Грузовик смял и разодрал всю заднюю часть автомобиля, превратив ее в месиво. Водительское сиденье сорвало с места и бросило на руль.

Не выпрыгни она – сейчас бы висела, пришпиленная к рулю, – подумала Таня, и это тоже показалось ей безумно смешным.

Оказалось, она все еще сжимает в кулаке лямку рюкзака.

Пошарив в нем, нашла коммуникатор и набрала номер мамы. Захлебываясь от смеха, с трудом проговорила:

– Мам. Да, я. Мам, а я тебе рассаду не привезу-у!

Гаишники прибыли на удивление оперативно. Выбравшийся из белого «Форда» с синей полосой увесистый сержант, с достоинством несший впереди себя сытое упругое пузо, коротко спросил Таню о причине аварии, и передал описания грузовиков по радио.

Потом о чем-то долго расспрашивал Таню снова, она старалась отвечать, но приходилось концентрироваться даже для того, чтобы просто понять, что обращаются к ней.

Приехала «Скорая», оказывается, ее вызвала продавщица из «Хозтоваров». Таня сидела в густо пахнущем спиртом и какими-то медикаментами нутре «Скорой» и не чувствовала, как мажут ее ссадины, как накладывают повязку на стесанное почти до кости колено. Потом врач сунул ей под нос вату, Таня вдохнула и в голове у нее взорвалась бомба. Она резко дернулась назад, врач придержал ее, удовлетворенно приговаривая:

– Ну-ну, вот и отлично. Теперь приходим в себя и начинаем соображать.

Нашатырь помог, Таня действительно сумела включиться в происходящее.

Оказалось, снаружи уже собрался народ. С плачем попыталась повиснуть на шее дочери Светлана Игоревна, чуть позади озабоченно всматривался в Таню их сосед по даче – отставной полковник Василий Степанович, которого мама моментально мобилизовала, чтобы добраться до места аварии. «Пятерка» Василия Степановича приткнулась на обочине, сразу же за автомобилями ГИБДД.

Зашипев от боли, Таня уперлась рукой маме в грудь и мягко отстранила ее. Светлана Игоревна тут же принялась ощупывать лицо дочери, тревожно заглядывая ей в глаза и зачем-то все время спрашивая:

– Ты не ушиблась, ты не ушиблась, деточка?

Таня почувствовала, как пузырится внутри смех и поняла, что мама сделала самую замечательную вещь на свете – окончательно вернула ее в реальность. Она сама жива, мама рядом и, как всегда, переживает за нее, как за пятилетнюю, солнце все еще светит, значит, все в порядке.

И она здоровой рукой прижала маму к себе:

– Нет, мама. Я не ушиблась. Я просто чуть не угробилась.

Вот тогда Светлана Игоревна и разревелась.

Дальнейшие события Таня помнила довольно слабо – вместе с облегчением пришла огромная усталость. Василий Степанович отвел ее к своей «Пятерке», открыл заднюю дверь и усадил на сиденье со словами:

– Дверь не закрывай, просто посиди. Или приляг. Я сам там разберусь.

И разобрался ведь! Пару раз сквозь забытье Таня слышала его зычный голос, перекрывавший недовольное бормотание гаишников.

В итоге сержант, оформлявший аварию, подошел к ней с какими-то бумагами, попросил подписать.

Тут же возник отставной полковник, коршуном навис над плечом толстяка-милиционера, глянул на бумаги, и кивнул Тане:

– Все нормально. Подписывай.

Расписавшись, Татьяна вышла из машины. Вздыхая, побродила вокруг останков «Гольфа». Василий Степанович ходил рядом, с другой стороны, все время заглядывая в лицо дочери, шла Светлана Игоревна.

В конце концов, Таня не выдержала:

– Да живая я! И не рехнулась! Колено болит, плечо болит! А крыша не поехала!

Колено, действительно, болело зверски.

Таня остановилась у смятого заднего бампера.

Да какой уж там бампер! Всю заднюю часть автомобиля вывернуло и даже частично оторвало, удар многотонного грузовика, несшегося на полном ходу, был страшен.

И все равно Таня напряженно всматривалась в изодранный металл, словно надеялась обнаружить следы того первого толчка, что выбросил ее на встречную полосу.

