Впрочем, девушка понимала, что покончить с собой в пустом каменном мешке практически нереально. Разве что разбить голову о стену, но умирать таким болезненным образом Еве почему-то совершенно не хотелось.

– And we will keep fighting to the end, – вспомнила она еще раз слова песни группы «Квин», призывавшие бороться до последнего вздоха.

Борясь с подступающим ужасом и чутко прислушиваясь к тишине, Ева принялась исследовать камеру, которая оказалась удивительно маленькой, буквально два на два метра. Где-то на потолке шелестел вентилятор, но невысокая Ершова не могла до него дотянуться, а никаких предметов наподобие стула в карцере не было. Обойдя помещение дважды, Ева изучила содержимое своих карманов. Ничего, кроме мобильного телефона, который показывал отсутствие сигнала, там не нашлось.

«Его можно использовать как фонарик», – подумала девушка, глядя на голубоватое свечение от экрана сотового.

Ева внимательно изучила стальную дверь, но там не имелось ничего интересного, даже засова – дверь закрывалась снаружи. Стены камеры были сложены из кирпича и казались совершенно монолитными. До потолка слабый свет экрана не доставал.

Вздохнув, Ева села на пол. Шансов у нее не было никаких.

– Володя, я люблю тебя, – тихонько сказала девушка. – Мне очень жаль, что так получилось.

Из ее глаз полились слезы. А еще через мгновение Ершова вскочила на ноги, буквально подброшенная спасительной идеей.

– Как мозгоеды попадают в камеру? – громко спросила она. – Для них должны быть предусмотрены туннели!

Схватив телефон, она с утроенной энергией принялась изучать стены камеры, молясь, чтобы искомые отверстия не оказались в потолке. Когда ее пальцы нащупали отверстие диаметром сантиметров в десять у самого пола, она закричала от радости. Задыхаясь от гнева и возбуждения, Ева сняла с ноги кроссовку и плотно забила его в туннель. Через две минуты она обнаружила еще один проход и закупорила его второй кроссовкой. Третий и четвертый располагались в левой стене примерно на высоте ее лица. В один из них Ева затолкала туго скрученный ремень. Больше ничего более-менее твердого у девушки не было, и она начала снимать джинсы. Ева тянула одну штанину и оперлась плечом о стену, когда в последнем оставшемся открытым туннеле что-то зашевелилось. Наружу высунулся длинный ус. Он нетерпеливо дрожал, чувствуя близость добычи. Ничего не подозревавшая Ева сняла вторую штанину. Большой муравей бесшумно перевалил через край туннеля и побежал по стене. Его место тут же заняло следующее насекомое. В этот момент девушка, уже успевшая скатать джинсы в тугой шарик, поднесла их к туннелю, подсвечивая отверстие экраном мобильного.

В туннеле было уже сплошное месиво из мозгоедов. Они рвались вперед, лезли по головам друг друга и щелкали острыми челюстями. Дико закричав, Ершова изо всех сил ткнула смятыми в комок джинсами в туннель, отбрасывая насекомых назад и затыкая выход. Один ус остался торчать наружу. Он злобно шевелился, заставляя девушку, боявшуюся прикоснуться к этому омерзительному созданию, дрожать, как в ознобе. Единственный прорвавшийся в камеру мозгоед тихо пробежал по стене и забрался на потолок. Он чувствовал волны страха и ярости, распространявшиеся от его жертвы, и был полон предвкушения. Весь это вкусный, сладкий мозг должен был принадлежать ему! Ева со стоном села на пол. Муравей, о присутствии которого девушка не подозревала, внимательно за ней наблюдал.

Лиза с ужасом глядела на паука, который только что укусил ее в грудь. Внутри разливался мертвенный холод.

«Яд парализует меня», – поняла Минина.

В этот момент что-то царапнуло по ее ноге. Оторвав взгляд от паука, Лиза взглянула вниз. Там сидела большая крыса. Несмотря на всю бедственность своего положения, Елизавета дважды моргнула. Ей казалось, что еще минуту назад зверек, которого она гладила, был заметно меньшего размера. Перехватив взгляд девушки, животное метнулось в лабораторию, где ранее стояла клетка. В ту же секунду две другие крысы из стаи бросились вперед и вцепились в ноги амбалов, раздирая их до крови через брюки.

