствует в последнее время? С желудком лучше стало?

– Понятия не имею, лучше или хуже. Можно ходить к Амаки-сану каждый день, но если питаться одним вареньем, желудок никогда не наладится. – В такой сдержанной форме хозяйка излила перед Мэйтэем свое недавнее раздражение.

– Неужели он так много ест варенья? Совсем как ребенок.

– И не только варенье, сейчас он увлекается тертой редькой, говорит, первейшее лекарство от желудка…

– Да ну, – изобразил удивление Мэйтэй.

– Все началось с того, что он прочитал в газете, будто бы в тертой редьке содержится диастаза.

– Видно, решил редькой уравновесить вред, который ему наносит варенье. Здорово придумано, ха-ха-ха!…

Жалобы хозяйки развеселили Мэйтэя.

– А недавно он даже маленького накормил…

– Вареньем?

– Да нет, тертой редькой… Представляете? «Иди сюда, говорит, детка, папа даст тебе что-то вкусное». Хоть раз в жизни, думаю, приласкает ребенка, а он такую глупость сделал. А несколько дней назад взял нашу среднюю дочку да и посадил на шкаф…

– Какой же в этом смысл?

О чем бы ни зашел разговор, Мэйтэй всегда стремится докопаться до смысла.

– Да никакого. Он просто сказал ей: «А ну, попробуй-ка спрыгнуть отсюда». Да разве способна девочка, которой едва минуло четыре года, спрыгнуть с такой вышины?

– Действительно, смысла здесь очень мало. И все-таки по-своему он хороший человек, не вредный.

– Еще не хватало, чтобы он был вредным, тогда бы вообще стало невмоготу! – с горячностью воскликнула хозяйка.

– О, зачем так браниться. Ведь гораздо лучше, когда жизнь течет спокойно, без скандалов. А Кусями-кун человек скромный и в одежде неприхотлив, он как бы создан для тихой семейной жизни, – легкомысленным тоном принялся поучать ее Мэйтэй, хотя это было совсем не в его характере.

– Однако вы глубоко заблуждаетесь…

– Что, чем-нибудь потихоньку увлекается? В нашей жизни всякое бывает, – загадочно проговорил Мэйтэй.

– Вообще-то никакой распущенности я за ним не замечаю, если не считать того, что он все время покупает книги, которые даже не читает. Было бы еще полбеды, если бы он покупал только необходимые ему книги, а то ведь отправляется когда вздумается в «Марудзэн» и покупает их десятками, а как подходит конец месяца и приносят счета, он делает невинное лицо. Вот, например, в конце прошлого года очень туго пришлось: нужно было платить сразу за несколько месяцев.

– Ну, то, что он покупает книги, еще не страшно, пусть покупает. А когда придут за деньгами, вы пообещайте немедленно уплатить, они и оставят вас в покое.

– Но ведь когда-нибудь все равно придется платить, – упавшим голосом продолжала хозяйка.

– Тогда объясните супругу, в чем дело, и заставьте сократить расходы на книги.

– Я уже говорила, да разве он послушает? Вот и недавно он сказал мне: «Ну, какая из тебя жена ученого! Ты же совсем не понимаешь, что такое книги. Послушай, что случилось однажды в древнем Риме, это тебе будет наукой на будущее».

– Интересно, что же там случилось? – сразу загорелся Мэйтэй. Им руководило не сочувствие к хозяйке, а обыкновенное любопытство.

– В общем, в древнем Риме был царь Тарукин…

– Тарукин? Гм, странно.

– У, очень они трудные, эти иностранные имена, никак не могу запомнить. Во всяком случае, он, кажется, был седьмым.

– Седьмой Тарукин… очень странно. Так что же случилось с этим седьмым Тарукином?

– И вы смеетесь надо мной… Возьмите и объясните сами, если знаете, злой вы человек, – напустилась хозяйка на Мэйтэя.

– С чего вы взяли, что я смеюсь над вами, я не способен на такие вещи. Просто мне показалось, что седьмой Тарукин звучит не совсем обычно… Постойте, седьмой римский царь… э-э, как его… точно не помню, но, кажется, это был Тарквиний Гордый. Ну, да неважно… Так что же случилось с этим царем?

– Как-то к нему пришла женщина с девятью книгами и предложила купить их у нее.

– Так, так.

– «За сколько же ты их продаешь?» – спросил царь. Та назвала очень высокую цену. «Это слишком дорого, – сказал царь, – может, уступишь немного?» Женщина тут же взяла три книги и бросила их в огонь.

– Это она зря.

– А в книгах тех были написаны не то предсказания, не то еще что-то, чего нигде больше нельзя было найти.

– Ой, ой, ой.

– Царь подумал: «Раз из девяти книг теперь осталось только шесть, то и цена, наверное, меньше стала», – и спросил: «Сколько же ты просишь за шесть книг?» Женщина назвала прежнюю цифру и не хотела уступить ни мона [79]. «Это же грабеж!» – возмутился царь, но желание приобрести эти книги, видно, не покидало царя, и он спросил: «А за сколько ты продашь три книги?» – «За ту же цену, что и все девять». Из девяти книг осталось шесть, потом только три, а цена не уменьшилась ни на рин. «Чего доброго, и последние три окажутся в огне», – подумал царь, перестал торговаться и, заплатив большие деньги, купил уцелевшие от сожжения книги… «Ну, надеюсь, ты поняла теперь, что значат книги», – старался всеми силами объяснить муж, но мне по-прежнему невдомек, в чем их ценность.

Изложив свою точку зрения, хозяйка дала понять Мэйтэю, что ждет от него вразумительного ответа. Однако тут даже Мэйтэй, видимо, оказался в тупике. Он вытащил из рукава кимоно носовой платок и принялся дразнить меня, потом, словно надумав что-то, воскликнул:

– Однако, хозяюшка! Ведь его только потому и считают ученым, что он без разбору покупает книги и загромоздил ими весь дом. Недавно о Кусями-куне писали в одном литературном журнале.

– Правда? – Хозяйка подалась всем телом вперед. Наверное, муж ей все-таки не совсем безразличен, если ее интересует, что о нем говорят. – И что же там писали?

– Немного, всего несколько строчек. Что Кусями-кун пишет так, как будто облака плывут по небу, как будто река катит свои воды.

Хозяйка радостно заулыбалась.

– И только?

– Дальше было вот что: «Только подумаешь, что вот-вот доберешься до истины, как вдруг все исчезает и растворяется в тумане».

Лицо у хозяйки в эту минуту было какое-то странное.

– Хвалили, наверное? – с беспокойством спросила она.