Он был грубо связан по рукам и ногам и лежал на жестком грязном полу, на который, судя по боли в избитом теле, просто был брошен. Оглядевшись, юноша разобрал, что находится в просторном погребе, забитом бочонками, ящиками, флягами и просмоленными кадушками. Довольно высокий потолок поддерживали толстенные дубовые балки, к одной из которых был подвешен масляный светильник. Именно его свет причинял Джеку столько неудобств.

Фонарь освещал лишь середину погреба, наполняя темные углы шевелящимися неясными тенями. Где-то на границе освещенного пространства молодой человек сумел разглядеть широкую каменную лестницу, уходящую наверх, а в дальнем конце просторного подвала угадывался темный зев коридора.

В погребе было полным-полно народу — никак не менее полутора дюжин человек. По большей части присутствующие были ему незнакомы, но он узнал смуглую насмешливую физиономию Бануэя, багровую от выпивки рожу мерзавца Сэма, которому он так неосмотрительно доверился, и еще парочку деревенских бузотеров, ходивших в подручных у сэра Джорджа.

Наметанный глаз Холлинстера признал в остальных мужчинах моряков. Все они были как на подбор — обросшими бородами здоровяками в штанах из грубой парусины и носили золотые и серебряные кольца в ушах. Кое-кто из молодцов повязал головы пестрыми шелковыми платками ярких расцветок, что вовсе не делало их привлекательнее.

Все без исключения моряки были вооружены до зубов. Внимание Джека невольно притянули абордажные сабли с широкими бронзовыми гардами и потертыми от частого употребления рукоятями. Бросались в глаза и украшенные драгоценными каменьями кинжалы и пистолеты с серебряной насечкой. Большая часть этой подозрительной компании развлекалась игрой в кости, сопровождаемой обильными возлияниями и черной площадной бранью. Грубые загорелые лица мужчин, возбужденных вином, элем и азартной игрой, вызывали страх и отвращение.

Пираты!.. Никакой честный моряк не станет столь вызывающе наряжаться и украшать грубые штаны и простые моряцкие рубахи шелковыми кушаками, а на голые волосатые ноги, никогда не знавшие чулок, напяливать дорогие башмаки с серебряными пряжками. Кроме того, Джеку Холлинстеру как-то не приходилось встречать простых матросов, вооруженных столь дорогим оружием и обвешанных с ног до головы драгоценностями. На мозолистых грязных пальцах с обкусанными ногтями красовались массивные перстни и печатки, драгоценные камни сверкали на золотых серьгах размером с добрую брошь, а в изукрашенных ножнах красовались кинжалы. Причем, это были клинки, сработанные в Неаполе и Толедо, а вовсе не простые морские ножи, произведенные на абердинской оружейной мануфактуре. Показная роскошь, отсутствие вкуса, изрыгаемая чудовищная брань и облик законченных негодяев — все вместе безошибочно выдавало принадлежность этих людей к кровавому братству «джентльменов удачи».

Джек вспомнил о корабле, который он видел накануне вечером, и понял, что рокот якорной цепи отнюдь ему не померещился. Ему на память пришел странный давешний собеседник — Кейн, — и юноша уловил в словах пуританина новый зловещий смысл.

Судя по всему, Кейн знал, что это пиратское судно. Интересно, что связывало этого человека с морскими разбойниками? Могло ли быть так, что его пуританская суровость была лишь маской, предназначенной скрыть зловещую сущность?

Раздумья Джека прервал человек, резавшийся в кости с сэром Джорджем. Мужчина внезапно повернулся к пленнику и устремил на него пронзительный взгляд. Высокий, поджарый, широкоплечий… Сердце молодого человека чуть не выскочило из груди — на какое-то страшное мгновение ему показалось, что это и есть человек, о котором он только что думал. Но нет, это был не Соломон Кейн. Когда первое изумление улеглось, Джек разглядел что пират, хотя и сложенный подобно пуританину, во всех остальных отношениях являл собой полную противоположность девонширцу.

