Она сомневалась, что кто-то из них просматривает изменения в сценарии для завтрашних съемок или, зевая, еще раз повторяет текст роли. Глупо завидовать им, подумала Силла, только потому, что у них есть то, чего она была лишена.

Стоя у окна, Силла отыскала окна дома Форда.

Интересно, что он сейчас делает — сочиняет очередное приключение «Сыщика»? Или жует разогретую в духовке замороженную пиццу — ей казалось, что именно так должна выглядеть домашняя еда холостяка. Чем может заниматься сочинитель комиксов, живущий в Виргинии, в отреставрированном доме Викторианской эпохи?

Неженатый автор комиксов, с усмешкой вспомнила она, с бесспорно сексуальной привычкой южанина растягивать слова и с ленивой, почти развязной походкой. И странной маленькой собакой.

Непонятно почему, но ей было приятно видеть свет в окнах через дорогу. Близко, но не слишком. Успокоенная, она отвернулась от окна и пошла наверх, где собиралась забраться в спальный мешок и заняться составлением планов на завтра.

Звонок мобильного телефона вырвал ее из глубокого сна; она открыла глаза и тут же зажмурилась от яркого света, который она забыла выключить, перед тем как заснуть. Чертыхнувшись, Силла вновь приоткрыла один глаз и протянула руку, нащупывая на полу телефон.

Интересно, который час?

Сердце ее учащенно забилось, когда она увидела на дисплее телефона время — 3:28 утра — и номер матери.

— Черт, — Силла раскрыла телефон. — Что случилось?

— Ты так отвечаешь на все звонки? Даже не здороваешься?

— Привет, мама. Что случилось?

— Ты меня расстраиваешь…

Старая песня, подумала Силла. А ты пьяна или под кайфом. Все это уже было.

— Мне жаль это слышать, особенно в половине четвертого утра по местному времени. Ты помнишь, где я?

— Я знаю, где ты, — голос Беделии зазвучал резче. — Прекрасно знаю. Ты в доме моей матери, который ты обманом выманила у меня. Я хочу его вернуть.

— Это дом моей бабушки, который ты мне продала. И ты не можешь его вернуть. Где Марио? — спросила она, имея в виду теперешнего мужа матери.

— Это не имеет отношения к Марио. Только ты и я. Это все, что после нее осталось! Ты прекрасно знаешь, что застала меня врасплох. Воспользовалась моей беззащитностью. Я хочу, чтобы ты немедленно вернулась и порвала документы на передачу собственности, или как они там называются.

— А ты порвешь чек, на котором указана покупная цена?

Последовало долгое молчание, во время которого Силла успела снова лечь в постель и зевнуть.

— Ты бесчувственная и неблагодарная.

В голосе матери зазвучали слезы, но интонация была тщательно рассчитанной, чтобы вызвать отклик, — Силла привыкла к этому.

— Да.

— И это после всего, что я для тебя сделала, после всех моих жертв, которые ты забыла! И теперь, вместо того чтобы отблагодарить меня за все те годы, когда я ставила твои интересы выше своих, ты тыкаешь мне в лицо деньгами.

— Думай что хочешь. Я не отдам ферму. И, пожалуйста, не трать мое и свое время, пытаясь убедить кого-то из нас, что это место что-то для тебя значит. Я здесь, и я вижу, как ты о нем заботилась.

— Она моя мать!

— А ты моя. Это крест, который каждая из нас вынуждена нести.

Силла услышала звон и представила, как стакан с водкой «Кетел» и льдом — по ночам мать предпочитала этот напиток — разбивается о ближайшую стену. Затем в трубке послышались всхлипывания:

— Как ты можешь говорить мне такие ужасные вещи!

Лежа на спине, Силла устало провела рукой по глазам и стала ждать, пока иссякнет поток напыщенных фраз и рыданий.

— Тебе нужно лечь спать, мама. И не звони, когда ты пьешь.

— Какая заботливая. Может, я сделаю то же, что и она. Может, я покончу со всем этим.

— Не говори так. Утром тебе будет лучше… — возможно, мысленно прибавила Силла. — Тебе нужно как следует выспаться. Ты должна готовить программу.

— Все хотят, чтобы я была ею.

— Нет, не все, это ты этого хочешь. Иди спать, мама.

— Марио. Мне нужен Марио.

