Когда я вышел на ринг боксерского клуба "Дворец удовольствий", настроение у меня было неважное. Пришлось срочно приехать в Гонконг из Тайнаня, даже Майка я оставил на "Морячке", которая должна была прийти в порт не раньше чем через две недели.

Но Сопи Джексон – тот парень, которого я разыскивал, – исчез бесследно. Его не видели уже несколько недель, и никто не знал, что с ним стряслось. Тем временем деньги у меня закончились, и я согласился на поединок со здоровенным боксером-китайцем по прозвищу Желтый Тайфун.

Он был любимцем спортивной публики, и "Дворец" в тот вечер был до отказа забит зрителями – белыми и китайцами, – причем некоторые принадлежали к высшим слоям общества. Пока я ждал в своем углу удара гонга, мое внимание привлек один китаец. Европейская одежда сидела на нем безукоризненно, и казалось, что он проявляет живейший интерес к происходящему. Но в общем-то публика меня не интересовала, я хотел лишь одного – закончить бой как можно скорее.

Желтый Тайфун весил триста фунтов и был на голову выше меня, но большая часть его веса размещалась вокруг пояса, а руки и плечи не выдавали в нем обладателя мощного удара. И потом, неважно каких размеров китаец – просто он не боец.

В тот вечер у меня не было настроения демонстрировать эффектный бокс. Я попросту подошел к противнику вплотную, дал ему поработать руками, пока не заметил брешь в защите, и затем ударил правой. Он грохнулся с такой силой, что помост закачался. На этом поединок закончился.

Не обращая внимания на крики разочарованной публики, я прошел в раздевалку, накинул на себя шмотки и, достав из кармана брюк письмо, в сотый раз прочитал адрес.

Оно было адресовано мистеру Сопи Джексону, бар "Америкэн", Тайвань, и отправлено адвокатской конторой из Сан-Франциско. Покинув борт "Морячки", Сопи встал за стойку в баре "Америкэн-, а когда наше судно снова зашло в Тайнань, оказалось, что он уже месяц как ушел оттуда, и владелец заведения показал мне пришедшее на имя Джексона письмо. Хозяин сказал, что Сопи отправился в Гонконг, но адреса его не знал, поэтому я и отправился на поиски. Мне казалось, что в письме содержится что-то очень важное. А вдруг кто-то оставил Сопи состояние?!

Оказалось, что в Гонконге, как и во всем Китае, происходят беспорядки. В горах собрались тысячи бандитов, называвших себя революционерами. Кругом говорили только о Юн Че, генерале Ван Шане и генерале Фэне, который, по слухам, был белым. Пошли слухи, что Юн и Фэн объединились против Вана и теперь ожидали серьезного столкновения. Иностранцы срочно покидали страну. Белому моряку, не имевшему в Гонконге ни друзей, ни знакомых, ничего не стоило потеряться из виду. Я еще подумал, что эти желтые дьяволы могли убить Сопи как раз, когда он мог разбогатеть.

Я засунул письмо в карман и вышел на освещенную фонарями улицу, размышляя, где бы еще поискать Сопи. И тут рядом со мной возник незнакомец – тот самый щеголеватый китаец в европейском костюме, что во время матча сидел в первом ряду.

– Ведь вы – моряк Костиган, правда? – спросил он на безупречном английском.

– Да, – ответил я, немного подумав.

– Я видел, как вы сегодня дрались с Желтым Тайфуном, – сказал он. – Удар, который вы ему нанесли, мог бы свалить быка. Вы всегда так бьете?

– А почему бы и нет? – ответил я.

Он внимательно оглядел меня и кивнул, словно согласился с самим собой по неизвестно какому поводу.

– Давайте зайдем сюда и чего-нибудь выпьем, – предложил он, и я последовал за ним в забегаловку.

Там сидели одни китайцы. Они взглянули на меня, точно снулые рыбы, и вновь принялись за чай и рисовое вино в крохотных чашках, похожих на яичную скорлупу.

Мандарин, или как он там у них называется, провел меня в комнату, дверь которой была задрапирована бархатными портьерами, а стены – шелковыми обоями с драконами. Мы сели за эбеновый столик, и слуга-китаец принес фарфоровый кувшин и чашки.

