— Ваше величество, — тихо сказал Дорфли, — позвольте мне убедительно просить вас соблюдать крайнюю осторожность. Я только что узнал о существовании предательского заговора против вашей жизни.

Поль кивнул. Дорфли просто не мог не раскрыть очередной заговор, со дня последнего минуло аж десять дней.

— Мне кажется, вы уже что-то говорили об этом. Вроде бы изменники собирались заложить свободный стронций-90 в трон в зале для аудиенций, не так ли?

Перед этим некто пытался тайно пронести во дворец в винном бочонке атомную бомбу, а до того неизвестный злоумышленник запрятал в лифте мину-ловушку, а еще раньше изменники собирались встроить автомат в обзорный экран кабинета, а…

— О нет, ваше величество. Но и на сей раз люди, замешанные в заговоре, заподозрили неладное и бежали с планеты, и я не успел арестовать их. Нет, ваше величество, этот случай — особый. Я узнал, что в одном из роботов-поваров на вашей личной кухне была произведена несанкционированная переделка. И я склонен думать, что изменники решили отравить ваше величество.

Император со свитой повернули в главный коридор и теперь шли между портретами бывших правителей, Полей и Родриков, Родриков и Полей, сменяющих друг друга на стенах. Поль почувствовал, что расплывается в улыбке, и постарался принять серьезное выражение лица.

— Речь идет о роботе, готовящем соусы для мяса, да?

— Но… Да, ваше величество.

— Прошу прощения, генерал, мне следовало предупредить вас. Переделку осуществляли специалисты по роботам из министерства безопасности, которые установили одно хитрое устройство, используемое в лабораториях криминалистов для обеспечения единообразной системы мер. То же самое они сделали для своего министра, князя Треванна, он и порекомендовал мне переделать робота.

Было очень досадно портить план убийства, обнаруженный бедным Харвом Дорфли. Такой прекрасный маленький заговор — генерал, вероятно, хорошо повеселился, придумывая его. Но всему есть предел. Нельзя допустить, чтобы Дорфли, разыскивая бомбы, переворачивал дворец вверх дном, изводил фрейлин, подозревая в каждом любовнике наемного убийцу, подвергал преследованиям музыкантов, в инструментах которых генералу мерещилось встроенное оружие. Не хватало еще, чтобы он совал нос на императорскую кухню.

Дорфли, которому бы следовало уныло, но облегченно вздохнуть, вдруг остановился, нарушив правила дворцового этикета, и с ужасом посмотрел на Поля:

— Ваше величество! Князь Треванн сделал это открыто и с вашего согласия? Но, ваше величество, я уверен, что князь Треванн как раз и есть создатель каждого из этих дьявольских планов. А в случае с лифтом я подозревал человека по имени Саммл Ганнер, одного из секретных полицейских агентов князя. В деле же с автоматом в экране был замешан техник, чья сестра служит у графини Йирзи, возлюбленной князя Треванна. А в случае с атомной бомбой…

Двое ториан и капитан прошли еще немного вперед, но, обнаружив, что император уже не следует за ними, повернули назад. Поль положил руку на плечо генерала Дорфли и подтолкнул его.

— Вы говорили об этом кому-нибудь?

— Ни слова, ваше величество. Двор напичкан предателями, и я никому не могу доверять. К тому же мы не должны вспугнуть злодеев подозрениями.

— Хорошо. Никому ничего не говорите. — Процессия уже дошла до дверей кабинета. — Думаю, что останусь здесь до полудня. Если что-то изменится, я извещу вас.

Поль вошел в большую овальную комнату, освещаемую сверху огромной звездной картой, вмонтированной в потолок, приблизился к столу, окруженному обзорными экранами, символьными мониторами и коммуникационными дисплеями, и сел. Он принялся мысленно ругать Харва Дорфли, а после минуты раздумий — самого себя. Он сам — единственный, кого следовало обвинять, ведь параноидальное состояние Дорфли — давным-давно ни для кого не секрет. Надо что-то с этим делать. Психиатр без труда зафиксирует отклонения в психике старого генерала, что послужит веским основанием для его отставки. Но поступить с Дорфли таким образом — последнее дело. Не так платят за лояльность, пусть даже лояльность безумную. Ладно, что-нибудь придумать можно.