Его дорогая одежда смотрелась вызывающе безвкусно и была аляповато яркой. Шелковый кушак, серебряные пряжки, золотая оторочка и тому подобные детали совершенно не гармонировали друг с другом. Торчавшие из-за широкого пояса рукояти кинжалов и пистолетов были усеяны драгоценными камнями, переливающимися всеми цветами радуги. Длинная рапира, тоже вся в золоте и самоцветах, крепилась в роскошной парчовой перевязи с многочисленными брошами. Особенно нелепо выглядели в расплющенных, обожженных солнцем ушах изящные золотые серьги, украшенные крупными рубинами, отбрасывавшими кроваво-красные блики на смуглое лицо пирата.

Глубоко на лоб — почти по самые густые черные брови — была надвинута щегольски заломленная шляпа, из-под которой выбивался цветастый головной платок. На худом угрюмом лице этого человека выделялся тонкий и острый, как лезвие ножа, нос, более походивший на ястребиный клюв. Глубоко посаженные серые глаза брезгливо взирали на мир. Игра света и тени придавала этим бесстрашным и беспощадным глазам убийцы странное выражение. Практически лишенный губ рот пирата кривился в злобной циничной усмешке, а его верхнюю губу украшали длинные вислые усы, столь любимые мадьярскими драгунами.

— Эй, Джордж, ты посмотри, наш гость очухался! — заорал пират. В его резком голосе слышалось злобное веселье. — Клянусь бородой Зевса, Сэм, я, грешным делом, подумал, что ты его вообще прихлопнул. Однако и крепкая же голова у этого парня!

Пираты оторвались от игры и уставились на Джека — кто насмешливо, кто с любопытством. Лицо сэра Джорджа побагровело от злости, и он театральным жестом сунул под нос своему партнеру левую руку, на которой из-под помятого шелкового рукава виднелась повязка.

— В этом виноват проклятый мальчишка, — сказал он пирату, а потом повернулся к пленнику. — Ты даже не представляешь, Холлинстер, насколько оказался прав, когда сказал, что мы еще встретимся. Только вот встреча наша происходит несколько не так, как тебе хотелось бы, да? Это твою никчемную душонку теперь не спасет никакой мировой судья. Так что, приятель, опять ты оказался кругом в дураках… — Бануэй рассмеялся лающим смехом.

И тут раздался до боли знакомый голос, полный ужаса и муки:

— Джек!

Отчаяние охватило молодого человека, причиняя куда более страшные муки, нежели все издевки сэра Джорджа. Джек забился на полу, выворачивая шею и силясь подняться. От представшего его глазам зрелища у бедняги чуть не остановилось сердце. На заплеванном полу, присыпанном гнилой соломой, на коленях стояла девушка, привязанная за шею к тяжелому железному кольцу, ввинченному в дубовую сваю. Несчастное создание протягивало к нему руки, лицо девушки было совсем белое, глаза — круглые от страха, а прекрасные золотые волосы растрепались.

— Мэри!.. О Господи!.. — вырвалось у Джека. Пираты отозвались на этот крик души взрывом глумливого хохота.

— Давайте-ка, парни, пропустим по стаканчику за влюбленную парочку! — проревел рослый пират, судя по всему их капитан, поднимая пенившуюся кружку. — За любовный успех! А также зато, чтобы парнишка не жадничал… А то как же это получается, парни, нам, что ли, любви не надобно? Вздумал, значит, потешиться с малышкой, а нас и не пригласил… Нехорошо, сам Бог велел делиться!

— Ты, мерзкий ублюдок! — взревел Джек, нечеловеческим усилием сумев подняться на колени. — Трус! Презренный жалкий бычий пузырь! Я бы такое устроил вам, трюмная сволочь, если бы у меня руки были свободны!.. Ну-ка развяжите меня, если в вашей своре хотя бы у одного мужика окажутся яйца! Снимите с меня веревки, и я вас разорву на части голыми руками! Да мой дед-инвалид смог бы раздавить подобных вонючек своей тощей задницей…

— Клянусь Иудой! — восхитился один из пиратов. — А малый не робкого десятка! Можете вздернуть меня на нок-рее, если мужик не умеет выражаться как подобает! Ядро мне в требуху, капитан, но я считаю…

— Молчать! — брызжа слюной, закричал сэр Джордж, испытывавший ненависть к пленнику. — И ты заткнись, Холлинстер! Зря стараешься! Хочешь, чтобы я сошелся с тобой один на один? Даже и не мечтай! Я уже один раз оказал тебе честь, встретившись в поединке. Второго шанса я никому не даю. Теперь тебя ожидает смерть, более подходящая твоему низкому происхождению и положению.