… И вот мы в засаде на захудалой, с единственным космопортом, геоподобной планетке, именуемой почему-то «Треугольник БГ». Я прекрасно помню альбом Бориса Гребенщикова «Треугольник», но, думаю, это все-таки чистейшее совпадение. Ведь если учесть, что космическая экспансия человечества началась лишь в начале двадцать третьего столетия, то придется признать, что творчество Гребня знали и любили самое малое двести лет. Ох, сомнительно… Хотя, может, планету эту открыл какой-нибудь его прямой потомок, к примеру хранитель семейного музея?
А был ли он вообще — двадцатый век? Иногда мне кажется, что это не настоящая моя память, а ложная, то, что называется «параноидальным бредом». Вот, например, сейчас я вспомнил некоего Бориса Гребенщикова. Мне кажется даже, что я помню некоторые его песни…
Да, полно, мог ли в действительности существовать на свете, да к тому же еще и быть более или менее популярным автор-песенник, сочиняющий и исполняющий следующее: «…друзья, давайте будем жить и склизких бабочек душить…» или «… ползет Козлодоев, мокры его брюки, он стар, он желает в сортир…»? «Вряд ли», — решаю я. И все чаще мне кажется, что родился я здесь, в таборе астроджипси. И услужливая фантазия тут же подсовывает мне разноцветные картинки моего псевдодетства. А что вы хотите? Мало на свете найдется людей, у которых не сорвало бы крышу после всего того, что пришлось пережить мне.
Ладно. Перейдем к делу. С «Треугольника БГ» мы собираемся угнать звездолет сборщика налогов.
Спланированная мной, дерзкая на первый взгляд операция, в сущности, значительно безопаснее угона какого-нибудь частного грузовика-дальнобоя, чем промышляют джипси обычно. Дело в том, что мы вошли в сговор с губернатором планеты и условия угона у нас будут самые благоприятные.
Основной источник доходов в бюджет «Треугольника» — добываемое тут, и только тут, вещество мудил, сырец для производства повсеместно используемого в медицине наркотического препарата трахатина. Мудил не обнаружен больше ни на одной обжитой планете галактики. В этом и счастье и беда треугольцев. Так как добыча подобных уникальных веществ по закону облагается налогом в размере пятидесяти процентов от добытого, причем натурой. А после реализации оставшегося еще тридцать процентов отдается государству, как налог от продажи наркосырья.
В результате две трети дохода от добычи мудила уходит государству и лишь треть — в бюджет планеты. Само собой, это мало устраивает ее жителей.
Уговор между нами и губернатором состоял в том, что он поможет нам угнать уже загруженный годовой порцией мудила звездолет налогового инспектора, мы же вернем этот груз треугольцам. Но выглядеть все должно так, как будто бы мы скрылись вместе с мудилом, и, само собой, никто не станет требовать от администрации планеты платить налог снова.
Самым трудным было убедить губернатора в том, что мы не собираемся обмануть его и вместе с кораблем присвоить так же и груз мудила… (Да какой же мудила придумал веществу такое название?! Нет, все! Отныне буду называть его сырец трахатина… Тьфу, ты!.. Просто сырец.)
Губернатора понять нетрудно. Мало кто склонен доверять цыганам. И правильно. Если бы мы знали, куда можно сбыть сырец или как произвести из него наркотик, мы бы обязательно умыкнули и его. Но мы не знали ни того ни другого: секрет производства принадлежит государству, охраняется им как зеница ока, и на рынок еще ни разу не поступала самопальная продукция. Это убедило губернатора. Все остальное было делом техники.
Табор раскинулся вокруг «Треугольника БГ», когда звездолет налоговой инспекции был уже загружен сырцом, а во дворце губернатора начался прощальный банкет (традиционная форма взятки). Мы же с Гойкой уже заранее находились на планете, в засаде — на пригорке возле космодрома, откуда прекрасно был виден и дворец губернатора.
В задачу губернатора входило напоить своих непрошеных гостей — налогового инспектора и штурмана корабля — до полного беспамятства, а также позаботиться о том, чтобы дежурить на космодроме выпало в эту ночь самым бестолковым из имеющихся в штате охранникам. Тогда картина кражи будет выглядеть натурально.
