Литмир - Электронная Библиотека

– … и началось крошево. Сразу колись: Штонибудьку в конце грохнули? Ну когда он уже прикончил короля гномов? – спросила Ирка внешне равнодушно.

– Да-а-а… Он вшил себе в желудок пластиковую взрывчатку с особым детонатором, который срабатывает от воды. Прорвался в замок короля гномов, многих убил, но был схвачен. Когда король гномов приблизился к нему, чтобы его прикончить, Штонибудька попросил фляжку напиться и рванул всех, кто был рядом! – разочарованно протянул Багров.

Как всякому сочинителю, ему было досадно, что пришлось досказывать в спешке. Ирка повертела головой. Шарф, намотанный на шею, чтобы болеть долго и со вкусом, кололся и портил все удовольствие. Приходилось или признать, что с горлом у нее все в порядке, и снять его, или терпеть дальше.

– Восемь-шестнадцать! – сказала валькирия-одиночка. У нее была хорошая память, цепкая на подробности.

– Что восемь-шестнадцать? – не понял Багров.

– Восемь сказок – шестнадцать трупов, не считая убитых врагов. За последние две недели ты рассказал мне восемь сказок. В каждой было не менее одной пары героев, любивших друг друга больше жизни. Девушка всякий раз (Ирка погладила себя по голове) была само совершенство, а парень – жмот и авантюрист.

– Почему жмот и авантюрист? – возмутился Багров.

– С девушкой своей не сидел и бродил непонятно где, хотя знал, что вокруг – толпы гнусных гномов. А жмот потому, что патронов всегда оставлял в обрез, на два с половиной бабаха. И все оружие с собой утаскивал, кроме кривой вилки. На самом деле он хотел, чтобы ее прихлопнули, а ему было бы за кого мстить и самому погибнуть. И разумеется, что хочешь, то и получишь. Только получишь не то, чего ЯКОБЫ ХОЧЕШЬ, а то ЧЕГО ХОЧЕШЬ В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ, – сказала Ирка.

Матвей задумался.

– Ну почему всех ухлопали? Один в живых остался. Из первой сказки, – припомнил он, защищаясь.

– Угу. Только получил девять разрывных пуль в живот и метательный нож в спину!

– Ты уверена, что девять? – огорчился Багров. – Хм… Ну, может, они были на излете и броник выдержал?

– А нож в спину?

– Скользнул по лопатке. Да и вообще парень-то был упырь. Ему это как слону дробина.

– Нет, – сказала Ирка. – Не нравятся мне твои сказки! Воображаю, что бы ты сделал из Андерсена. Герда берет пистолет «ЗИГ-Зауэр» и идет глушить Снежную королеву.

– Пистолет? Так она тебя и подпустит с пистолетом! Тут снайперку надо брать! – запротестовал Багров.

Ирка поморщилась.

– В жизни так не бывает, – сказала она.

– Бывает, – не согласился Багров.

– Может, и бывает, но редко. В одном случае из миллиона. В жизни никакой король гномов не нужен. Ктонибудька и Штонибудька скорее всего придумают себе несуществующее чувство, хотя до этого даже и друзьями не были. Тупо и нездорово любить того, кто тебе даже и не друг, кому ты элементарно по-человечески не доверяешь – ты не находишь? Или расстанутся из-за такой ерунды, что через два года самим смешно будет. Правда, за эти два года каждый наваляет столько глупостей, что потом уже никогда не срастется. Ссора и спешка – самые тупые лекарства.

Багров слушал Ирку рассеянно. Он, видимо, все еще строил планы ликвидации Снежной королевы, которую охраняли дивизии снеговиков.

– В общем, мысля такая, – подытожила Ирка. – Есть любовь и есть «любо-у-ффь». А у твоих домовых где-то посередке.

– И что же им тогда делать?

– Терпеть друг друга, чего бы это ни стоило. И вообще поменьше торопиться. Короче: чем больше хочется пороть горячку – тем больше надо ее отпарывать!

Багров воспринял слова Ирки слишком по-своему и внезапно, почти без повода, разозлился. Ирка давно заметила: каждый слышит лишь то, что может, а совсем не то, что ему говорят. Скажи трем разным людям: «Я не могу пойти в кино!» Первый услышит, что ты не хочешь пойти именно с ним и с горя наглотается канцелярских скрепок. Другой решит, что у тебя болит голова и ты готовишься к экзамену. И лишь третий верно угадает, что кино для тебя слишком интеллектуально, и отведет тебя на футбол.

