«Деньги это такая мелочь… забота о хлебе насущном недостойна великого ума». У меня были такие убеждения, что «деньги это зло», «политика дело грязное», а государство это машина для порабощения граждан. Что президент это последний отморозок и убивец и он думает только о том, как высосать побольше крови из трудового народа.

У меня была привычка как у совковых людей во всём обвинять политику и президента. Дескать, мы все такие «умные и правильные» на своей обшарпанной кухне в продранном трико с оттянутыми коленками, а президент у нас козёл и кровосос, и он занят только тем, что «сосёт кровь из трудового народа». Они не понимают и не вдаются в то, чем занимается президент и как расписан его день. Они думают, что с утра и до позднего вечера он занимается только тем, что развлекается на балах, трахается с проститутками, бухает с «бушем–младшим», а перерывах между этим «присасывается к телу трудового народа». Больше ему заняться нечем. И правительству и госдуме тоже. Все кровососы!

У таких людей возникает отвращение к правительству, отвращение к бизнесу и к деньгам. Такая «гордость нищих» и снобизм «я худой но гордый, я художник». Для таких людей бизнес и деньги однозначно противопоставляются «духовности». В сознании такого человека «духовность» всегда ассоциируется с бедностью, нищетой, дырявыми трико и шалашом. Эти люди не понимают, что можно быть одновременно и «духовным» и ездить на мазератти.

В какой–то момент я понял, что «духовность» это одно, а мазератти совершенно другое. Это вещи, которые между собой могут НИКАК не соотноситься. «В огороде бузина, а в Киеве дядька». Поскольку они никак друг с другом не соотносятся, то они друг другу и НИКАК не противоречат. Это вещи совершенно разного порядка. Можно быть трижды «духовным» и одновременно ездить на майбахе.

В тот момент, когда я это понял, а понял я это, слаба богу, не так поздно, я осознал, что нет никакого конфликта и можно прекрасно заниматься одновременно и бизнесом и быть «высокодуховной личностью», если вообще есть такое желание, потому что, что такое Майбах это понятно и очевидно, а вот «духовность» это совершенно неочевидное и ненаглядное понятие. Как я понял, в мыслительном шаблоне людей с претензией на «духовность», это подразумевается как определённые интересы, такие как хари Кришна, хатха–йога, медитация, интерес к древней культуре востока и иже с ними. Плюс некие нормы поведения, типа «не убий», «не укради» и т.д.

У таких людей политика и бизнес однозначно ассоциируются с нарушением всех этих «заповедей». Для них образ среднестатистического бизнесмена это образ такого меркантильного убогого скудоумного кровопийца, который кроме как «эксплуатацией трудового народа» ничем не занимается и не интересуется. Ну ещё трахает баб в бане и бухает виски.

Я вижу большое количество бизнесменов, которые интересуются и хатха–йогой и хари Кришной и ничего им не мешает.

Мне родители постоянно говорили:

— Не играй с Васей, у него спички! Не играй с Петей, он балуется сигаретами!

Вот есть мальчик Андрей, вот он хороший, потому что он хорошо учится!

Естественно, у меня возникало желание идти от противного. Запретный плод сладок. А все эти отличники были достаточно пресными. Я не видел в них интеллекта и интересов. Я наблюдал за ними один сплошной конформизм, другими словами «соглашательство». Отличник – это человек с детства превращённый в медузу! Как ему говорят, так он и делает. Полностью отсутствует какая–то воля и тяга к чему–то кроме «школа, институт, работа, семья, ипотека на 35 лет, квартирка, машинка, дети, выслуга лет, пенсия и сдохнуть». Во всех этих товарищах я видел именно такой линейный путь развития! А мне это было неинтересно. Мне было интересно дружить с людьми, с которыми мне запрещали дружить. Они не были «плохими» в традиционном смысле этого слова! Меня никогда не тянуло к таким красавцам, которые вешали кошёк, убивали голубей, обливали бензином собак и сжигали. Таких знакомых у меня никогда не было, и сам я ничем подобным никогда не занимался. Но родители пугались даже малейшими отклонениями от среднестатистических стандартов.

