– Вот спасибо, что пришел, поможешь лавку привести в порядок.

И мамаша Сога деловито оправила передник. Хитоси внимательно осмотрел дом, оценивая нанесенный землетрясением ущерб.

– Могло быть намного хуже, – заключил он. – Тебе повезло больше, чем соседям.

– Да, печь и стены у нас крепкие. Несколько трещин… Я уже и раньше подумывала о ремонте. Теперь откладывать нельзя. Тут подмазать, там покрасить – и лавка как новая.

– Ты все такая же энергичная. Сто лет проживешь.

– Я того же мнения. А как у тебя дела?

– Университет. Логика да религия, тот же курс.

– Ну, в этом я ничего не понимаю. Расскажи-ка лучше о своей сверхсекретной машине, о которой военные велят молчать. От матери-то ничего не скроешь.

– К сожалению, денег больше не дают.

– Ты больше не работаешь на армию?

– Скажем так: мой начальник крепко получил по рукам.

– Этот старый жулик Инукака? Мастер болтать…

– Болтлив… что ж, это у него возрастное. В общем, пока ни начальника, ни машины. Но еще не все потеряно. Контакты у меня сохранились. И еще один проект наклевывается. Для того чтобы подбодрить население после катастрофы, мы с местной администрацией и храмовыми священниками решили устроить большой праздник.

– Ха! Опять твой чертов храм у черта на куличках.

– Матушка, это ведь честь нашего имени, традиции дома Сога. Воссоздание исторических ценностей.

– Э-э, снова завел пустую болтовню… Пора бы и повзрослеть!

– Пустую болтовню?

Хитоси извлек из сумки толстые пачки денег и потряс ими в воздухе.

– Миллионы!

Глаза матери, казалось, сейчас выпрыгнут из орбит.

– Откуда такие деньги? – залопотала она.

– Я член оргкомитета фестиваля. Я получаю половину аренды от торговцев, долю от храмовых пожертвований, долю от продаж.

Мамаша Сога отвела глаза от денег и криво усмехнулась:

– А я-то считала тебя скромным профессором, который только и умеет, что долбить лбы бедным студентам да усыплять их на лекциях. Проморгала я тебя, сынок. Не заметила, как вырос.

Нельзя сказать, что она не видела изменений в характере сына, его озлобленности, категоричности в суждениях, неразборчивости в выборе средств. Она даже допускала, что Хитоси сам устроил ловушку своему престарелому начальнику. Вздохнув, мамаша Сога решила не портить себе кровь горькими думами и сосредоточилась на выборе краски и обоев для ремонта.

– Поговаривают, что старый Инукаи вот-вот станет премьером, – пустил пробный шар Хитоси.

Папаша Ивасаки подпрыгнул, судорожно вцепившись в подлокотники кресла, и нервно сглотнул.

– Никогда! – отрезал патриарх дзайбацу Мицубиси. – Через мой труп! – И несколько спокойнее добавил: – Либерал во главе правительства… О, времена!

– Но это не пустая болтовня, – продолжил Хитоси. – Серьезные люди так считают.

– Гм… – Взгляд Ивасаки сосредоточился на какой-то неопределенной точке далеко за противоположной стеной. – Такого вора, как этот Ин-дуккаи, еще земля не порождала. Общеизвестный факт.

– Однако доказательства отсутствуют, вот в чем проблема. Этот господин всегда умудрялся выкрутиться, выбраться сухим из воды.

– Ничего, подмочим. Сфабрикуем все нужные улики, в доказательствах недостатка не будет. Сошьем толстое досье. Х-ха! Если этот подонок станет премьером, я сменю родину, расу и религию.

Через несколько недель после великого землетрясения вокруг старца Инукаи разразился грандиозный скандал. Публику засыпали пикантными подробностями. Руководство страны, опасаясь далеко идущих последствий, обратилось к издателям газет с просьбой умерить разоблачительный пыл. Не без основания опасались, что старец в своем падении зацепит нерушимые столпы и повредит незыблемые основы.

– Господин Инукаи, в рапорте, представленном заслуживающими всяческого доверия капитанами Исивара и Итагаки, указывается, что вы лично несете ответственность за катастрофическое землетрясение. Ужасное преступление, совершенное финансируемой вами группой подрывных элементов с целью свергнуть правительство! Его императорское величество был сброшен подземным толчком с тронного кресла и шлепнулся, извините, задом об пол.

– К счастью, его величество, вопреки распускаемым вашими агитаторами слухам о его психическом состоянии, в два счета оправился. Но рапорт тем не менее заслуживает серьезного рассмотрения.

– В нем имеется также пункт, касающийся ваших противоестественных наклонностей. Это отвратительно!

Старец не успевал отбиваться от обрушиваемых на него обвинений.

Контрманевр доктора Сога возымел желаемое действие. До самого конца Хитоси делал вид, что шантаж его подавил, уничтожил; он вздыхал и опускал взгляд перед старцем Инукаи. А за это время был подготовлен столь грозный, хотя и несколько невразумительный рапорт капитанов.

– Правдоподобие – не главное, – объяснил Хитоси военным. – Как раз неправдоподобное люди схватывают легче всего, бурлеск и гротеск хватают их за уши и не отпускают.

Усилиями господина Ивасаки появились на свет не менее отягчающие документы, хотя и не столь неправдоподобные: сфабрикованные, но основанные на фактах. Досье в восемь сотен страниц вручили лично премьер-министру, который затребовал и получил от императора санкцию на немедленное отстранение Инукаи от всех официальных должностей. Два десятка полицейских полдня упаковывали конфискованные документы из кабинета штатского майора, включая и конверт со злосчастными фотоснимками.

О премьерском кресле пришлось забыть навсегда. На вышвырнутого со всех постов старца наложили финансовые санкции. Ему пришлось униженно умолять монарха о прощении. Дело, естественно, свернули, Инукаи сосредоточился на своей политической партии, пытаясь хоть как-то отомстить за унижение. Однако его антивоенные и антинаучные филиппики остались неуслышанными. Сторонники один за другим оставляли его, и в течение нескольких месяцев о нем все уже прочно забыли.

Хитоси отпраздновал победу над грозным противником в обществе тестя, приказавшего по этому случаю откупорить бутылку токайского. Этот напиток молодой человек попробовал впервые в жизни. Он даже проворчал, что эти западные кретины на что-то все-таки способны… Не на многое, конечно… На одну-две вещи… На одну-две вещи, повторил он, раскрасневшись от вина. Мамаша и дочь Ивасаки наслаждались лицезрением дорогих мужей, улыбались слугам, прикладывались к своим чашкам. Мужья увлеклись обсуждением политических перспектив, и дамы удалились наверх.

– Твой идиот-муж, оказывается, вовсе не такой уж идиот, – улыбнулась дочери мамаша Ивасаки, придерживая ее под руку. – И отец, похоже, того же мнения. – Она поставила чашку на столик и сменила тему: – Дорогая, когда же я наконец стану бабушкой? Четыре года ты замужем. Как детей делают, вы давно знаете, так в чем же дело?

Дочь опустила взгляд в чашку. Улыбка исчезла с ее лица.

– Займи свой живот полезным делом, – продолжала мать. – Какой толк наполнять его, если оттуда ничего, кроме дерьма, не выходит?

Особа весьма утонченно воспитанная, супруга Сога не могла сообщить матери, что все эти годы, начиная с больницы, Хитоси не прикоснулся к ней. Что она проводит дни и ночи в своей спальне, проливая слезы, сама себя жалея.