— Я думаю, пара осколков до него уже долетела, — спокойно произнес князь Треванн. — Профессор, имеется ли у вас какая-либо теория, или предположение, или хотя бы идея, как возник этот эффект ожидания?

— Да, ваше высочество. Я подозреваю, что кажущееся ожидание — обыкновенная иллюзия наблюдения. Подобная иллюзии перестановки временных отрезков, которую ученые впервые заметили, но не поняли, когда открыли, что позитроны иногда превышают скорость света.

— И я то же самое все время говорил! — вмешался Дандрик. — Все это иллюзия, связанная…

— С достижением предела точности наблюдений, профессор Дандрик. Продолжайте, профессор Фарес.

— Я полагаю, что при превышении скорости света в 16,067543333 раза микропозиты теряют вообще какую-либо скорость, скорость, определяемую как движение в четырехмерном пространстве. Я думаю, частицы двигались сквозь трехмерное измерение, не продвигаясь в то же время в четвертом, временном измерении. Они преодолели это расстояние от источника к мишени вне времени. Мгновенно.

Это были первые слова правды. Фарес наконец сказал то, о чем действительно думал. Дандрик с воплем вскочил на ноги:

— Он сумасшедший! Ваше величество, вы не должны… то есть я имел в виду, пожалуйста, ваше величество, не слушайте его. Он сам не знает, что говорит. Он просто бредит!

— Он прекрасно знает, о чем говорит, и это, вероятно, пугает его еще больше, чем вас. Но разница в том, что Фарес хочет взглянуть правде в лицо, а вы — нет.

На самом деле разница состояла в том, что Фарес был ученым, а Дандрик — преподавателем. Для Фареса случившееся означало, что в науке открылась новая дверь, впервые за последние восемьсот лет. Для Дандрика же это значило угрозу упразднения всего, чему он учил всю свою жизнь, с самого первого утра, когда открыл дверь аудитории университета. Он более не сможет говорить ученикам: «Вы здесь для того, чтобы я научил вас». Теперь ему придется смириться и сказать: «Мы здесь для того, чтобы получить знания из Вселенной».

Так случалось уже много раз. Удобный и устоявшийся мир существовал в соответствии со всеми известными фактами, а затем появлялись новые факты, уже не соответствующие ничему. Когда-то третья планета Солнечной системы являлась центром Вселенной, затем ею стала Терра, затем Солнце, после чего даже в масштабах Галактики были вынуждены отказаться от какого-либо понятия центра. Атом считали неделимым, пока кто-то не разделил его. Предполагали, что весь космос пронизывают невидимые, непостижимые частицы, необходимые для передачи света, и так думали до тех пор, пока не обнаружили, что такие частицы совершенно не нужны и не существуют. А скорость света когда-то считалась максимально возможной и постоянной, вне зависимости от расстояния от светового источника, и ученые утверждали, что ее нельзя превысить, точно так же, как нельзя поделить атом. А космос для объяснения некоторых наблюдаемых явлений считался расширяющимся одновременно во всех направлениях. А сколько всего было обнаружено в психологии, когда открыли пси-Феномен, который стал настолько очевиден, что его уже стало невозможно игнорировать.

— Значит, доктор Дандрик приказал вам прекратить эксперимент как раз в тот момент, когда он стал интересным, и вы отказались?

— Ваше величество, я уже не мог остановиться. Но доктор Дандрик велел разобрать и прочистить аппаратуру, и тогда я, наверное, потерял голову. Сказал, что сейчас врежу по его старой глупой морде.

— Вы слишком много себе позволяете! — закричал ректор Кейн.

— Я думаю, вы проявили недюжинную сдержанность, не выполнив подобную угрозу. Вы объяснили ректору важность эксперимента?

— Я пытался, ваше величество, но он просто не стал слушать.

— Но ваше величество! — запротестовал Кейн. — Профессор Дандрик — глава факультета, один из ведущих физиков Империи, а этот молодой человек — всего лишь один из младших помощников профессора. Он даже в общем-то не профессор, поскольку получил свою ученую степень на одной из далеких планет. В университете Браннертона, на Гимли.

