– Вчера в машине, когда снимала их. Они тяжелые, и я всегда снимаю их, как только выхожу с работы и сажусь в автомобиль. Вчера вечером, сев за руль, я положила их в карман куртки.

– И с тех пор – все? Ты больше не проверяла, там ли они?

– Нет, не проверяла!

Алена шмыгнула распухшим носом.

– А теперь давай подумаем, – продолжал Олег, – кто мог за ночь вытащить у тебя одну сережку и потом подбросить ее на место убийства.

Ватрушкина вытерла лицо полотенцем и всхлипнула.

– Теоретически это мог сделать любой, с кем я разговаривала с того момента, когда положила серьги в карман. Это ты, Майя, Роман Тряпкин, Пуканцев, Ксения, Рем и Василиса. Семь человек.

– Ну, – задумчиво сказал врач, – мы вполне можем исключить из этого списка Пуканцева и Ксению – у них другие проблемы.

– Логично. Если, конечно, отбросить тот факт, что убийцей часто оказывается тот, кого меньше всего подозревают.

– Так только в романах пишут. Агата Кристи, например, очень любила этот прием. Но к реальной жизни это не имеет никакого отношения.

– Согласна, – кивнула Ватрушкина.

– Кстати, где Дюк сейчас? – заинтересовался Олег. – Ее ведь так и не нашли.

– Может, ее тоже убили? – прошептала Алена.

– Ха! – воскликнул Олег. – Ты шутишь! За что ее убивать? Она же курица, которая несет золотые яйца. Как откроет рот и споет – ап, уже десять тысяч. Еще раз откроет рот и еще споет – добавятся еще двадцать тысяч. Убивать ее – это ужасно непрактично. Так что, думаю, Ксения скоро объявится.

Несколько секунд они молчали. Алена продолжала плакать.

– Есть еще один важный момент, – продолжил врач, трепетно обнимая Алену за плечи. – Погибшая Полина сама открыла дверь убийце. А это значит, что она его знала. С Ксенией и Пуканцевым она незнакома.

– А по телевизору? Видела же их?

– Человек по телевизору и в жизни – это две большие разницы. Если ты увидишь, допустим… допустим, Ксению Дюк без макияжа, босиком и в ночной рубашке – ты ни за что ее не узнаешь.

– Конечно, узнаю!

– Конечно, не узнаешь. Кроме того, я не уверен, что в дверь к Полине вообще кто-то звонил. Вполне возможно, что у убийцы был ключ.

– Ты точно повесишься, если я не пойду петь? – спросила Ксения Валеру, стоявшего на одной ноге на табурете посреди кухни. Вокруг его шеи была обвязана веревка, которая крепилась к люстре.

– Точно повешусь, – подтвердил рокер. – Поэтому звони, куда ты там собиралась, и пойдем в студию. Ты мой единственный шанс.

– Ты и сам неплохо поешь! – вздохнула Дюк. – Зачем тебе обязательно я?

– Я пою плохо, – не согласился с ней Валера, – особенно по сравнению с тобой. Вот если бы ты, Ксюша, исполнила мои песни, да еще и с оркестром… Это было бы круто. Но ты можешь отказаться. И тогда я повешусь.

В его голосе прорезались трагичные нотки. Табуретка зашаталась, веревка вокруг шеи рокера натянулась, Ксения с визгом бросилась к Валере и обхватила его колени, удерживая от падения.

…– Ключ? – переспросила Алена, подумав. – Совершенно не обязательно. Более того. С чего ты взял, что Полина не открыла бы незнакомому человеку? Если бы он сказал, что из службы газа, например, наверняка бы открыла.

– Незнакомых вообще нет смысла рассматривать, – оборвал ее Олег, – убийца был прекрасно осведомлен о ситуации в семье Полины. То есть сережку подбросили именно потому, что ты можешь сойти за убийцу: при желании можно найти и мотив, и время.

– А вообще, странно. Странно, что кто-то убил Полину именно в тот момент, когда ни Василисы, ни Рема, ни меня, ни тебя не было дома. Представь себе, что мы все находимся в своих квартирах. И не одни. У всех тогда было бы алиби, кроме убийцы! Он рисковал? Или знал, что именно в этот день мы все находимся в разъездах?

– Да, это интересный вопрос, – сказал Олег. – Это очень интересный вопрос! Потому что он сразу выключает из списка подозреваемых Романа и Майю. Ни тот, ни другой не знали, что тебя нет дома. А значит, им сваливать вину на тебя нет смысла, потому что у тебя вполне могло быть полное алиби.