– Ах вы, гады! – заорали амбалы, пытаясь стряхнуть зверьков.

Не теряя ни секунды, Елизавета усилием воли преодолела оцепенение, отшвырнула паука прочь и, превозмогая боль и ощущение льда в груди, которое распространялось все шире и глубже, захватывая органы ее тела, бросилась за крысой в лабораторию. Зверек, который, казалось, увеличивался в размерах прямо на глазах, запрыгнул на подоконник и ткнулся мордочкой в стекло. В глазах у Мининой темнело – сказывалось действие яда.

«Я наверняка умру, – подумала девушка, почти теряя сознание от боли и отравы, которая разносилась вместе с кровью по всему ее организму, – зачем же я убегаю?»

Из последних сил Лиза дернула ручку окна, которое оказалось незапертым. Стеклопакет распахнулся вовнутрь. Минина едва устояла на ногах, а потом шагнула вперед и вывалилась со второго этажа. Перевернувшись в воздухе, Лиза упала на бетонные плиты двора, покрытые лужами. Ногу пронзило дикой болью. Сверху лило, как из ведра.

– На этот раз моя песенка, похоже, спета, – пробормотала Минина, пытаясь перевернуться. – Даже если я доберусь до автомобиля, то как буду управлять машиной со сломанной ногой?

Сверху, из окна, раздались крики. Засвистели пули. Ударяясь о бетон, они поднимали фонтанчики брызг. Видимо, прибыло вооруженное подкрепление. Вокруг быстро темнело, и этот факт внушал Лизе крошечную, исчезающе малую надежду, которая, как известно, умирает последней. Пуля ударила совсем рядом с головой Елизаветы. Борясь с подступающим обмороком, Минина повернулась на живот и закричала от боли.

До машины было около двадцати метров. Лиза протянула руку и нащупала в кармане джинсов ключи от автомобиля: они были на месте. Минина повернула голову и посмотрела в сторону леса. Расстояние до него было вдвое меньше, чем до ее старенького верного «Сеата». Но со сломанной ногой и непредсказуемыми последствиями укуса генетически модифицированного паука у нее не было шансов уйти далеко по осеннему лесу.

Думая, куда ей лучше ползти, Елизавета потеряла несколько драгоценных мгновений. Машина была домиком на колесах. Стоило девушке добраться до нее, вставить ключ в замок зажигания и рвануть с места – и она была бы спасена.

Конечно, оставался еще опасный укус, но Минина отчаянно надеялась, что он вызывает только временный паралич. Левая рука у нее быстро немела, а грудь вообще потеряла всякую чувствительность.

В этот момент обстановка на поле битвы изменилась, и обстоятельства все решили за Лизу, лишив ее возможности выбора. Из дверей главной проходной под проливной дождь вышли четыре человека во главе с профессором Утюговым, который слегка прихрамывал и морщился. Один из мужчин держал над директором зонт.

– Так он жив, – пробормотала Лиза.

Оцепенение поднималось к ее горлу, мешая дышать. Ногу отчаянно дергала боль. Четверка неспешно шла к Елизавете, лежащей на бетонных плитах. Через несколько секунд они поравнялись с ее машиной, одиноко стоявшей под потоками дождя. Минина повернула голову и посмотрела в сторону леса. Десять метров. Она уже не сомневалась, что не сумеет выжить в лесу, но ей не хотелось попадать в руки Утюгову даже мертвой. Медленно-медленно Лиза подтянула вперед руки и посмотрела на свое запястье со следами зубов зверя. Валентин Эмильевич, окруженный приспешниками, приближался. Его туловище была плотно перебинтовано.

– Я отрежу ей голову, – донес до нее ветер голос Утюгова сквозь шум дождя, – и заставлю эту голову жить отдельно, на тарелке. Она будет с утра до вечера умолять меня отключить питание и убить ее. Здорово, правда?

Его свита засмеялась. Услышав, какую судьбу уготовил ей профессор, Минина вздрогнула. У нее открылось второе дыхание. Жалкие остатки сил словно собрались в кулак. Боль прошла – сознание просто отключило ее. Елизавета вскочила и, сильно хромая, бросилась к лесу.

Спасительные заросли были уже недалеко. Одна из рук Елизаветы почти полностью онемела. Пострадавшая нога не слушалась. Сознание заволокло туманом.