— Иди, ложись. Я позабочусь об этом. Обещай, что пойдешь спать.

— Ладно, ладно. Я все равно не хочу с тобой разговаривать.

В трубке раздался щелчок, и некоторое время Силла лежала неподвижно. Колкость, произнесенная плачущим голосом в конце разговора, означала, что Дилли готова — она отправится в постель или просто ляжет куда попало и отключится. Как бы то ни было, они миновали опасный поворот.

Силла нажала кнопку быстрого вызова, на которой был запрограммирован Номер Пять.

— Марио, где ты? — спросила она, когда тот ответил на вызов.

Потребовалось меньше минуты, чтобы обрисовать ситуацию, после чего Силла оборвала причитания Марио и отключилась. Она не сомневалась, что он поспешит домой и Дилли получит свою порцию сочувствия, внимания и заботы, в которых она так нуждалась.

Окончательно проснувшаяся и раздраженная, Силла выбралась из спального мешка.

Включив фонарик, она спустилась вниз за новой бутылкой воды. Прежде чем возвращаться в кухню, она открыла входную дверь и вышла на короткий отрезок веранды, оставшийся целым.

Все красивые огоньки, недавно мерцавшие вдали, погасли, и холмы были абсолютно темными. Несмотря на звезды над головой, просвечивавшие сквозь облака, Силле показалось, что она ступила в могилу. Тьма, тишина и холод. Горы как будто съежились на ночь, а воздух был таким спокойным и неподвижным, что ей показалось, будто она слышит дыхание дома у себя за спиной.

— Друг или враг? — вслух спросила она.

Марио бросится к себе домой в Бел-Эйр, будет шептать и гладить, льстить и уговаривать и в конечном итоге подхватит пьяную жену своими мускулистыми (и молодыми) руками и отнесет наверх, в их супружескую постель.

Дилли будет говорить — она часто так говорит, — что она одинока, всегда так одинока. Но вряд ли она понимает, что это такое, подумала Силла. Она не знает всей глубины одиночества.

— А ты? — спросила она у Дженет. — Думаю, ты знаешь, что значит быть одной. Окруженной людьми и абсолютно отчаянно одинокой. Ну, и я тоже. И так лучше.

Лучше, подумала Силла, быть одинокой в тишине ночи, чем быть одинокой в толпе. Гораздо лучше. Она вошла в дом, закрыла и заперла на ключ дверь. И услышала, как вздохнул окружавший ее дом.

Глава 3

Форд целых два часа наблюдал за Силлой в бинокль, делая зарисовки в разных ракурсах. Как бы то ни было, но вдохновению он был обязан ее манере двигаться не меньше, чем внешности. Линии, изгибы, форма, цвет — все это важно. Но главное — движение. Грация и стремительность. Не балетное изящество, нет. Скорее… грация спринтера. Сила и устремленность, а не элегантность и плавность.

Грация воина, подумал он. Скупая и смертельно опасная.

Ему хотелось увидеть ее с распущенными волосами, ниспадающими на плечи, а не стянутыми на затылке в «хвост». Хорошо бы внимательно рассмотреть ее руки и ноги. И, черт побери, любая другая часть ее тела никоим образом не оскорбила бы его чувств.

Он нашел информацию о ней в Интернете и просмотрел несколько фотографий, скачал фильмы с ее участием — так что ему было что изучать. Но последний фильм, в котором она снималась, — «Я тоже смотрю» — вышел восемь лет назад.

Ему была нужна женщина, а не девочка.

Сюжет уже сложился у него в голове и рвался наружу. Форд сжульничал прошлым вечером, отвлекшись на пару часов от последней истории о Сыщике, чтобы набросать план. А может, он немного хитрил и сегодня, но ему хотелось сделать несколько рисунков карандашом, а для этого ему требовались более подробные наброски.

Беда в том, что на его модели было слишком много одежды.

— Хотел бы я видеть ее обнаженной, — пробормотал он, и Спок издал что-то вроде одобрительного рычания. — Нет, это не то, что ты думаешь. Хотя, конечно, и это тоже. Кто бы отказался. Но я имею в виду чисто профессиональный интерес.

Спок жалобно заскулил, схватил маленького потрепанного медведя, с которым он играл, упал на бок и уронил игрушку к ногам Форда. А затем вскочил и принялся пританцовывать на месте, с надеждой глядя на хозяина.