– А вот и нет. Нет! – воскликнула Алена. – Я же живу одна! Как я докажу, что всю ночь была дома?

– Запросто. Я бы дал показания в твою пользу. Сказал бы, что всю ночь был с тобой. Кстати, твоя сестра и ее новый мужчина были у тебя вчера вечером и видели меня.

– Ну и что? Майя знала, что мы только что познакомились. Обычно я не оставляю молодых людей ночевать у себя сразу же после знакомства.

Ватрушкина так увлеклась логическими построениями, что даже перестала плакать.

– Ладно, – сказал Олег, – давай мне лист бумаги, и мы сейчас будем составлять списки. В первый список внесем тех, кому Полина могла открыть дверь или дать ключи от своей квартиры. А потом мы перечислим имена всех тех, кто мог вытащить у тебя из кармана куртки сережку. Тот, кто окажется в обоих списках, – и есть убийца.

– Ну зачем такие сложности… Списки какие-то писать. Таких всего четверо – я, Василиса Николаевна, Майя и Роман, – пожала плечами Алена.

– Ну, Василиса, насколько я понимаю, убийцей быть никак не может – она же мать Полины.

– Да. Ее вычеркиваем. Остаются трое – я, Майя и Роман.

Врач провел рукой по своим коротким светлым волосам и вопросительно посмотрел на подругу. Алена встала, принесла из кладовки банку варенья и снова села на диван рядом с Олегом.

– На самом деле в списке подозреваемых не трое, а четверо, – сказал молодой человек, – меня не забудь.

– А ты-то тут при чем? – улыбнулась Алена.

Олег молчал.

– Конечно, это Роман, – продолжила девушка, – кто же еще? Он ведь унаследует деньги и имущество жены. Впрочем, родители тоже являются наследниками первой очереди.

– А также братья и сестры, если они у Полины есть, – добавил Олег.

– Нету, – сказала Ватрушкина, зачерпывая ложечкой варенье, – у Василисы Николаевны и Петра Петровича только одна дочь.

– А вдруг у Петра Петровича есть внебрачные дети? – спросил Олег. Его глаза были очень голубыми и очень прозрачными.

– В принципе, это не исключено, – сказала Ватрушкина. – Но я о таких не знаю.

– А я знаю, – безмятежно парировал мужчина. – У Петра Петровича Сусанина есть еще и сын. Это я.

Банка с вареньем выскользнула из рук Алены и, ударившись об пол, разлетелась на мелкие кусочки.

Валера, стоящий на колченогой табуретке с петлей на шее, с трудом удержал равновесие.

– Ты идиот! – в отчаянии закричала Ксения. – Тебе что, жить надоело?!

– Да, – грустно ответил Валера, – надоело. Ну, ты будешь петь песню про отважных контрабандистов? Это мое любимое произведение!

Ксения осторожно выпустила колени молодого человека и принялась набирать номер Рема.

– Звони, звони, – разрешил ей Валера, – у меня еще есть деньги на счету. К тому же зачем мне телефон, если я все равно собираюсь отчалить в иной мир, – философски добавил он.

Дюк набрала номер Фильчикова, придерживая свободной рукой табуретку.

– Але, – сказал продюсер.

Его язык заплетался.

– Рем Яковлевич, – извиняющимся тоном начала Ксения, – можно, я все-таки спою?

В трубке что-то затрещало, потом звякнуло. Дюк прислушалась.

– Рем, пожалуйста, перестань бить чашки, – послышался откуда-то издалека голос Василисы. – Нам же, ха-ха, в следующий раз не из чего будет пить коньяк.

«Ну все, – подумала Ксения, – они пьют коньяк из чашек. Наверное, все бокалы уже расколотили. Скоро будут в вазы наливать и из носика чайника хлебать. И все из-за меня!»

Табуретка угрожающе зашаталась. Ксения вцепилась в нее двумя руками, зажав мобильник между ухом и плечом.

– Так вам кого, девушка? – недовольно спросил Рем в трубку.

– Я Ксения Дюк! Вы меня помните?

Краем глаза она увидела, что лицо рокера вытянулось, рот приоткрылся, и общее выражение лица приобрело ошеломленное выражение.

– Не помню, – хрюкнул Рем в трубку. – Василиса, – крикнул он куда-то вдаль, – ты когда-нибудь встречала Ксению Дюк?