Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Злоба перекосила лицо Тсотха-ланти, увидевшего сломанный строй дрогнувших войск союзников. Догадываясь о причинах суеверного страха, овладевшего солдатами, он крикнул: «Вперед! Все равно мы сильнее! Сегодня вечером мы встретим победу на руинах Шамара!»

Жрец воздел руки к небу и воззвал голосом, леденящим кровь:

— О Сет! Пошли нам победу! Клянусь, что пять раз по сто шамарских девственниц обагрят кровью твой алтарь!

Приближающаяся армия уже спустилась на равнину. За рыцарями шли отряды хмурых всадников на крепких коренастых лошадках. Выйдя на простор, они спешились и встали плечом к плечу: отдельно — приземистые боссонские лучники, отдельно — яростные гундерцы-копьеносцы с длинными светлыми волосами, выбивающимися из-под шлемов.

Полки, сформированные Конаном за эти безумные часы, представляли собой довольно пестрое зрелище.

Он начал с того, что отогнал озверевшую кровожадную толпу от пелийских отрядов — и приобрел благодарную испытанную пехоту. За Троцеро ринулся гонец на самом быстром коне с приказом мчаться во весь опор в столицу. Юг был прочесан в поисках рекрутов — и тарантийская знать отдала своих людей в распоряжение короля.

Девятнадцать сотен тяжеловооруженных рыцарей встали под штандарты Аквилонии, и ядро их составляли закаленные бойцы из Пуатена. За счет пелийцев, новобранцев и отрядов вельмож было сформировано пять тысяч лучников и четыре — копейщиков.

И сейчас эта армия, невеликая числом, но твердая духом, стояла на шамарской равнине. Впереди лучники, за ними торчали копья гундерцев, и замыкала строй тяжелая конница.

На скалы их щитов неумолимым приливом накатывалась армия союзников. И у жителей Шамара на стенах дрогнули сердца, когда они увидели малочисленность поддержки.

Замысел Арбануса уповал на численное превосходство — смести пехотой заслон Конана и открыть путь для сокрушительного удара бронированной кавалерии. Пятьсот шагов, четыреста — и дождь шемитских стрел закрыл солнце. Но на пути смертоносного ливня стояли лучники Запада, закаленные в тысячелетних войнах против диких пиктов. Они невозмутимо шли вперед, смыкая ряды над павшими. Их луки уступали шемитским в дальнобойности — но в меткости они не уступали никому. Панцири боссонцев были крепче, и крепче была их дисциплина и боевой дух. Подойдя на триста шагов, боссонцы послали впереди себя убийственный град стрел. Легковооруженные шемиты валились ряд за рядом. Не выдержав, они бросились врассыпную — открыв для обстрела идущих позади кофтских копьеносцев, пытающихся спешно выйти на дистанцию рукопашного боя. Кофтцы прошли сквозь стрелы и столкнулись с дикими гундерцами, уроженцами самых северных провинций Аквилонии, рожденными для строя пехоты.

Родина гундерцев граничит с Киммерией, и люди ее не зря гордятся самой чистой гиборейской кровью.

Кофтцы, ряды которых весьма поредели от боссонских стрел, недолго смогли выдерживать напор гундерцев и в страхе побежали. Страбон зарычал от бешенства, видя бегущую пехоту, и отдал приказ трубить атаку рыцарей. Напрасно Арбанус старался остановить его, указывая на лучников, напрасно советовал временно отступить — Страбон окинул взглядом конницу противника, выглядевшую горсткой приговоренных к смерти, и приказал трубить.

Арбанус поручил свою душу Иштар и поднял золотой рог.

Земля задрожала от конского топота. Полки мчались вперед, давя копытами своих и чужих и грудью встречая напор стрел боссонцев, не обращая внимания на летящую смерть — и через секунду они должны были врезаться в ряды лучников.

Дождь смерти собирал обильную жатву. Широко расставив ноги, боссонцы стояли плечом к плечу и в ритме коротких окриков натягивали луки и спускали тетиву.

Свалился первый ряд рыцарей. На их нашпигованные стрелами тела валились другие, ломая ноги лошадям, предоставляя лучникам возможность стрелять, почти не целясь.

Все завертел адский водоворот, Страбон отдавал одни приказания, Амальрик — другие, а войсками овладел страх при виде человека, которого они считали мертвым.

