– Василиса, дорогая моя, собирай вещи. Мы уезжаем, – скомандовал Рем.

Сусанина беспомощно посмотрела направо, налево, а потом опять направо. Ее муж уставился на Фильчикова, и его глаза быстро наливались бычьей краснотой, не сулившей ничего хорошего. Лиза Гондураскина обозревала разворачивающуюся драму с жадным любопытством.

– Я что-то не понял, о чем ты толкуешь, – прорычал Петр Петрович.

– Василиса Николаевна теперь будет жить у меня, – сказал Фильчиков.

– Какая прелесть! – всплеснула руками Гондураскина. – У нашей Василисы, оказывается, тоже есть любовник! Вы, – повернулась она к Рему, – наверное, хотите жениться на Ваське?

– Да, – твердо кивнул продюсер после некоторой паузы.

– Ах ты, гад! – заорал Сусанин, кидаясь на Фильчикова. – То-то моя жена твою фотографию в портмоне носила!

И он, сильно размахнувшись, попытался заехать Рему по уху. Фильчиков перехватил его руку, но Сусанин был и сильнее, и опытнее в этом вопросе, поэтому через мгновение Рем рухнул как подкошенный.

– Петр, не смей его бить. Это не метод, интеллигентные люди так не поступают! – воскликнула Василиса Николаевна, бросаясь к Фильчикову и прикрывая начальника своим хрупким телом.

– Вот оно что?! – взревел Петр Петрович. – Ты его защищаешь?

И он хорошенько наподдал Василисе ногой.

– Ой! – воскликнула женщина. – Ты меня бьешь?! Ты что? С ума сошел?!

– Давай, Петруша, отдубась их по первое число! – подзуживала Гондураскина, приплясывая от восторга.

– Ты чего такая кровожадная? – насупился Петр Петрович, оборачиваясь к любовнице.

– Ну как же! – воскликнула Лиза, широко улыбаясь. – На востоке за такие дела, как супружеская измена, вообще камнями бьют.

– Ужас, – прошептала лежащая Василиса. – Ужас, какие невозможно ужасные сутки. Это самые худшие двадцать четыре часа в моей жизни. Бедная Полина… Может, – повернулась она к Лизе, – ты ее и убила?

Масляные глазки Гондураскиной нервно зашныряли по углам.

– Да, дамочка, – спросил Рем, поднимаясь на локте, – где вы были сегодня утром?

– Это полная ерунда, – принялась отпираться Гондураскина.

– А откуда ты узнала о смерти Полины? – спросила ее Василиса, все еще лежащая на полу рядом с тяжело дышащим Ремом. – Что-то слишком быстро ты примчалась за деньгами!

– Я ей сказал, – отозвался Петр Петрович. – Позвонил и сообщил. К тому же она никак не могла похитить сережку у Алены Ватрушкиной, поэтому Елизавета вне подозрений.

– Логично, – кивнула Василиса и встала. – Ну, мы пойдем, – сказала она совершенно будничным тоном и потянула продюсера за руку.

– Куда? – не понял Петр Петрович. – Ты все-таки уходишь к нему? Убью!!!

– Не надо никого убивать, – сказала Василиса Николаевна. – Ну как я могу жить с тобой после того, как узнала, что ты много лет изменяешь мне с моей бывшей подругой, да еще и имеешь от нее взрослого ребенка. Я вообще не понимаю, как ты в глаза мне смотришь, врун.

– Никто не идеален, у всех свои недостатки, – примирительно пробурчал Сусанин.

– Но не такие! Такие недостатки – мало у кого, – не согласилась с мужем Василиса Николаевна. – До свидания.

– Не горюй, Петруша, я тебя сейчас утешу, – сказала Гондураскина и принялась снимать пальто, под которым был надет невероятно сексуальный кружевной топ.

Петр Петрович метнул на нее дикий взгляд.

– Спасибо, я сейчас не хочу секса, – честно признался он, – когда я нервничаю, мне не до амуров. Васька, вернись!!! – страдальчески скривился он.

Василиса Николаевна, обутая в домашние тапочки, и Рем в черном плаще, похожий на Бетмена, обнявшись, спускались по лестнице.

– Вася, стой! – закричал Сусанин еще раз.