Он прикурил и откинулся на спинку кресла, глядя на сверкающее кружение миллиардов и миллиардов крошечных огоньков на потолке. По крайней мере, считалось, что их там миллиарды миллиардов. Поль никогда не считал, так же, как семнадцать Родриков и шестнадцать Полей, которые сидели в этом кресле до него. Он потянулся к контрольной кнопке на подлокотнике, и в западной части звездной карты появилось красное пятно неправильной формы, напоминающее большую кляксу.

Империя. Все тысяча триста шестьдесят пять обитаемых вселенных, четырнадцать рас — даже пятнадцать, если считать пушистиков с Заратуштры, которые только-только пережили каменный век. Так Империя выглядела, когда Родрик IV впервые увидел карту в законченном виде, и когда Поль II построил дворец, и когда Стефан IV, дедушка Поля I, провозгласил Один императорской планетой, а Асгард — столицей. Тогда еще можно было как-то оправдать тот факт, что населена и исследована лишь небольшая часть Галактики. Империя, недавно победившая врагов, должна сначала объединиться, прежде чем начинать расширяться. Но все это происходило восемь веков назад.

Поль взглянул на ежедневный график дел, украшенный затейливым рисунком и аккуратно засунутый под стекло на столе. Завтрак на южной верхней террасе, с премьер-министром и имперскими советниками. Да, опять придется встречаться с советниками, такие встречи, увы, столь же неминуемы и регулярны, как заговоры об убийстве императора, раскрываемые Харвом Дорфли. А в полдень — пленарное заседание кабинета министров и советников. Неужели придется терпеть всех этих чиновников дважды в день? Досада на лице Поля сменилась усмешкой. Собрание советников — вот он, ответ! Надо назначить Харва Дорфли в Собрание. Этот позолоченный мусорный ящик только и нужен для размещения уволенных по старости сановников. Там старый маразматик не сможет причинить никому никакого вреда, а немного явного помешательства, возможно, оживит Собрание и привнесет хоть что-то новое.

А вечером — банкет, прием и бал в честь его величества Ранульфа XIV, короля планеты Дюрандаль, и в честь первого гражданина Жоржа Ягго, главного общественного управляющего Всенародного государства Адитья. Два руководителя имперских планет намереваются заключить торговую сделку. Интересно, чем все это кончится? Поль закрыл глаза и напряг память.

Дюрандаль — один из Клинковых миров, населенный беженцами — проигравшими во время войны Системных Штатов, которая разразилась в период существования Терранской Федерации. Несколько веков спустя небесные викинги, как стали себя величать дюрандальцы, снова промелькнули в галактической истории. Управляет Дюрандалем, как припомнил Поль, монархическое и довольно колоритное правительство. Общественный строй — нечто вроде полуфеодализма. Но про Адитью он мало что помнил. Не очень-то приятная планета, название должностей членов правительства и его главы заставляли задуматься.

Поль прикурил очередную сигарету, включил символьный монитор, чтобы посмотреть, какой же информацией его завалят нынешним утром, и чертыхнулся, увидев графическую таблицу с колеблющимися красными, голубыми и зелеными линиями. Сегодня к тому же день таблиц. Как обычно — тысяча дел одновременно.

На экране мерцала таблица межзвездной торговой ситуации, переданная министерством экономики. Красная линия означала производство, зеленая — экспорт, голубая — импорт. Таблица делилась вертикально по десяти наместничествам, каждое из которых подразделялось на префектуры. Используя клавиши увеличения и фокуса, Поль мог получить информацию по каждой планете в отдельности. Но он решил не утруждать себя этим занятием, подумав, зачем вообще нужны таблицы, информация в которых устарела как минимум двадцать дней назад, а по некоторым префектурам — еще раньше, отчего и получалось колебание линий графика. Данные для таблиц пересылались на межзвездных кораблях из планетного проконсульства в префектуры, оттуда в наместничества, после чего — в Один. Корабль с гипердвигателем развивает скорость до нескольких световых лет в час, но радиоволны все еще летят не быстрее 300 тысяч километров в секунду. Дополнительная сводка, охватывающая последние пять веков, демонстрировала фактическую картину — три совершенно ровные и абсолютно параллельные линии.