Конан кивнул трубачу. Тот поднес к губам витой рог и протрубил сигнал. Ряды пехоты расступились, и вперед пошла аквилонская конница. Столкнувшиеся полки, казалось, пошатнули своим грохотом бастионы Шамара. И орды союзников не выдержали удара стального клина, ощетинившегося копьями. Их шеренги были сметены, и в центр прорвались рыцари из Пуатена, рубя направо и налево страшными двуручными мечами. Клинки гремели по панцирям, подобно тысячам молотов, рушащимся на наковальни.

Даже воинов на башнях и стенах города оглушил грохот жуткого сенокоса. Их взгляды устремились туда, где меж сверкающими лезвиями развевались на шлемах пышные султаны, где видны были летящие знамена.

Пал Амальрик, разрубленный огромным мечом Просперо, и тело его свалилось под конские копыта.

Толпы офицеров кружили вокруг неполных двух тысяч всадников Конана и не могли разорвать аквилонский строй. Гундерцы и боссонцы, расправившись с остатками бежавшей пехоты, сомкнули ряды и кинулись в самую гущу, беспощадно разя стрелами и копьями.

Конан, мчащийся во главе ударного отряда, издал боевой клич и стал описывать круги мечом, от которых не спасал ни шлем, ни панцирь. Путь его был отмечен кровью и смертью, он несся подобно молнии, прорубая дорогу к бледному Страбону, окруженному гвардией.

Здесь решалась судьба сражения, потому что Страбон по-прежнему обладал численным перевесом, и умелое командование способно было решить исход. Увидя своего заклятого врага, подошедшего на длину удара, король Кофта с криком махнул топором, высекшим искры из шлема киммерийца; но Конан привстал на стременах, и тяжелый меч его обрушился на голову Страбона. Шлем лопнул вместе с черепом. Конь убитого истошно заржал, встал на дыбы и помчался по полю, волоча мертвое тело. Отчаянный вопль вырвался из уст кофтской гвардии, их ряды смешались. Троцеро со своими людьми мгновенно прорвался к своему королю, и вскоре большой штандарт Кофта зашатался и упал.

Внезапно до ушей сражающихся донеслось многоголосье боевого клича, разнесшегося по равнине. Защитники Шамара открыли ворота и кинулись в отчаянную атаку на почти брошенный вражеский лагерь, рубя охрану, поджигая и валя осадные башни. И эта капля переполнила чашу.

Армия союзников прекратила свое существование, ища спасения в паническом бегстве. Пытаясь уйти от беспощадных преследователей, они кинулись к кораблям, но перепуганные зажигательными стрелами экипажи подняли якоря и отвели флотилию к противоположному берегу. Часть бегущих успели выскочить на мостик из лодок, но горожане перерубили канаты, и лодки понесло течением. Битва превращалась в резню. Захватчики гибли на побережье или тонули под тяжестью доспехов. Ранее они не давали пощады врагам и теперь не рассчитывали на подобное по отношению к себе. Поле покрылось трупами от подножья холмов до круч Тибора, а вода окрасилась кровью.

Около двух тысяч рыцарей пошли с Конаном на юг, и едва пятьсот из них пережило битву под Шамаром, чтобы гордиться шрамами, а лучников и копьеносцев осталось еще меньше. Но среди горстки перебравшихся через лодки — среди них был Тсотха-ланти, несшийся, как ветер, на большом, странного вида коне. Ни одна лошадь не могла сравниться с ним в скорости. Давя копытами кого попало, жрец выскочил на тот берег. Оглянувшись, маг увидел летящего за ним черного всадника; лодки уже начали дрейфовать, но Конан пришпорил коня и вынудил его прыгать с лодки на лодку. Тсотха было начал говорить заклинание, но заржавший от напряжения вороной в последнем отчаянном усилии достиг берега. Маг повернул странного коня и понесся прочь, а за ним — размахивающий мечом Конан.

И так неслись они — охотник и добыча — и не мог вороной ни на фут приблизиться к беглецу, хотя и напрягал до пределов выносливости каждый нерв. Солнце клонилось к закату, шум битвы стихал за плечами.

Неожиданно на горизонте показалась точка, постепенно превращающаяся в большого орла, упавшего на шею коня Тсотха-ланти. Перепуганный зверь заржал, встал на дыбы и сбросил всадника.

10
{"b":"10528","o":1}