Да, эти ребята играли со спичками и некоторые курили! Но с ними же мы играли в машинки с электроуправлением, собирали что–то из конструктора. Короче весело проводили время. С ними было интересно. А с этими постными отличниками мне было скучно. С ними можно было только разговаривать о том, как они там круто учатся и какие получают пятёрки. Мне уже тогда пришло понимание того, что отличники в жизни далеко не продвинутся. Просто с возрастом эта мысль всё укреплялась и укреплялась и потом полностью оформилась, что в жизни выбиваются люди, которые не совсем круглые двоечники, и не отличники. Наибольших высот достигают такие середнячки или даже чуть со знаком «минус». А те, кто совсем негативные, то по ним тюрьма плачет. Редко кто из них выбивается в люди. Их либо отстреливают, либо они спиваются или старчиваются на наркоте. А отличники хорошо стартуют после школы, устраиваются на высокооплачиваемую работу с окладом, но дальше по жизни они «протухают» и теряются где–то на периферии. Потому что они конформисты. Они привыкли, что за них всегда принимают решения, они привыкли, что им указывают, как жить. Это та самая биомасса, которая изначально была создана быть управляемой и она дальше просто подчиняется. Это корм. Офисный планктон.

Где–то в классе в 10–м я понял, что мне нужно менять окружение, которое у меня было на тот момент. Я видел, как у людей тухнут глаза. Если раньше, ещё классе в 6–м у них были какие–то инициативы, пусть и детские, например, смастерить какую–то установку, которая управлялась моторчиком, смастерить какое–нибудь радио, то потом я видел, как они взрослеют и кроме «насущных» жизненных проблем у них ничего в жизни не остаётся. Хобби исчезают, увлечения и желания тоже. Остаётся только «побухать и потрахаться». Т.е. два интереса в жизни. Я не против ни того, ни другого, но когда жизнь сводится ТОЛЬКО к этому, то становится как минимум скучно. Мне это уже было неинтересно. Хотя в какой–то момент и меня захлестнула эта волна, мне сорвало башню и я ударился во все тяжкие. Но мне это очень быстро надоело, потому что я видел другие варианты развития своей жизни и эти варианты не стыковались с такой тупой сермяжной институтской жизнью. Да, институтская жизнь весела и прикольна. Загулять где–нибудь и переночевать на теплотрассе. Но я видел, что бухашка бухашкой, куришка куришкой, но дальнейшего развития и интереса в жизни нет. И я начал отходить от того круга общения, потому что я видел, как меня эта засасывает эта тягомотина, и я просто протухаю.

На начальном этапе у меня был страх одиночества. Я себе ясно представлял, как я разрываю старый круг общения, нового круга общения нет, и я остаюсь совсем один. Но то, что я делаю неправильный шаг – такого не было. У меня тогда уже возникло ощущение, что «лучше быть одному, чем с кем попало», т.е. с баранами, которые тянут меня вниз. Пусть я буду сидеть один, пусть я теряю навыки социальных контактов, пусть я превращаюсь в аутичного лоховатого очкастого псевдоинтеллигента, но пусть лучше я буду таким, чем превращаться в дигрота. В такого совкового кондового «доброго самаритянина», в компанейского и общительного паренька, который любит посидеть на кухоньке в трико с оттянутыми коленками и в майке–алкоголичке, и поговорить за жизнь. Уж лучше буду очкастым вшивым интеллигентом, чем в растянутой тельняшке на обшарпанной кухне!

Ни у кого не было ко мне никаких претензий. Потому что был парнем не гордым, и если меня звали куда–то, то я шёл. Я просто сам не напрашивался. Поэтому это «отделение» произошло достаточно мягко. Я понял, что меня это засосёт и в какой–то момент начал плавно от них отходить. Я никому не говорил, как это обычно бывает у псевдоинтеллигентов, когда им начинает казаться, что они выше всех на голову: «Нет, вы все бараны, с баранами не дружим!». Я стал отказываться где–то на совсем старших курсах универа, когда у них началась конкретная синька, тогда мне стало совсем неинтересно общаться и даже противно, поэтому я ссылался на занятость. Благо я работал на двух смежных работах и поэтому мог скипнуть без обид. Работа это же вроде как «святое»!