– Слушай: вам, светлым, как-то очень многого нельзя! Прям не жизнь, а тюрьма! – сказал Багров, потирая распухшую переносицу.

Рентген показал, что трещины нет, но все равно под правым глазом был насыщенного цвета фонарь, а под левым – фиолетовая смазанная тень. Позавчера Матвей зачем-то поспорил с Иркой, что подойдет к Таамаг и поцелует ее в щечку. Спор-то он, конечно, выиграл, но переносица при этом пострадала.

Багров во многом был противоречивый персонаж. Когда у него все было плохо и он без пищи и сна бежал по лесу с волчицей на поводке, падая где придется от усталости, он задумывался, страдал и просветлялся. Когда же все было благополучно, и Ирка рядом, и близкой опасности лишиться ее не наблюдалось, – темнел, становился жестким и циничным. Казалось, чтобы Багров оставался хорошим, его надо постоянно, день и ночь, стучать по лбу и ломать об него палки. Чтобы пластилин оставался мягким, его надо непрерывно разминать. Оставленный же в покое, он моментально станет жестким, как бревно.

Ирка пожала плечами. Фраза «вам, светлым» ей не понравилась. Она как минимум подразумевала, что «нам-то, темным, можно все».

– А тебе какое «зя» нужно? «Сердечная лавочка закрыта в связи с тотальной переоценкой ценностей!» – напомнила Ирка.

Это фраза ей ужасно нравилась. Она даже собиралась вывести ее на принтере и повесить на дверь.

– Все равно тюрьма! Тюряга! – повторил Багров с вызовом.

– Кому как, – заметила Ирка. – Тебя послушать, так самая полная свобода – в Нижнем Тартаре. Убивай, кради, друзей предавай…

– Это не свобода. Свобода – это когда в любой ситуации ты можешь сказать как «да», так и «нет», – заспорил Багров. – А если того нельзя, сего нельзя – это не свобода. Мне так не нравится, когда тебе все заранее навязывается.

– Ничего тебе не навязывается. Выбор-то всегда за тобой. Просто тебя честно предупреждают: выпьешь воды из лужи – козленочком станешь. Если ты, конечно, заранее не овцебык. Я уже повыла на луну – мне хватило. И вообще, если ты такой свободный и делаешь все, что хочешь, – иди разбей часы на Спасской башне!

– Да запросто! – сказал Багров, вставая. – Стрелку с собой минутную притащить, чтоб ты поверила? Хотя она небось окажется метра три.

– Прр! Отбой! – притормозила его Ирка. – Я забыла, что ты случай особый. Для тебя часики распатронить – не геройство.

– Почему это не геройство?

– Потому что ты некромаг и ничем не рискуешь!.. Вот ты говоришь: «да»-«нет»! Как бы не так! Легко психу сказать себе «не психуй!», обжоре – «не ешь!», а трусу – «не убеги»? Поэтому в варианте «да» и «нет» – будет всегда «да-да-да-да-да-да».

Матвей провел пальцем по переносице и поморщился.

– Вроде в челюсть не били, а улыбаться все равно больно, – сказал он задумчиво. – При чем тут все это? Ты не понимаешь! Я тебя просто люблю! – беспомощно сказал Матвей.

– Вот именно. Просто. Ты меня просто, а я тебя сложно! – неосторожно ляпнула валькирия-одиночка и, покраснев, отвернулась.

С ней вечно так случалось: погонится за красным словцом и случайно брякнет правду.

* * *

Ирка поболела часов до четырех, после чего осознала, что болеть ей дольше не хочется, и позволила себе выздороветь. Привычно ловя руками узлы, она спустилась по канату и отправилась сменить Антигона, выпасавшего Зигю.

Зигя сидел в песочнице и, сопя, насыпал песок в четыре трофейных ведра и одну красную грузовую машину. Ведра и машина достались ему как трофей после других детей, которых при приближении Зиги в панике растащили их мамы. Одиночество угнетало гиганта. Он грустил, что с ним никому не разрешают играть. Вроде как и шорты на нем новые, и пляжные тапочки восхитительно шлепают при ходьбе, а вот сидит себе в песочнице один, и все тут. Даже лопаткой треснуть некого.

Майки он носить отказывался – любая майка резала ему под мышками. Мощные мышцы торса раздувались так, что, казалось, кожа рискует лопнуть. Руки провисали до колен. Заросшую ржавой шерстью грудь рассекали четыре грубо зашитых шрама, не считая пулевых, которые заросли сами. На правом плече клеймо:

6
{"b":"105845","o":1}