На пригорке мы проторчали больше двух часов. Наконец окна губернаторской спальни дважды мигнули. Это означало: «Готовы оба». Архаичность приемов, то, что информацию мы не доверяли современным средствам связи, работала на чистоту операции. Вот и команду на посадку звездолетов я дал, выпустив в небо три зеленые ракеты. Не заметить их через бортовые телескопы Зельвинда просто не мог.
Максимальная вместимость местного космопорта — сорок звездолетов, но он никогда не бывает загружен даже наполовину. Сейчас, например, на площадке находилось только девять кораблей — восемь местных и один, самый навороченный, налогового инспектора — тот, на который мы нацелились. В связи с такой недозагрузкой персонал тут привык работать не спеша…
И вдруг сразу семнадцать посудин, находящихся возле планеты, передают просьбу об экстренной посадке в связи с техническими неисправностями! Закон требует непременно удовлетворить такой запрос, если, конечно, позволяет площадь космодрома. А она позволяет!
Персонал в замешательстве. Если бы у дежурного диспетчера хватило ума не следовать букве закона слепо, если бы он решил взять на себя ответственность и не разрешил посадку… Но за пультом — отменнейший болван. Скорее всего, он почувствует какой-то подвох и прежде, чем дать «добро», позвонит губернатору… Но тот, как и его гости, в стельку пьян…
С ревом и грохотом повалились на площадь космодрома все семнадцать цыганских кораблей, покрытые вековой окалиной, трещинами и кое-как наляпанными заплатами. Такого металлолома тут, наверное, еще не видели. (Джипси же, скорее всего, даже и не заметили когда-то, как перебрались в эти звездолеты из кибиток.)
Но — не время для лирики и философии!
Выдернув из-за поясов парализаторы, я и Гойка, пригнувшись, бросились вниз по склону к воротам космопорта.
На такую удачу мы даже и не рассчитывали: ворота открыты и охраны нет. Хотя оно и понятно: сыплющиеся с неба корабли вызвали вполне естественное смятение: они восприняты как потенциальная угроза, хотя и неясно, чего от них ждать. Но уж нападения с тыла сейчас, в мирное время, предвидеть тут не мог никто.
Внезапно из помещения диспетчерской, к которому мы, собственно, и спешили, навстречу нам выбежал человек в форме служащего космопорта. Мы уже держали оружие в руках, он же только судорожно потянулся к кобуре… Я и Гойка выстрелили одновременно, и бедняга получил двойной парализующий заряд.
Вся эта операция совсем не походила на традиционные воровские вылазки джипси. Я с трудом уговорил на нее Зельвинду, нажимая на то, что времена меняются и расчет и хитрость могут стоить не меньше смелости и удачи. Я же настоял и на применении парализаторов. Джипси не кровожадны, грабежу они предпочитают бескровное воровство и мошенничество. Но они никогда не пользуются дистанционным оружием, предпочитая всему прочему магнитоплазменные кинжалы, при необходимости легко превращающиеся в сабли. И уж если случается рукопашная, бьют они насмерть. Я же хотел заполучить корабль, не погубив ни единой души.
Хлопки парализаторов слышались тут и там. Это, вывалив из звездолетов, «цыгане шумною толпою» убирали свидетелей будущей отгрузки сырца. Мы с Гойкой уже вбегали в диспетчерскую, когда я отчетливо услышал свист: заряд бластера прошел, где-то совсем рядом с моим ухом. Гойка среагировал быстрее меня, и еще один работник космопорта на сутки превратился в неподвижный манекен.
Мы тщательно осматривали диспетчерскую. Нельзя было оставлять ни единого свидетеля. Тут было тихо и пусто. Но дотошность, с которой мы обследовали каждый угол, оказалась нелишней. В запертой кабинке женского туалета мы обнаружили дрожащую женщину лет тридцати пяти.
Дверь кабинки Гойка выбил пинком, женщина завизжала, но тут же смолкла, сраженная зарядом парализатора. Гойка не был бы джипси, если бы не посчитал ее своей законной добычей. Он внимательнейшим образом оглядел и даже ощупал беднягу, затем обернулся ко мне и изобразил на лице гримасу, означавшую: «Ничего стоящего». Я сделал вид, что огорчен этим. Мы продолжили путь и вскоре выскочили на улицу.