Сосед-полковник встал рядом, проследил за Таниным взглядом, хотел что-то спросить, но не стал. Вместо этого обратился к Таниной маме:

– Светлана Игоревна, а посмотри у меня в машине мобилку, принеси, будь другом.

Как только она отошла, спросил девушку:

– Ты что высматриваешь то? И как тебя, вообще, угораздило?

– Ох, Василь Степаныч, не спрашивайте. Сама не пойму. Вот как пойму – так скажу, верите? – задумчиво, не отрывая взгляд от погибшей машины, сказала она.

Теперь заболело еще и плечо. Поморщившись, Таня попробовала поднять руку и со свистом выдохнула воздух сквозь сжатые зубы, острое шило проткнуло руку от плеча до грудины.

Подоспевшая мама тревожно спросила:

– Что? Что такое?

И, не дожидаясь ответа дочери, обратилась уже к соседу:

– Вот что, Степаныч, вези ты ее в Москву, в «травму». Пусть снимки сделают.

Таня попробовала протестовать, но разве можно сопротивляться двум бодрым пенсионерам, почувствовавшим свою полезность?

– А с ней что? Не оставлять же. Оформлять там что-нибудь – попыталась она вывернуться, но Василий Степанович решительно обнял ее за здоровое плечо и повел к машине:

– В утиль ее. Все. Померла, так померла. Я сам все устрою, прослежу, чтобы ее и отволокли куда надо, и с учета сняли.

Если Полковник, как звали Василия Семеновича между собой все обитатели дачного поселка, что-то говорил, то все знали – так и будет.

А к Татьяне и особенно ее маме, он испытывал чувства, похоже, далеко выходящие за рамки добрососедских. Впрочем, держал себя истым джентльменом, и, как подмечала Таня, Светлана Игоревна тоже начинала отвечать бравому отставнику взаимностью.

В другое время Таня бы рассыпалась в словах благодарности, уверяла, что все сделает сама, но сегодня только молча кивнула, и, усевшись в машину полковника, устало закрыла глаза.

Навалилась тяжелая дремота.

Она слышала, как Василий Степанович звонит куда-то по телефону, что-то резко говорит командным тоном, потом она окончательно провалилась в сон и очнулась только когда «пятерка» затормозила перед больничного вида строением.

– Пойдем, девонька, – тронул ее за руку Василий Степанович.

Потом ее осматривали люди в белых халатах и с воинской выправкой, ей сделали рентгеновский снимок, ей светили в глаза, ей поменяли повязку на ноге и еще раз обработали ушибленное плечо, ей…

Василий Степанович добрым но грозным ангелом возвышался за спинами докторов, отчего они подтягивались и делались внимательны и любезны.

Таня мимолетно подумала, кем же был милейший Степаныч во время службы, но мысль тут же ушла.

Выяснилось, что переломов и внутренних травм нет, есть только капитально ободранное колено, которое болеть будет долго, но, в конце концов, заживет, да сильнейший ушиб плеча, тоже неприятный, но здоровью не угрожающий.

Один из докторов на прощание выписал ей какие-то таблетки, наказав обязательно выпить перед сном, и с напутствием:

– Не волнуйтесь, но выпейте обязательно. Штука хорошая. Их людям, вышедшим с «Норд-Оста» давали. Поверьте, вам это потребуется.

Таня поверила – потребуется, хотя пить непонятные снадобья очень не хотелось.

Неожиданно она очень остро поняла, чего именно ей хочется – чтобы рядом оказался Вяземский. Не нужно даже, чтобы он что-нибудь делал, просто был рядом, и она об этом знала. За руку могла бы подержать.

Таня всхлипнула и, прогнав ненужные мысли, попросила Василия Степановича:

– А отвезите меня домой, пожалуйста. Я сейчас, наверное, приеду, и до утра просплю.

Она действительно думала, что отключится, едва сядет на кровать. Думала так, устраиваясь поудобнее, чтобы не тревожить плечо, где наливался феноменальных размеров синяк, думала, что заснет, пристраивая больное колено, мечтала об этом, закрывая глаза…

Яркий свет, удар, даже не удар, мягкий, но неимоверной силы, толчок, «Гольф» летит вперед и, сотрясаясь, приземляется перед грузовиком. Надвигается решетка радиатора…

И снова…