Мандарин стал разливать напиток. Когда он наполнял мою чашку, за дверью поднялся чертовский шум. Я обернулся, но из-за портьер ничего не было видно. Потом шум внезапно стих. Эти китайцы вечно ссорятся из-за всяких пустяков.

Тут мандарин предложил тост:

– Давайте выпьем за вашу замечательную победу!

– А, – сказал я, – пустяки. Мне и нужно-то было всего разок ударить.

Я выпил и удивился:

– Этот напиток какой-то странный на вкус. Что это такое?

– Каолян, – ответил китаец. – Выпейте еще.

Он снова налил и, подавая мне чашку, чуть не перевернул ее, задев рукавом.

Я выпил, и он спросил:

– Что случилось с вашими ушами?

– Вам следовало бы знать, раз уж вы такой любитель бокса, – ответил я.

– Сегодня я впервые в жизни увидел боксерский поединок, – признался он.

– Никогда б не подумал, судя по тому, как заинтересованно вы наблюдали за поединком, – удивился я. – А такие уши на профессиональном языке боксеров называют лопухами или цветной капустой. У меня как раз такие и есть, и еще нос кривой, оттого что я тормозил им удары кулаков, спрятанных в перчатки. Все старые бойцы носят такие украшения, если они, конечно, не "танцоры".

– Вы часто выступаете на ринге? – заинтересовался мандарин.

– Чаще, чем могу припомнить, – ответил я и заметил, что его черные глаза загорелись какой-то тайной радостью.

Я сделал еще глоток этого китайского пойла и ощутил приступ красноречия и фиглярства.

– От Саванны до Сингапура, – запел я, – от чистых улочек Бристоля до причалов Мельбурна – повсюду пыль рингов пропитана моей кровью и кровью моих врагов. Я главный задира с "Морячки" – самого боевого из судов, бороздящих океан. Стоит мне ступить ногой на причал, как даже самые сильные парни спасаются бегством! Я...

Тут я заметил, что мой язык начал заплетаться, а голова пошла кругом. Мандарин не делал ни малейшей попытки поддержать разговор. Он просто сидел и внимательно смотрел на меня блестящими глазами, а мне казалось, что я погружаюсь в какой-то туман.

– Какого черта! – тупо рявкнул я.

Затем я начал орать, попытался подняться из-за стола, но комната вокруг меня поплыла куда-то.

– Ах ты желтопузая крыса! Ты подсыпал наркоту в мою выпивку! Ты...

Левой рукой я схватил его за рубашку и через стол потащил на себя, занося правую для удара. Но прежде чем я успел ударить китаезу, в моем черепе что-то взорвалось, и я отключился.

Наверное, я долго пробыл в отключке. Пару раз у меня возникало ощущение, будто меня подбрасывают и толкают. Казалось, что я лежу в своей койке на "Морячке", а на море разыгрался шторм. А потом, что еду куда-то на автомобиле по разбитой и тряской дороге. У меня было такое чувство, что мне необходимо подняться и снести кому-то башку. Но, честно говоря, я просто лежал и ни черта не помнил.

Но когда я наконец очухался, то первым делом сообразил, что связан по рукам и ногам. Потом я заметил, что лежу на походной кровати, а надо мной навис здоровенный китаец с винтовкой. Я повернул голову и увидел, что на груде шелковых подушек сидит еще один человек, показавшийся мне знакомым.

Сперва я не узнал его, потому что теперь он был одет в расшитые на китайский манер шелковые одежды, но потом, разглядев, понял, что это мандарин. Несмотря на мешавшие путы, я принял сидячее положение и обратился к нему с плохо сдерживаемой яростью в голосе:

– Зачем ты подсыпал отраву в мою выпивку? Где я? Что ты со мной сделал, дерьмо китайское?

– Вы находитесь в лагере генерала Юн Че, – спокойно ответил он. – Я привез вас сюда на своем автомобиле, пока вы были без сознания.

– А кто ты сам такой, черт тебя подери? – рявкнул я.

– Генерал Юн Че, ваш покорный слуга, – сказал он и насмешливо поклонился.

– Черта с два ты генерал! – усмехнулся я, показав, что тоже знаком с хорошими манерами Старого Света. – У тебя хватило смелости самому приехать в Гонконг?