Словно в сказке, на экране —

И не нужен чародей —

В новом фильме вдруг крестьяне

Превращаются в князей!

То купец – то неимущий,

То добряк – а то злодей, —

В жизни же – почти непьющий

И отец восьми детей.

Мальчишки, мальчишки бегут по дворам,

Загадочны и голосисты.

Скорее! Спешите! Приехали к вам

Живые киноартисты!

Но для нашего для брата,

Откровенно говоря,

Иногда сыграть солдата

Интересней, чем царя.

В жизни всё без изменений,

А в кино: то бог – то вор, —

Много взлетов и падений

Испытал киноактер.

Мальчишки, мальчишки бегут по дворам,

Загадочны и голосисты.

Скорее! Спешите! Приехали к вам

Живые киноартисты!

Сколько версий, сколько спора

Возникает тут и там!

Знают про киноактера

Даже больше, чем он сам.

И повсюду обсуждают,

И со знаньем говорят —

Сколько в месяц получает

И в который раз женат.

Мальчишки, мальчишки – не нужно реклам —

Загадочны и голосисты.

Спешите! Скорее! Приехали к вам

Живые киноартисты!

Хватит споров и догадок —

Дело поважнее есть.

Тем, кто до сенсаций падок,

Вряд ли интересно здесь.

Знаете, в кино эпоха

Может пролететь за миг.

Люди видят нас, но плохо

То, что мы не видим их.

Вот мы и спешим к незнакомым друзьям —

И к взрослым и к детям, —

На вас посмотреть, – все, что хочется вам,

Спросите – ответим!

Комментатор из своей кабины

Кроет нас для красного словца, —

Но недаром клуб «Фиорентины»

Предлагал мильон за Бышовца.

Что ж, Пеле как Пеле,

Объясняю Зине я,

Ест Пеле крем-брюле,

Вместе с Жаирзинио.

Муром занялась прокуратура, —

Что ему – реклама! – он и рад.

Здесь бы Мур не выбрался из МУРа —

Если б был у нас чемпионат.

Я сижу на нуле, —

Дрянь купил жене – и рад.

А у Пеле – «шевроле»

В Рио-де-Жанейро.

Может, не считает и до ста он, —

Но могу сказать без лишних слов:

Был бы глаз второй бы у Тостао —

Он вдвое больше б забивал голов.

Что ж, Пеле как Пеле,

Объясняю Зине я,

Ест Пеле крем-брюле,

Вместе с Жаирзинио.

Я сижу на нуле, —

Дрянь купил жене – и рад.

А у Пеле – «шевроле»

В Рио-де-Жанейро.

Разбег, толчок… И стыдно подыматься:

Во рту опилки, слезы из-под век, —

На рубеже проклятом два двенадцать

Мне планка преградила путь наверх.

Я признаюсь вам как на духу:

Такова вся спортивная жизнь, —

Лишь мгновение ты наверху —

И стремительно падаешь вниз.

Но съем плоды запретные с древа я,

И за хвост подергаю славу я.

У кого толчковая – левая,

А у меня толчковая – правая!

Разбег, толчок… Свидетели паденья

Свистят и тянут за ноги ко дну.

Мне тренер мой сказал без сожаленья:

«Да ты же, парень, прыгаешь в длину!

У тебя – растяженье в паху;

Прыгать с правой – дурацкий каприз, —

Не удержишься ты наверху —

Ты стремительно падаешь вниз».

Но, задыхаясь словно от гнева я,

Объяснил толково я: главное,

Что у них толчковая – левая,

А у меня толчковая – правая!

Разбег, толчок… Мне не догнать канадца —

Он мне в лицо смеется на лету!

Я снова планку сбил на два двенадцать —

И тренер мне сказал напрямоту,

Что – начальство в десятом ряду,

И что мне прополощут мозги,

Если враз, в сей же час не сойду

Я с неправильной правой ноги.

Но лучше выпью зелье с отравою,

Я над собою что-нибудь сделаю —

Но свою неправую правую

Я не сменю на правую левую!

Трибуны дружно начали смеяться —

Но пыл мой от насмешек не ослаб:

Разбег, толчок, полет… И два двенадцать —

Теперь уже мой пройденный этап!

Пусть болит моя травма в паху,

Пусть допрыгался до хромоты, —

Но я все-таки был наверху —

И меня не спихнуть с высоты!

Я им всем показал «ху из ху», —

Жаль, жена подложила сюрприз:

Пока я был на самом верху —

Она с кем-то спустилася вниз…

Но съел плоды запретные с древа я,

И за хвост подергал все же славу я, —

Пусть у них толчковая – левая,

Но моя толчковая – правая!