– Да ну их, – сказала у него над ухом Гондураскина, – пусть идут. Послезавтра Василиса с ним поссорится и вернется домой. По-моему, она относится к тому сорту людей, которые, как кошки, не могут без своего дома и в чужих апартаментах плохо спят и вообще хиреют и загибаются, пусть там десять раз дворец.

– Ты думаешь? – приободрился Петр Петрович.

– Уверена, – подтвердила Лиза.

Но она, конечно, ошибалась.

…Майя тихонько проскользнула в темную квартиру, надеясь, что Романа нет дома: девушка вся пропиталась запахом чужих сигарет, пота и мужской туалетной воды. И, самое главное, от Майи отчетливо пахло недавним сексом.

Это был очень специфический и очень четкий запах, который ни с чем не спутаешь, и девушка хотела как можно скорее смыть его с себя. Ей казалось, что все его чувствуют, все видят, что она только что выползла из мужских объятий, и боялась застать Романа дома. Что, если и он почувствует? Майя торопливо скинула туфли и повесила на крючок куртку.

– Роман, ты дома? – громко спросила она.

Тишина.

– Ку-ку! – еще раз позвала она.

Никто не отозвался.

Решив, что дома никого нет, Майя Ватрушкина включила в коридоре свет, вдела ноги в тапки и вприпрыжку побежала в ванную комнату. Щелкнул выключатель. Девушка распахнула дверь. Она по инерции продолжала двигаться, стремясь войти в узкое помещение, но уже почувствовала: что-то не так. Что-то очень и очень сильно было не так, как полагается. К круглому плафону была привязана бельевая веревка, а на веревке висел Роман Тряпкин.

– Вы скажете мне, что произошло? – спросила Алена.

Сидящий напротив Чабрецов вытащил из пачки подушечку грейпфрутового «Орбита».

– Хотите? – спросил он девушку, не отвечая на ее вопрос.

– Предпочитаю настоящие грейпфруты.

– И правильно.

– Так что произошло? – снова спросила Алена.

В кабинете Чабрецова пахло кофе, и девушка жалела, что майор предлагает ей всего лишь жвачку, а кофе – не предлагает, хотя ей очень хотелось согреть руки и хлебнуть горячего сладкого напитка, от которого кровь стучит по жилам, а сознание проясняется. Ей очень, очень не нравилось, что Денис снова решил с ней, Аленой, поговорить, хотя она уже рассказала все, что знала.

– Еще одно убийство, – вздохнул Чабрецов, – или, на худой конец, самоубийство.

– Кто? – подалась вперед Ватрушкина. Ее губы посинели, а руки, которые до этого спокойно лежали на коленях, начала бить крупная дрожь. – Только не родители Полины! Неужели кто-то из них не пережил смерти дочери?!

– Нет, к счастью, – покачал головой Чабрецов, – родители Полины живы. А вот бывший муж – нет.

Алена откинулась на стуле. Ее руки перестали дрожать. Круглое лицо порозовело.

– Мне только что звонили из милиции, – сказала Василиса Рему, который заботливо укутывал ее одеялом, – Роман Тряпкин повесился.

– Это твой бывший зять?

– Да.

– Сочувствую, – пробормотал Фильчиков, – его, наверное, совесть замучила?

– Вряд ли, – отрезала Василиса Николаевна, – нечему там было мучиться. И вообще, я сильно сомневаюсь, чтобы он сам повесился. Скорее всего, его повесили.

– Кто?

– Петр. Больше некому. Роман ведь виноват в смерти Полины. В любом случае виноват. Даже если он и не является убийцей, именно он своим предательством и уходом из семьи с бывшей лучшей подругой жены запустил тот маховик, который привел к смерти моей дочери, а потом и к его собственной кончине.

Василиса спрятала голову с мелкими кудряшками под подушку и заплакала.

– Не плачь, – попросил ее Рем, – все это ужасно, но уже ничего не изменишь. Остается только принять случившееся как данность. Время лечит.

Василиса зарыдала сильнее. Рем пристроился рядом с подругой на кровать и обнял ее за худую дрожащую спину.

– Роман умер? – переспросила Алена.

– Да, – кивнул Чабрецов, – скорее всего, самоубийство. Труп нашла Майя.

– Как она себя чувствует? Моя сестра и так слишком много пережила в последнее время.

– Держится, – ответил Чабрецов. – Но я бы все-таки хотел вернуться к самоубийству Романа. Кое-что меня смущает.