Вследствие повышения солнечной активности в конце ее очередного одиннадцатилетнего цикла количество окислов азота в средних широтах южного полушария возрастает на тридцать — шестьдесят процентов. Их масса собирается в стратосфере, а извечный ход воздушных потоков стягивает их к полюсу. Вступая здесь в фотохимические реакции с озоном, эти окислы и ведут к образованию «дыры». Способствует указанным процессам, по всей вероятности, и деятельность человека. Принципиальный выход специалисты видят в сознательном самоограничении потребления людьми материальных благ в ущерб природе, разработке безотходных технологий, поиске заменителей химически активных компонентов.
На международном симпозиуме в Геттингене, состоявшемся в августе 1988 года, отмечалось, что озонный слой в атмосфере уменьшается, обнаруженная «озоновая дыра» над Антарктидой увеличивается, обнаружено снижение концентрации озона и над Северным полюсом. Ученые призвали строго соблюдать принятую в 1985 году Венскую конвенцию об охране озонового слоя, а также протокол Монреальской конференции, предусматривающий конкретные обязательства стран по замораживанию и сокращению производства озоноразрушающих веществ.
И это не единственное грозное предсказание-предупреждение, связанное с космическими факторами, солнечной активностью. Сюда относятся и прогнозы о парниковом эффекте в XXI веке, о потеплении, засухах, таянии ледников, повышении уровня Мирового океана. Некоторые компьютерные модели этого «эффекта» предсказывают повышение среднегодовой температуры в северных районах Земли до тридцати градусов тепла. Делаются выводы, что такие процессы уже начались и выживут те фирмы и компании, те государства, которые отнесутся к ним серьезно и подготовятся заблаговременно.
Бьется научная мысль и над долгосрочными климатическими прогнозами: что ждет человечество, скажем, в ближайшие сто лет? Парниковый эффект или небольшой ледниковый период? Или то и другое? Еще недавно утверждалось: Земля вползет в небольшой ледниковый период, и это спасет нас от предполагаемого разрушительного потепления.
Но вот новые исследования и удручающий вывод: потепление за счет парникового эффекта в следующие пятьдесят лет способно поглотить любое похолодание, обусловленное солнечными циклами. А они, эти циклы, все умножаются. К одиннадцатилетнему прибавился и двухсотлетний цикл, недавно обнаруженный и влияющий на погоду.
Словом, сколько еще случайностей, какое широкое поле для научного прогнозирования и... для предсказаний, угадывания, что же будет через пятьдесят, сто лет.
А тут еще новейшая так называемая гипотеза «Гея»: Земля — это саморегулирующийся суперорганизм. Живые организмы могут влиять на окружающую среду, смягчая климатические изменения. Этим они сохраняют благоприятные условия для своего развития.
Биосфера влияет на климат, сохраняя себя. Не приспосабливается к климату, как мы думали раньше, а формирует его. Не создает новые биологические формы, адекватные климату, а создает условия для своего воспроизводства, стабильного видового существования. Вот в чем суть гипотезы «Гея». Но как же она, биосфера, это делает?
Некоторые виды океанического планктона вырабатывают в процессе жизнедеятельности газ, который путем различных превращений формирует облачность над океаном, и, следовательно, поверхность Земли становится холоднее.
Утверждается, что будущность планеты сейчас зависит от этого явления. Успеет ли биосфера справиться с парниковым эффектом? Или человек — первопричина грядущей экологической катастрофы — все же уничтожит биосферу, а затем и себя?
Какая же все это гремучая смесь случайных, вероятностных и жестко детерминированных, необходимых процессов. И как действительно возрастает значимость долгосрочных прогнозов. И не только климатических изменений, но и землетрясений, да и других природных катаклизмов — больших и малых.
А отсюда мостик и к юридической науке. Почему в нашей стране заблаговременно не принимаются меры по долгосрочным прогнозам, почему долгосрочные прогнозы не имеют юридической силы? Ведь за счет этого можно только на десять — пятнадцать процентов снизить ущерб, который причиняют предсказанные землетрясения. А это тысячи спасенных жизней, миллионы сбереженных рублей.
Ведь существует же такое законодательство в других странах. В сейсмоопасных регионах строятся только дома, устойчивые к восьмибалльным землетрясениям, а все остальные, не соответствующие этому критерию, сносятся. И делается это на основании закона! В США, например в Лос-Анджелесе, сносят все потенциально неустойчивые дома, разумеется, с компенсацией, переселением и т. п. Неужели горький опыт Спитакской катастрофы в Армении ничему нас не научит?
А ведь есть еще и юридические вопросы организации экспертизы прогнозов, ответственности за прогнозные ошибки. Например, предсказано цунами. Принимаются меры безопасности: останавливаются предприятия, население перебирается на возвышенности, и... ничего не происходит. Нет цунами. Должны ли специализированные на долгосрочные прогнозы научно-исследовательские учреждения возмещать ущерб? Очевидно, должны. Но это означает тогда, что должны быть созданы и фонды страховые, и источники их формирования, и многое другое. Конечно, все это надо обсуждать, но законодательство по чрезвычайным ситуациям следует создавать немедля. Все учащаются на планете природные и антропогенные катастрофы, и цена им -г-социальная — все растет.
Есть и другие грозные предостережения. Так, знаменитый футуролог А. Тоффлер в своей книге «Третья волна» утверждает: «Уже сегодня можно говорить об опасности электронного смога, информационного загрязнения, войны в космосе, генетической фильтрации, климатической интервенции и того, что можно назвать «экологической войной». Например, искусственно вызываемые землетрясения». Словом, человечеству грозит многое.
Но ведь признаемся откровенно — не очень-то мы верим в эти предсказания. А вдруг пронесет или что-то нейтрализует, скажем, двуокись углерода, которую, сжигая природные ресурсы, все в большем количестве производит человек и которая отвечает за парниковый эффект. Накапливаясь в атмосфере, двуокись углерода экранирует тепло, вроде пленки теплицы. Мы не верим в грозные предсказания, а ученые все сильнее и сильнее бьют в экологический набат: они уловили связь настоящего с будущим.
И очевидно, нет ничего удивительного в том, что и в древности жрецы, систематически наблюдая и изучая различные природные явления, «схватывали» некоторые вероятностные гелиобиологические связи с земными явлениями: эпидемиями, например, численностью популяций грызунов и т. п. Они получали затем возможность по солнечной активности, другим космическим приметам предсказывать численность, пути миграции грызунов и, стало быть, вероятность эпидемий. А это уже был и путь к социальным прогнозам — например, начинать или не начинать войну.
Таким образом, общественный срез предсказаний в древности также имел под собой определенную основу, выкристаллизовывался в многовековом опыте, закреплялся в ритуальных формах. Спустя пять тысяч лет русский ученый Чижевский вновь сформулировал связь некоторых стихийных, неуправляемых, неустойчивых процессов и структур с активностью Солнца, положил начало современному научному изучению этих процессов. Результатом явились удивительные зависимости, открывшие новый класс неожиданных самоорганизационных процессов. Но начиналась-то вся эта наука в древности, в таких причудливых формах... А смысл, по существу, был один и тот же и у шумеров, и у Чижевского — уметь предвидеть, предсказывать будущие социальные явления.
В то же время не хотелось бы, чтобы у читателя сложилось мнение, что и в древности, и в средние века, и позже общественный срез предсказаний, занятия пророков и прорицателей имели чуть ли не научный, рациональный характер. Разумеется, нет. Религиозные, мистифицированные формы наблюдений и истолкования были господствующими во все времена. Это полностью отвечало религиозному содержанию общественного сознания на многих этапах человеческой истории.