— Профессор Фарес, разве вы не учились у профессора Ванна Эверетта? — резко спросил князь Треванн.

— Да, сэр, я…

— Ха, неудивительно! — закричал Дандрик. — Ваше величество, Эверетт — совершеннейший шарлатан! Десять лет назад его вышвырнули из здешнего университета, и я удивляюсь, как он вообще сумел преуспеть, даже в таком заведении, как Браннертон, и на такой планете, как Гимли.

— Ах ты, старый тупой дурак! — закричал Фарес. — Да твоих знаний физики не хватит даже для того, чтобы хотя бы смазывать маслом роботов в лаборатории Ванна Эверетта!

— Вот, ваше величество, — сказал Кейн. — Теперь вы видите, как этот хулиган уважает власти.

— Да, — сказал Поль, — на Адитье такое поведение немыслимо, там все уважают власти. Независимо от того, достойны последние уважения или нет.

Граф Таммсан хохотнул было, но подавил смешок, поняв, что он — единственный, кто смеется вслух, остальные же не уловили шутки.

— Хорошо, а как насчет студенческого бунта? — спросил Поль. — Кто начал его?

— Полковник Хандросан проводил расследование на месте, — ответил князь Треванн. — Могу ли я предложить выслушать его отчет?

— Да, конечно. Полковник, прошу.

Хандросан поднялся и заложил руки за спину, пристально глядя на стену за спиной Поля.

— Ваше величество, студенты отделения субъядерной физики, возглавляемого профессором Фаресом, аспиранты — в общем, все — узнали об увольнении профессора Фареса от одного из работников факультета, который вел занятия сегодня утром. Все они встали и вышли в холл, а затем собрались на улице, во дворе, чтобы обсудить это дело. На следующей перемене к ним присоединились студенты других научных факультетов, и все вместе они отправились на стадион, где полчаса спустя к ним присоединились остальные учащиеся университета, узнавшие об увольнении. Короче, мятежники собрались мгновенно, хотя никто их не организовывал. Весь стадион напичкан видеопередатчиками, снабженными записывающими устройствами. У нас имеется полная аудиовидеозапись событий, включая нападение на студентов полиции университета.

Приказ об атаке был отдан ректором Кейном около одиннадцати ноль-ноль. Начальнику университетской полиции было приказано очистить стадион, и на его вопрос, можно ли применить силу, ректор Кейн ответил, что можно использовать все что угодно.

— Я этого не говорил! Я только велел убрать студентов со стадиона, но…

— У начальника университетской полиции имеется персональное записывающее устройство, — монотонно и спокойно произнес Хандросан. — Приказ был отдан голосом ректора Кейна. Я сам слышал.

Полицейские, — продолжил он, — пробовали сначала применить газ, но дул встречный ветер. Тогда они попытались применить слуховые оглушители, но студенты набросились на них и переломали все приборы. Если ваше величество позволит мне выразить собственное мнение, то, хотя я и не одобряю последовавшую атаку студентов на административный центр, должен заметить, что так называемые мятежники абсолютно не вышли за рамки своих прав, защищаясь на стадионе. А ведь достаточно трудно остановить обученные и дисциплинированные войска, когда они переходят в наступление. Разгромив полицию, студенты, взбудораженные своей победой, просто продолжили атаку.

— То есть вы утверждаете, будто точно установлено, что студенты вели себя мирно и не нарушали порядка на стадионе, когда их атаковали? И приказ об атаке отдал лично ректор Кейн?

— Да, я это утверждаю, ваше величество.

— Я думаю, мы все выяснили, джентльмены. — Поль повернулся к графу Таммсану: — Это дело, в общем-то, касается министерств образования и безопасности. Я предлагаю, чтобы вы и князь Треванн провели совместное официальное и публичное расследование. И до тех пор пока не будут выяснены, разобраны и изложены все детали, увольнение профессора Фареса откладывается и он восстанавливается в своей должности на факультете.

— Да, ваше величество, — согласился Таммсан. — И думаю, что до выяснения всех обстоятельств ректору Кейну следует взять отпуск.